- Расслабьте ногу. Вытяните. Ну?!

Мужичонка порывисто вздохнул, и подчинился. Невысокая симпатичная докторша наклонилась над ним, и внимательно глядела в лицо пациенту. Что она там ищет, интересно? В это время мой приступ повторился: я застонал. Докторша, не отрываясь от пациента, бросила:

- Терпите.

Она осмотрела меня минутой раньше. Я спросил ее, не замужем ли она. Мне не было интересно, просто больному полагается хорохориться и бодриться. Она оценила. А сейчас рассматривала этого мужичонку: грязного селянина, с мешковатыми штанами, перетянутыми вместо ремня веревкой.

- Что у вас болит?
- Доктор, доктор, мне – неудобно, - громко, на всю приемную палату, прошептал тот.
- Нога? – докторша улыбалась.
- Выше…

Я захихикал, и прикусил палец, чтобы не заорать от боли. Докторша почувствовала это, хоть я не проронил ни звука, и снова бросила:

- Терпите!

Мужичонка блаженно улыбнулся (рука врача скользила по его паху). Они переговаривались тихо, но я все слышал:

- Понимаете, доктор, - шепелявя, бормотал пациент, - понимаете, я был на вечеринке в селе. Грех, страшный грех. Совершил грех.
- А болит что? - блядь, она была терпелива, эта черноволосая красавица в белом халате.
- Выше, нет, еще чуть выше. И грех я сделал. Да, сделал грех. Страшный, доктор. Болит, ой, болит. Неудобно –то как…
- Так что болит?

Докторша улыбалась. Я смеялся. Сюда меня привезли час назад. Вечность. Меня трясло, натурально трясло, но вот уже час меня только щупали коновалы, одетые то в зеленые, то в белые халаты, а боль в спине все разгоралась. Но уколов я не просил: чувство достоинства не позволяло.

- Видимо, - стуча зубами, проорал я, - у него что-то с членом или яйцами, доктор, а он просто стесняется вам сказать.
- Мошонка? – спросила она пациента, полностью игнорируя меня, и взяла его яйца в руку.
- Слава богу, вы в перчатках, - взвизгнул я.
- Терпите, - бросила она мне, и спросила селянина, - здесь болит?

Мужичонка блаженно жмурился. Докторша минут пять мяла и щупала его яйца, пытаясь выяснить, болят они или нети. На селянина же словно оцепенение нашло: он лишь молчал и жмурился. Жмурился и молчал.

- Да вы ему дрочите! – я попытался приподняться на локте, но не смог, и рухнул лицом в вонючий брезент, которым была покрыта койка. Доктор, вы ему дрочите! Да он извращенец просто, ни хера у него не болит!

Мужичонка дернулся, докторша едва успела отдернуть руку, и всем, даже тупо жевавшей в углу медсестре стало ясно, что я был прав. Селянин вскочил, и, застегивая штаны, кланяясь побежал к выходу. В это время в палату завели мужика с лицом, залитым кровью. Его придерживала под руку жена. Пострадавшего подвели к койке, и уложили. Жена наклонилась поправить подушку, и тут он со всей силы заехал ей ногой в лицо.

- Сука! Сука ты проклятая!!! – заорал он ей. – Чтоб ты сдохла.

Мне показалось, что «скорая» привезла меня в сумасшедший дом. Докторша вернулась ко мне.

- Клянусь, - я заметил, что при смехе боли уменьшаются, - я буду счастлив, если вы и мне вздрочнете. Но болит у меня, увы, спина.
- Вы насмешник, - она улыбалась, и поднимала мою рубашку.
- Что у меня, доктор?
- Одно из трех, - руки у нее были удивительные, я еще раз позавидовал селянину, - или аппендицит, или камень в почке, - огромный камень! - или позвоночник.
- Знаете, - меня неудержимо тянуло говорить, - вы очень похожи на одну девушку, с которой я был знаком лет десять назад. Она училась в медицинском колледже. Я с ней плохо обошелся. Она, наверное, стала доктором. Стелла, если это ты, я себе не завидую.
- У вас зачатки мании преследования, - она нахмурилась, - это обычно бывает при позвоночнике.
- Так ты – Стелла? – я нервничал.
- Больной, успокойтесь. Психические травмы были?
- Да вы что меня, в дурдом упечь хотите? У меня болит спина, спина, понимаете? Поясница! А, мать вашу! Я подыхаю, подыхаю, ясно? У-ми-ра-ю.
- Мужчины очень эмоциональны и неустойчивы к боли.
- Заткнись, эсэсовка!
- Сейчас мы отведем вас на УЗИ.
- На кой хер? Я же не беременный?

На УЗИ меня везли на каталке.

ХХХХХХХХ

У дверей кабинета была небольшая очередь. Я достал телефон, и отослал сообщение Лене. Потом подумал, и послал еще одно: Свете. Насте я никаких сообщений посылать не стал: буквально неделю назад она, психанув, изрезала два моих свитера на мелкие кусочки и демонстрировала их мне перед тем, как предаться постельным забавам. Отсасывала она божественно, и я был в нее влюблен, но именно в тот момент понял: с Настей пора заканчивать. К тому же я был пьян, и слегка параноик: и не смыкал глаз до самого утра.

- Ты молодец, - сказала Настя утром поощрительно, - трахался всю ночь.

Господи, да я просто боялся, что она изрежет меня так же, как мои свитера. К тому же у нее была отвратительная привычка: каждый раз, когда мы сходились, она с маниакальным упорством съезжала от мужа. Это меня смущало.

В любом случае, оставались Лена и Света. Обе они очень поддержали меня в то лето: месяца два до того, как попасть в больницу, я только пил, да страдал. Это была очередная депрессия, связанная с окончанием очередной книги. С меня будто сняли кожу: даже вид шелудивой собаки вызывал во мне слезы и рвотную реакцию. При этом я стал совершенно апатичен к еде. Спасти меня окончательно они не могли: мне было хорошо только в то время, когда одна из них находилась рядом. Но временное спасение давали.
Что ж. Я был благодарен этим двум моим антитезам (Лена была полная, а Света – худенькая, и только глаза у них у обеих были зелеными) и за малое.

- Знаете, доктор, - повернулся я к черноволосой медичке, - я соврал. Я псих, конченый психопат.
- Мы поставим вам укол, - она улыбнулась, и боль станет меньше.

Так оно и случилось.

- Когда я сплю с комсомолкой, - меня неудержимо тянуло говорить с этой докторшей, - мне кажется, что я трахаю весь комсомол, когда я трахаю националистку, то как будто натягиваю всех национал-радикалов Молдавии. Я извращенец?
- Вы символист.

В это время трое пациентов, стоявших в очереди, начали блевать. Отчаянно, с огоньком.

- Мать вашу, да что же это такое?! – я был в отчаянии.
- Как что? – докторша снова улыбнулась. – Сегодня же праздник. День Независимости!

Я перевел дух и застонал.

- Терпите, - может, она была роботом?
- Терплю, - пропыхтел я. – Терплю.
- Все в порядке? Вам лучше?
- Нет, мне плохо. Но – все в порядке. Так оно и должно было быть.
- Что?
- Расплата. Расплата, понимаете?
- Что?

Я отчаялся что-либо объяснить:

- С Днем Независимости вас.

ХХХХХХХХХ

… О том, что у нас нет будущего я понял, когда Лена, придя ко мне домой, даже не поинтересовалась морской свинкой. Тем не менее, она пришла, и это было уже что-то.

Я быстро шмыгнул в ванную – вымыть руки.

Лена пришла ко мне домой,