Хлюп. Хлюп. Мокрый снег набивался в ботинки и приятно холодил стопы.

- Почему ты не купишь новые ботинки? – спросила меня Ира.

Это было еще до того, как она застала меня со своей подружкой в своей спальне, поэтому спрашивала Ира спокойно. После того, как она все-таки ЗАСТАЛА меня в своей спальне со СВОЕЙ подружкой, общались мы исключительно на повышенных тонах.

- Ладно бы она была ТВОЕЙ подружкой, - орала Ира, выкидывая на лестничную клетку мои роскошные военные ботинки 42-го размера. – Ладно бы твоей. Но ведь Таня – МОЯ подружка.
- БЫЛА твоей, хочешь ты сказать, - орал я, обуваясь уже на площадке. – Сейчас-то ты ее ненавидишь, злобная ты сука!
- Забирай свои долбанные ботинки и уебывай! – орала она уже за закрытой дверью.

Так мы и поорали.

Прислонившись к перилам, я устало думал, что женщины удивительно нелогичны. Ведь ботинки-то я уже забрал. Так какой смысл предлагать мне уебывать с ними? Утешало лишь одно: позавчера двоюродная тетя выгнала мужа, когда поймала его ебущимся не где-нибудь, а на лестничной клетке. Прямо на лестничной клетке. И ебался он с соседкой с третьего этажа. Вы только представьте себе: лишиться места в квартире, регулярного питания, социального статуса и уважения общества, и все это – из-за одной поебки на лестничной клетке. Интересно, какое лицо было у дяди, когда жена его застала? Я захихикал. Смысла плакать не было

Ведь кому-то сейчас было еще хуже, чем мне.

ХХХХХХХ

Впрочем, все это было два года назад. С тех пор Ира не раз звонила мне на работу, визжа в трубку:

- Когда ты заберешь свой костюм, наконец?! У меня своя жизнь, зачем мне твой костюм?! Или ты заберешь его, или я выброшу на свалку!

Я не боялся. Во-первых, свалка у нас в десяти километрах за городом, а Ира была удивительно ленивой сукой. Во-вторых, костюм я оставил специально: я не потерял надежды выебать Иру еще несколько раз. А вещь, оставленная в чужом доме, не позволяет о тебе забыть. Мой костюм, - старый, с двумя пятнами спермы на брюках после свидания в девятом классе и пятном блевотины после выпускной вечеринки, - ломал ее волю. Безусловно.

Ботинки же я не покупал по двум причинам. Первая – они мне нравились. Вторая – у меня не было денег на новые ботинки.

Нет, деньги-то как таковые у меня были. Тысяча двести долларов. Состояние. Если бы в коммуналке, - куда я перебрался из теплого рая кулинарных и плотских радостей Ирины, - узнали, сколько денег я держу под кроватью, в книге «Боевые искусства Китая», меня непременно ограбили бы.

Нет, нет, конечно, никакими боевыми искусствами Китая я не занимался. От любых искусств у меня мигрень. Просто у меня была единственная возможность украсть что-то в книжном магазине, откуда меня уволили буквально час назад. Единственная. Директор, дав мне расчет, отвернулся ровно на три секунды. Я схватил единственное, что лежало на его столе в тот момент, - те самые «Боевые искусства Китая», - и сунул себе под майку. Директор выключил монитор, и снова ко мне повернулся.

Он был очень успешный, этот директор, и почти два года платил мне большую зарплату. Нет, конечно, вовсе не потому, что он был поборником социальной справедливости и сторонником достойной
оплаты достойного труда. Он платил мне большую зарплату просто потому, что мне хватало наглости ее требовать. А еще он хотел, чтобы все его сотрудники вели здоровый образ жизни.

- Когда ты начнешь качаться? – постоянно спрашивал он меня.

Качаться. Вот хуйня-то. Мы пожали друг другу руки, я с сожалением скользнул взглядом по директорскому столу, отполированному задницей моей любовницы (она пробавлялось здесь секретаршей, а я пробавлялся ей и ее задницей по вечерам, когда директор уходил), и тепло попрощался.

- Послушай, - крикнул он мне вдогонку. – У тебя живот будто квадратный. Ты что, накачал, наконец-то, мышцы живота?!
- Тренажеры не для меня, - я издевался, я всегда так делаю напоследок, - просто я занялся боевыми искусствами.
- Какими?!

Я улыбнулся:

- Боевыми искусствами Китая.

ХХХХХХХХХХ

- Вставай, вставай, еб твою мать!

Еби свою, дешевле будет, - вот что я хочу сказать ему, но наплывшее на меня лицо исчезает, прежде, чем я понимаю, что не могу вымолвить и слова. Губы разбиты, СЛАДКО разбиты, - вы же понимаете, иногда так и хочется врезать по ним кулаком, чтобы пропал странный зуд, - так вот, на этот раз по ним врезали за меня. Язык одеревенел и не ворочается.

- Вставай, ебать тебя! – вновь кричит в мое лицо пожилой мужчина, и хлопает меня по щеке.

В другом углу ринга, прижав, как учили, локти к бокам, стоит, подпрыгивая, мой соперник. Он напуган, но чуть возбужден. Радостно возбужден. Минутой раньше я разбил ему нос прямым левым, после чего испугался, и перестал бить его в голову. Вот он этим и воспользовался.

- Вставай, еб твою! Благородная девица!

С трудом перевернувшись на живот, я приподнимаюсь на правое колено, и тупо кружу взглядом по рингу. Он, ринг, невыносимо зеленый. Канаты желтые, но они пропадают в тусклом освещении спортзала. Я их не вижу, и, поднявшись, наконец, семеню к краю ринга на негнущихся ногах.

- Эй! Эй!

Я поворачиваюсь лицом к противнику не из-за крика. Просто тренер разворачивает меня.

- Эй, ты куда?! Это же был нокдаун, нокдаун, понимаешь?! Не нокаут! Нокдаун!

Он терпеливо проговаривает мне это несколько раз. Двадцать лет работы тренером в зале с пацанами с вышибленными на ринге мозгами приучили его к терпению.

- А теперь – бокс! Бокс!!!

Теперь вы понимаете, почему у меня начинается мигрень при словосочетании боевое искусство?

ХХХХХХХХХХХ

Хлюп. Хлюп. Так вот, на новые ботинки у меня денег не было, потому что я остался без работы. И собирался запить. Поэтому любые, - за исключением спиртного и еды, - покупки мной в ту зиму не планировались. К тому же, из-за уникального строения своей вечно опухающей стопы (38-й размер по длине, 44-й по ширине), мне трудно было бы подобрать обувь. Стопы к тому же все время горели, и потому немного снега им бы не помешало. Я стал подгребать подошвой грязную слякоть, покрытую еще белыми снежинками, как корж торта – кокосовой стружкой. Хлюп. Хлюп.

ХХХХХХХХХХ

После того, как Ира выбросила меня и мои израильские военные ботинки из своей квартиры, - уютное гнездышко для пизды, обставленное мягкими игрушками всех цветов радуги, - я радостно пил месяца три. Потом меня подцепила Наташа. Именно она и именно меня. Я вспоминаю о ней, и в мой левый ботинок набирается чересчур много снега. С Наташей, увы, у нас не вышло долгой и прочной половой связи. А жаль, мне бы этого хотелось. Нет, я ее не любил.

У Наташи был магазин мягких игрушек, новый автомобиль «Ауди», куча денег, и редкие волосы.

Наверное, мы слишком многого ожидали друг от друга. Я приглашал ее в гости, кормил тушеными осьминогами, предварительно