Фестиваль
Кто добавил: | AlkatraZ (22.06.2010 / 17:40) |
Рейтинг: | (0) |
Число прочтений: | 2763 |
Комментарии: | Комментарии закрыты |
- Быстрее, черт бы тебя побрал!
Водитель виновато склонился над рулем, и выжал из машины все, что смог. Автомобиль серебристого цвета, - в котором ехал советник президента по национальной безопасности, Николай Горбыля, - несся по встречной полосе центрального проспекта Кишинева. Хорошо, стекла были тонированные, и никто не видел, как выглядит советник.
Горбыля был одет в роскошный серебристый пиджак, в который были вшиты оранжевые нити. Пуговицы на пиджаке были синие.
Галстук, на котором была нарисована радуга, заканчивался широким углом ядовито-зеленого цвета. Голову советника украшала великолепная огромная шляпа, бежевая, с фазаньими перьями. Из под пиджака выглядывала розоватая рубаха.
Чресла советника опоясывал алый ремень с черной пряжкой. Брюки Горбыли были коричневые, с белыми вставками, и осыпаны карнавальной фольгой. Они опускались на ботинки советника: правый из которых был желтым, а левый – голубым. Шнурки на ботинках были золотистые.
Горбыля злорадно улыбался. Наконец-то настал час его реванша. Это он здорово придумал. А никто из коллег, олухов царя небесного, и не сообразил ничего. Это он, только он, сам Горбыля, глядя на прошлом совещании в лицо президенту, понял, что тот недоволен черными костюмами своих советников.
- Что это вы все в черном? – спросил президент советников. – Прямо как вороны? Мы же молдаване, народ веселый.
Никто из советников этому внимания не придал. В чем же еще приходить к президенту, как не в костюме черного цвета? А Горбыля все правильно понял.
- Небось, - прошептал Горбыля, закуривая, - старый хрыч, черный цвет напоминает тебе о смерти? Так ведь пора о ней подумать-то, в твоем возрасте, ты, ходячая консерва для могильных червей!
После чего наклонился к зеркальцу, вмонтированному в спинку сидения шофера, и ласково сказал:
- Мой президент. Вы замечательно выглядите сегодня. Я мечтаю выглядеть вполовину так хорошо, как вы, когда мне исполнится столько же лет, сколько и вам. Разрешите поздравить вас…
Оставшись доволен выражением своего лица, Горбыля откинулся на сидение, и уронил пепел на брюки. Плевать. Лишнее пятно этому костюму не помешает! Горбыля представил, как президент, расчувствовавшись, похвалит его за то, что он уловил желание шефа. Просто по выражению лица. Может, еще и наградит как-нибудь. То-то эти завистливые подонки, коллеги, будут завидовать. Поделом. Понаехали. Честному молдаванину, вроде него, Горбыли, на родине уже и не развернуться. Всюду жиды, армяне, греки, русские, и педерасты. Всех их Горбыля ненавидел от глубины души.
- Но больше всего, - прошептал Горбыля, - педерастов, русских, и других советников.
Ну, ничего. Сегодня он будет на коне. Это хорошо. Это нужно. Ведь в последнее время президент стал прохладно относиться к нему, Горбыле. И все, наверное, из-за завистников. Ведь он, Горбыля, служит государству не за страх, а за совесть. Недавно лично руководил операцией по спасению икон, которые контрабандисты из Молдавии хотели украсть. Старинные иконы. Хорошие. Одна как раз удачно смотрелась на даче Горбыли.
- Так ведь не для себя, - прошептал советник, - а для потомков стараюсь. В музеях нынче не охрана, а пшик. У меня на дачке-то сохраннее будет.
Автомобиль резко затормозил, и Горбыля ударился головой о зеркало. Если бы не шляпа, подумал советник, ощупывая лоб, обязательно бы кровь пошла.
- Что такое? – закричал Горбыля на водителя. – Мы опаздываем!
- Господин советник, - объяснил шофер, - дорога тут закрыта. Какое-то шествие.
- Да плевать мне на шествие, - с ненавистью закричал Горбыля. – Я к президенту опаздываю, понимаешь?! К самому президенту! Езжай давай! Давай по людям прямо езжай!
- Господин советник, - взмолился шофер, - это же наши, добрые люди. Это же молдаване, как мы с вами. Как вы, как я.
- Заткнись, - щелкнул пальцами Горбыля, - тоже мне, молдаванин нашелся. Мне ли не знать, что твой дедушка на самом деле украинец был, а молдаванином при румынах записался? А?! Что, боишься? То-то. Не забудь, у кого работаешь. Я ведь советник по национальной безопасности. Езжай давай. Плевать, кто там под колесами лопнет: молдаване, турки, помидоры, окурки, плевать! Вперед!
Двигатель взревел, и автомобиль, снеся невысокое ограждение, рванул вперед.
ХХХХХХХХ
Сержант Постолика закусил губу, скрывая слезы. Утром Марчика сказала ему, что уходит.
- Не могу больше с тобой жить, - сказала простоволосая, в ночнушке (такой ее Постолика любил больше всего) жена. – Алкоголик ты, хам, и дуболом, Постолика. Мне перед людьми за тебя стыдно.
- Отчего же, Марчика? – жалобно спрашивал сержант.
- Чуть что не так, сразу людей бьешь, - ругала мужа Марчика, собирая вещи. – Нервный, злой, как собака цепная. Когда домой в последний раз трезвым приходил, помнишь?!
- Нет, - честно каялся Постолика, и просил, - не уходи.
- Не проси, - сказала Марчика, - нет моих сил с тобой жить. Бьешь меня. На прошлой неделе зачем меня вешалкой отдубасил?
- Так ведь потому что люблю, - говорил Постолика, хватая жену за руки, - не уходи, Марчика…
Марчика ушла. И сейчас он, сержант Постолика, стоит под дождем, и мерзнет, вместо того, чтобы дома выплакаться в подушку, еще пахнущую волосами любимой жены. Сержант знал, что вечером напьется. Нет, конечно, он бы бросил пить и перестал бы бить Марчику, но она ведь ушла. Так какой смысл меняться. Постолика чувствовал горечь. Десять лет ушли безвозвратно. И вот, вместо того, чтобы оплакать свое горе, он, сержант полиции Постолика, стоит здесь в оцеплении какого-то фестиваля для педерастов!!!
- Значит, - хмуро сказал комиссар, - городские власти хотят показать Европе, что у нас, все, как у нормальных людей. Поэтому будет фестиваль педерастов и педерасток. Хотим мы того, или нет. А охранять их придется нам…
- Постойте, - вскочил лейтенант Петреску, - это как так, педерасток? Педераст это кто? Тот, кто с мужиком трахается? Педерастка, получается, это педераст женского рода? Значит, педерастка, это женщина, которая с мужиком трахается? Так почему же она тогда педераст?
- Петреску, - огорченно сказал комиссар, - хоть ты душу не трави. Сказано охранять, и точка. Будут, значит, эти, педерасты, и… ну…эти… лесбиянки. Во. Точно. Лесбиянки, ошибочно названные мной педерастками. И охранять вы их будете. Народ у нас консервативный, как бы они этих педерастов бить не стали. Да я ничего, я бы сам с радостью… Но тогда проблем с Европой этой не оберешься. Так что, охранять, и не бить. Ясно?
- Ясно!
- Выполняйте.
Постолика поежился, и тайком отпил из фляги. Напиваться он решил прямо сейчас. Педерасты оказались шумными людьми в ярких, кричащих нарядах. Им даже дождь не почем. А с виду не скажешь, что они эти, ну, педерасты, думал сержант. Взять бы сейчас автомат. И еще Марчика ушла. Ох, боже, боже. Не встретит никто сержанта после ночного дежурства, не будет стоять горячая зама на столе, не погладят теплые руки голову… Постолика все-таки
Водитель виновато склонился над рулем, и выжал из машины все, что смог. Автомобиль серебристого цвета, - в котором ехал советник президента по национальной безопасности, Николай Горбыля, - несся по встречной полосе центрального проспекта Кишинева. Хорошо, стекла были тонированные, и никто не видел, как выглядит советник.
Горбыля был одет в роскошный серебристый пиджак, в который были вшиты оранжевые нити. Пуговицы на пиджаке были синие.
Галстук, на котором была нарисована радуга, заканчивался широким углом ядовито-зеленого цвета. Голову советника украшала великолепная огромная шляпа, бежевая, с фазаньими перьями. Из под пиджака выглядывала розоватая рубаха.
Чресла советника опоясывал алый ремень с черной пряжкой. Брюки Горбыли были коричневые, с белыми вставками, и осыпаны карнавальной фольгой. Они опускались на ботинки советника: правый из которых был желтым, а левый – голубым. Шнурки на ботинках были золотистые.
Горбыля злорадно улыбался. Наконец-то настал час его реванша. Это он здорово придумал. А никто из коллег, олухов царя небесного, и не сообразил ничего. Это он, только он, сам Горбыля, глядя на прошлом совещании в лицо президенту, понял, что тот недоволен черными костюмами своих советников.
- Что это вы все в черном? – спросил президент советников. – Прямо как вороны? Мы же молдаване, народ веселый.
Никто из советников этому внимания не придал. В чем же еще приходить к президенту, как не в костюме черного цвета? А Горбыля все правильно понял.
- Небось, - прошептал Горбыля, закуривая, - старый хрыч, черный цвет напоминает тебе о смерти? Так ведь пора о ней подумать-то, в твоем возрасте, ты, ходячая консерва для могильных червей!
После чего наклонился к зеркальцу, вмонтированному в спинку сидения шофера, и ласково сказал:
- Мой президент. Вы замечательно выглядите сегодня. Я мечтаю выглядеть вполовину так хорошо, как вы, когда мне исполнится столько же лет, сколько и вам. Разрешите поздравить вас…
Оставшись доволен выражением своего лица, Горбыля откинулся на сидение, и уронил пепел на брюки. Плевать. Лишнее пятно этому костюму не помешает! Горбыля представил, как президент, расчувствовавшись, похвалит его за то, что он уловил желание шефа. Просто по выражению лица. Может, еще и наградит как-нибудь. То-то эти завистливые подонки, коллеги, будут завидовать. Поделом. Понаехали. Честному молдаванину, вроде него, Горбыли, на родине уже и не развернуться. Всюду жиды, армяне, греки, русские, и педерасты. Всех их Горбыля ненавидел от глубины души.
- Но больше всего, - прошептал Горбыля, - педерастов, русских, и других советников.
Ну, ничего. Сегодня он будет на коне. Это хорошо. Это нужно. Ведь в последнее время президент стал прохладно относиться к нему, Горбыле. И все, наверное, из-за завистников. Ведь он, Горбыля, служит государству не за страх, а за совесть. Недавно лично руководил операцией по спасению икон, которые контрабандисты из Молдавии хотели украсть. Старинные иконы. Хорошие. Одна как раз удачно смотрелась на даче Горбыли.
- Так ведь не для себя, - прошептал советник, - а для потомков стараюсь. В музеях нынче не охрана, а пшик. У меня на дачке-то сохраннее будет.
Автомобиль резко затормозил, и Горбыля ударился головой о зеркало. Если бы не шляпа, подумал советник, ощупывая лоб, обязательно бы кровь пошла.
- Что такое? – закричал Горбыля на водителя. – Мы опаздываем!
- Господин советник, - объяснил шофер, - дорога тут закрыта. Какое-то шествие.
- Да плевать мне на шествие, - с ненавистью закричал Горбыля. – Я к президенту опаздываю, понимаешь?! К самому президенту! Езжай давай! Давай по людям прямо езжай!
- Господин советник, - взмолился шофер, - это же наши, добрые люди. Это же молдаване, как мы с вами. Как вы, как я.
- Заткнись, - щелкнул пальцами Горбыля, - тоже мне, молдаванин нашелся. Мне ли не знать, что твой дедушка на самом деле украинец был, а молдаванином при румынах записался? А?! Что, боишься? То-то. Не забудь, у кого работаешь. Я ведь советник по национальной безопасности. Езжай давай. Плевать, кто там под колесами лопнет: молдаване, турки, помидоры, окурки, плевать! Вперед!
Двигатель взревел, и автомобиль, снеся невысокое ограждение, рванул вперед.
ХХХХХХХХ
Сержант Постолика закусил губу, скрывая слезы. Утром Марчика сказала ему, что уходит.
- Не могу больше с тобой жить, - сказала простоволосая, в ночнушке (такой ее Постолика любил больше всего) жена. – Алкоголик ты, хам, и дуболом, Постолика. Мне перед людьми за тебя стыдно.
- Отчего же, Марчика? – жалобно спрашивал сержант.
- Чуть что не так, сразу людей бьешь, - ругала мужа Марчика, собирая вещи. – Нервный, злой, как собака цепная. Когда домой в последний раз трезвым приходил, помнишь?!
- Нет, - честно каялся Постолика, и просил, - не уходи.
- Не проси, - сказала Марчика, - нет моих сил с тобой жить. Бьешь меня. На прошлой неделе зачем меня вешалкой отдубасил?
- Так ведь потому что люблю, - говорил Постолика, хватая жену за руки, - не уходи, Марчика…
Марчика ушла. И сейчас он, сержант Постолика, стоит под дождем, и мерзнет, вместо того, чтобы дома выплакаться в подушку, еще пахнущую волосами любимой жены. Сержант знал, что вечером напьется. Нет, конечно, он бы бросил пить и перестал бы бить Марчику, но она ведь ушла. Так какой смысл меняться. Постолика чувствовал горечь. Десять лет ушли безвозвратно. И вот, вместо того, чтобы оплакать свое горе, он, сержант полиции Постолика, стоит здесь в оцеплении какого-то фестиваля для педерастов!!!
- Значит, - хмуро сказал комиссар, - городские власти хотят показать Европе, что у нас, все, как у нормальных людей. Поэтому будет фестиваль педерастов и педерасток. Хотим мы того, или нет. А охранять их придется нам…
- Постойте, - вскочил лейтенант Петреску, - это как так, педерасток? Педераст это кто? Тот, кто с мужиком трахается? Педерастка, получается, это педераст женского рода? Значит, педерастка, это женщина, которая с мужиком трахается? Так почему же она тогда педераст?
- Петреску, - огорченно сказал комиссар, - хоть ты душу не трави. Сказано охранять, и точка. Будут, значит, эти, педерасты, и… ну…эти… лесбиянки. Во. Точно. Лесбиянки, ошибочно названные мной педерастками. И охранять вы их будете. Народ у нас консервативный, как бы они этих педерастов бить не стали. Да я ничего, я бы сам с радостью… Но тогда проблем с Европой этой не оберешься. Так что, охранять, и не бить. Ясно?
- Ясно!
- Выполняйте.
Постолика поежился, и тайком отпил из фляги. Напиваться он решил прямо сейчас. Педерасты оказались шумными людьми в ярких, кричащих нарядах. Им даже дождь не почем. А с виду не скажешь, что они эти, ну, педерасты, думал сержант. Взять бы сейчас автомат. И еще Марчика ушла. Ох, боже, боже. Не встретит никто сержанта после ночного дежурства, не будет стоять горячая зама на столе, не погладят теплые руки голову… Постолика все-таки