Живи спокойно
Кто добавил: | AlkatraZ (23.06.2010 / 20:36) |
Рейтинг: | (0) |
Число прочтений: | 2434 |
Комментарии: | Комментарии закрыты |
Пятнадцать человек говорили хором, один тупо смотрел в телевизор, а на балконе пьяный подросток говорил о любви с такой же пьяной девчушкой. В общем, вечеринка была в самом разгаре. Несмотря на это, я расслабился. Вечер. Это все вечер. Днем расслабиться не получалось. Всегда, когда не можешь выпить, - даже если не хочется, - не расслабляешься. Увы, позволить себе этого днем я не мог.
- Никогда, слышишь, никогда! – Старый поднял, как ему показалось, палец, а на самом деле взмахнул рукой, и едва не опрокинул вторую бутылку, - не пей до шести вечера! И тогда…
- Что?
- Ты не выпадешь из обоймы до самой смерти!
Мы допили коньяк, он ушел, а я лег спать в кабинете, допив вино из зеленой канистры. Было это десять лет назад, – я только начинал становиться товаром. Старый оказался прав. Вернее, пока он прав – пока я все еще в обойме.
- Лоринков, ты такой клевый мужик! – один из подростков едва не обнял меня, но я успел увернуться и почувствовать исходивший от него запах пота. – Я тащусь от твоих рассказов. Я ими восхищаюсь! Во-схи-ща-юсь! Чувак, но ты-то понимаешь, что спиздил фишку у Буковски, все спиздил?!
- Что ж, по крайней мере, ты узнал о нем благодаря мне, – мудак перегораживал путь на кухню, а там была выпивка, и я нервничал.
- Мужик, да не в обиду! Не в обиду! Ты на самом деле клевый! Кстати, я тоже рассказы пишу, хочешь, завтра принесу тебе? Давай!
- Отъебись.
- Клевые рассказы!
- Сомневаюсь.
- Я не графоман какой-то…
- Это уж вряд ли.
Я убежал на кухню. Он крикнул вслед:
- Ну и пошел в жопу! Да ты говно, понял?! Говно, и рассказы твои говно! Да их читать невозможно, слышишь, не-воз-мо-…
Я захлопнул дверь. На кухне сидели три девчушки в клетчатых рубашках, черных обтягивающих джинсах и с трагическими взглядами. У двух были прыщи. Третьей повезло больше: только угри. Я сказал:
- Девчонки, хотите знать, кто из вас первой выскочит замуж? Та самая пизда, которая больше всех талдычит о свободных отношениях. Ну, и кто это?!
Девочки с оскорбленным видом выскользнули в комнату. Лена улыбнулась и поцеловала меня в щеку. Лена была хозяйкой квартиры. Мы еще не ебались. И дело к тому не шло. Я ощущал себя чересчур робким.
- Как всегда, огрызаешься, - Лена поцеловала меня в другую щеку, но я с удовольствием подставил губы.
- Меня достали, - ключ сломался, и пиво потекло из банки густой пеной, - недоноски, мировоззрение которых ограничено шестью непонятными для них словами. «Буковски», «пелевин», «маркес», «кундера», «павич», «коэльо». Господи. Да это все равно, что «говно» и «амброзия». Вечно они доебываются до вещей, к которым доебываться нельзя.
- Но ты и в самом деле пишешь, как Буковски.
- Платон, по-твоему, должен был замалчивать Аристотеля?
- Милый, не все люди враги. Они просто хотят пообщаться. Так у них получается.
- Я не хочу пиздеть о литературе, я хочу ее делать, Лена, - я сам приводил себя в отчаяние, и потому смелел. – Ты мне дашь?
- Что? – брови у нее поднялись, и лоб сморщился, получилось не очень красиво.
- Ты мне дашь?
- А потом, - она отобрала у меня пиво, к счастью, я выпил почти все, - ты напишешь об этом рассказ, да? Ты всегда так делаешь?
- Как?
- Пишешь о женщинах, с которыми спал.
- Не обольщайся. Даже если я напишу триста страниц про то, как пялил тебя в задницу, все равно это будет не о тебе.
- А о чем же?
- Об одиночестве. Так, - я ужасно стеснялся, - ты мне дашь?
- А останешься на ночь?
- А можно?
Она рассмеялась.
ХХХХ
Лена, конечно, мне дала. Вообще, многие мне давали. И вовсе не потому, что я красив или умен: напротив, я лишен этих недостатков, которые только мешают обнажить мое естество. А мое естество – одиночество.
Женщины – великие ясновидящие. Маги. Они чувствуют во мне отчаяние оленя, пришедшего спасаться от волков к жилищу другого своего извечного врага – человека. В таких случаях, как бы плох не был человек, он по каким-то, непонятным ему самому причинам, спасает оленя, - 100 килограммов бифштекса, - от волков. Женщины спасают от волков и меня. Вернее, это не они. В такие моменты за них говорит пизда. Она говорит, шепчет им:
- Пусти его в меня, обогрей и приласкай, накорми и вспои, дай меня, а потом позволь ему уйти обратно, в лес, выживать.
А если какая-то и не давала, - такие тоже были, - я не переживал. Ведь с инстинктами все было в порядке. Проблема, и не моя, была в другом. Женщины, которые не идут навстречу отчаянию, в глубине души – мужчины. И пизда у такой женщины – просто декорация. У таких женщин не было пизды в душе, поэтому им нечем было идти мне навстречу.
Я никогда не преувеличивал роль женщины. Я знал, кто ее главный кукловод. Пизда. Но все равно. Даже если это и не женщины. Мне все равно есть за что быть им благодарным. Спасибо тебе, женщина. Спасибо тебе, пизда. Я люблю тебя.
ХХХХ
- Ты скоро?
Ира мерила купальник. Я глазел на нее, раздумывая, почему никак не могу остаться ж ить с этой женщиной. Только она могла накормить меня, когда я приходил к ней утром. С блядок. Об этом не говорилось, но это подразумевалось. Я был у миротворен. Еще бы. Ведь мне дала Лена. Этой ночью. А этим утром – Ира. А сейчас она выбирает купальник, потому что я определенно обещал составить ей компанию в поездке на море.
Естественно, перейдя из постели Лены в постель Иры, я не помылся. В такие моменты я всегда представлял себя прелестным шмелем, опыляющим целую поляну чудных цветов. Шмелем, который везде поспел. Везде наследил.
Тренькнул телефон, и я отошел в угол. На экране светилась надпись «Завтра будет наш день». Если бы Иры не было в магазине, я бы сплясал джигу по–быстрому. Сообщение пришло от очаровательной девушки, милейшей плюшки, своего рода медвежонка, - как я еще там называл ее про себя, - которая не давала мне вот уже семь месяцев, и вот, сегодня, определенно, решилась. Я, и это не преувеличение, услышал, как в пены моря рухнули остатки Крита. Нас захлестнуло цунами, и поволокло. «Наш день» это был ши фр. День, когда мы, наконец, поебемся. И вот, Атланты, покряхтывая, перекинули чашу неба с правого плеча на левое, и стрелка импровизированного игрального стола богов повернулась, наконец, ко мне. В небе пронзительно закричала чайка, которую я, не будь над нами крыши, непременно увидел.
«Завтра будет наш день»
Я с трудом сглотнул, - всякий раз, когда женщина морально капитулирует, у меня поднимается давление, - и быстро удалил сообщение. Из примерочной вышла Ира, - взяв упакованный купальник, - она коротко кивнула и попросила:
- Заплати сейчас, а потом, как зайдешь, я тебе верну деньги. И до свидания.
- Что значит как-нибудь, милая?
Ира невесело улыбнулась, и поцеловала меня на прощание в щеку:
- У тебя на лице все написано. Давай, убирайся.
- Спасибо, я люблю тебя. Надеюсь, ты меня – тоже.
Она удивленно подняла брови, и бросила вслед:
- Как можно любить человека,
- Никогда, слышишь, никогда! – Старый поднял, как ему показалось, палец, а на самом деле взмахнул рукой, и едва не опрокинул вторую бутылку, - не пей до шести вечера! И тогда…
- Что?
- Ты не выпадешь из обоймы до самой смерти!
Мы допили коньяк, он ушел, а я лег спать в кабинете, допив вино из зеленой канистры. Было это десять лет назад, – я только начинал становиться товаром. Старый оказался прав. Вернее, пока он прав – пока я все еще в обойме.
- Лоринков, ты такой клевый мужик! – один из подростков едва не обнял меня, но я успел увернуться и почувствовать исходивший от него запах пота. – Я тащусь от твоих рассказов. Я ими восхищаюсь! Во-схи-ща-юсь! Чувак, но ты-то понимаешь, что спиздил фишку у Буковски, все спиздил?!
- Что ж, по крайней мере, ты узнал о нем благодаря мне, – мудак перегораживал путь на кухню, а там была выпивка, и я нервничал.
- Мужик, да не в обиду! Не в обиду! Ты на самом деле клевый! Кстати, я тоже рассказы пишу, хочешь, завтра принесу тебе? Давай!
- Отъебись.
- Клевые рассказы!
- Сомневаюсь.
- Я не графоман какой-то…
- Это уж вряд ли.
Я убежал на кухню. Он крикнул вслед:
- Ну и пошел в жопу! Да ты говно, понял?! Говно, и рассказы твои говно! Да их читать невозможно, слышишь, не-воз-мо-…
Я захлопнул дверь. На кухне сидели три девчушки в клетчатых рубашках, черных обтягивающих джинсах и с трагическими взглядами. У двух были прыщи. Третьей повезло больше: только угри. Я сказал:
- Девчонки, хотите знать, кто из вас первой выскочит замуж? Та самая пизда, которая больше всех талдычит о свободных отношениях. Ну, и кто это?!
Девочки с оскорбленным видом выскользнули в комнату. Лена улыбнулась и поцеловала меня в щеку. Лена была хозяйкой квартиры. Мы еще не ебались. И дело к тому не шло. Я ощущал себя чересчур робким.
- Как всегда, огрызаешься, - Лена поцеловала меня в другую щеку, но я с удовольствием подставил губы.
- Меня достали, - ключ сломался, и пиво потекло из банки густой пеной, - недоноски, мировоззрение которых ограничено шестью непонятными для них словами. «Буковски», «пелевин», «маркес», «кундера», «павич», «коэльо». Господи. Да это все равно, что «говно» и «амброзия». Вечно они доебываются до вещей, к которым доебываться нельзя.
- Но ты и в самом деле пишешь, как Буковски.
- Платон, по-твоему, должен был замалчивать Аристотеля?
- Милый, не все люди враги. Они просто хотят пообщаться. Так у них получается.
- Я не хочу пиздеть о литературе, я хочу ее делать, Лена, - я сам приводил себя в отчаяние, и потому смелел. – Ты мне дашь?
- Что? – брови у нее поднялись, и лоб сморщился, получилось не очень красиво.
- Ты мне дашь?
- А потом, - она отобрала у меня пиво, к счастью, я выпил почти все, - ты напишешь об этом рассказ, да? Ты всегда так делаешь?
- Как?
- Пишешь о женщинах, с которыми спал.
- Не обольщайся. Даже если я напишу триста страниц про то, как пялил тебя в задницу, все равно это будет не о тебе.
- А о чем же?
- Об одиночестве. Так, - я ужасно стеснялся, - ты мне дашь?
- А останешься на ночь?
- А можно?
Она рассмеялась.
ХХХХ
Лена, конечно, мне дала. Вообще, многие мне давали. И вовсе не потому, что я красив или умен: напротив, я лишен этих недостатков, которые только мешают обнажить мое естество. А мое естество – одиночество.
Женщины – великие ясновидящие. Маги. Они чувствуют во мне отчаяние оленя, пришедшего спасаться от волков к жилищу другого своего извечного врага – человека. В таких случаях, как бы плох не был человек, он по каким-то, непонятным ему самому причинам, спасает оленя, - 100 килограммов бифштекса, - от волков. Женщины спасают от волков и меня. Вернее, это не они. В такие моменты за них говорит пизда. Она говорит, шепчет им:
- Пусти его в меня, обогрей и приласкай, накорми и вспои, дай меня, а потом позволь ему уйти обратно, в лес, выживать.
А если какая-то и не давала, - такие тоже были, - я не переживал. Ведь с инстинктами все было в порядке. Проблема, и не моя, была в другом. Женщины, которые не идут навстречу отчаянию, в глубине души – мужчины. И пизда у такой женщины – просто декорация. У таких женщин не было пизды в душе, поэтому им нечем было идти мне навстречу.
Я никогда не преувеличивал роль женщины. Я знал, кто ее главный кукловод. Пизда. Но все равно. Даже если это и не женщины. Мне все равно есть за что быть им благодарным. Спасибо тебе, женщина. Спасибо тебе, пизда. Я люблю тебя.
ХХХХ
- Ты скоро?
Ира мерила купальник. Я глазел на нее, раздумывая, почему никак не могу остаться ж ить с этой женщиной. Только она могла накормить меня, когда я приходил к ней утром. С блядок. Об этом не говорилось, но это подразумевалось. Я был у миротворен. Еще бы. Ведь мне дала Лена. Этой ночью. А этим утром – Ира. А сейчас она выбирает купальник, потому что я определенно обещал составить ей компанию в поездке на море.
Естественно, перейдя из постели Лены в постель Иры, я не помылся. В такие моменты я всегда представлял себя прелестным шмелем, опыляющим целую поляну чудных цветов. Шмелем, который везде поспел. Везде наследил.
Тренькнул телефон, и я отошел в угол. На экране светилась надпись «Завтра будет наш день». Если бы Иры не было в магазине, я бы сплясал джигу по–быстрому. Сообщение пришло от очаровательной девушки, милейшей плюшки, своего рода медвежонка, - как я еще там называл ее про себя, - которая не давала мне вот уже семь месяцев, и вот, сегодня, определенно, решилась. Я, и это не преувеличение, услышал, как в пены моря рухнули остатки Крита. Нас захлестнуло цунами, и поволокло. «Наш день» это был ши фр. День, когда мы, наконец, поебемся. И вот, Атланты, покряхтывая, перекинули чашу неба с правого плеча на левое, и стрелка импровизированного игрального стола богов повернулась, наконец, ко мне. В небе пронзительно закричала чайка, которую я, не будь над нами крыши, непременно увидел.
«Завтра будет наш день»
Я с трудом сглотнул, - всякий раз, когда женщина морально капитулирует, у меня поднимается давление, - и быстро удалил сообщение. Из примерочной вышла Ира, - взяв упакованный купальник, - она коротко кивнула и попросила:
- Заплати сейчас, а потом, как зайдешь, я тебе верну деньги. И до свидания.
- Что значит как-нибудь, милая?
Ира невесело улыбнулась, и поцеловала меня на прощание в щеку:
- У тебя на лице все написано. Давай, убирайся.
- Спасибо, я люблю тебя. Надеюсь, ты меня – тоже.
Она удивленно подняла брови, и бросила вслед:
- Как можно любить человека,