Тут-то на опушку и выбежали «омоновцы». И устроили настоящий цирк. Не такой, правда, как я ожидал. Вместо прыжков и стрельбы, которых я ожидал, они попадали на землю и смеялись. Им даже маски пришлось снять, так они смеялись. И, знаете, с тех пор секс для меня – освоенная, но заброшенная территория. Земля, покинутая не по своей воле. Как Сахара, которая когда-то цвела и зеленела, а сейчас угрюмо пересыпает песок из ладошки в ладошку горячего, сухого ветра.

Нет, чисто физиологически к сексу я все еще способен. Но этого ведь недостаточно. Теперь меня даже окна не прельщают. А ведь когда-то было достаточно одного взгляда на них, чтобы… Что? Нет. Евроокна из пластика, деревянные или вообще алюминиевые, распахивающиеся только внутрь, или и внутрь и наружу, с противомоскитной сеткой или без – это совершенно неважно. Неужели вы думаете, что я из тех маньяков, что возбуждаются при виде окон, дверей или строительных материалов? Да и есть ли такие маньяки? Нет, окна, - сами по себе, - меня не возбуждают. Но как гарнир к главному блюду – женскому телу, которое видно в окне…

Я обожал по вечерам приходить во двор дома Леры, и смотреть в ее окно. Она жила на пятом этаже, - я стоял у качелей, пил пиво, и глядел, все глядел, - и вечером, когда начинало темнеть, включала свет и раздевалась прямо перед окном. Лера. Божественная фигура, секретарь – референт у собственного мужа, тридцать два года, силуэт тела в окне. Ее муж, существо на редкость ревнивое и физически развитое, - думал, что это мания у нее такая. Раздеваться перед окном. Он не ошибался. Ошибался он в другом. Вопреки его заблуждению, раздеваться перед окном в освещенной комнате вечером было не единственной манией его жены.

Второй ее манией был я.

И мы сутки не расцеплялись, когда муж Лера был в командировках. Как бесстыжие шелудивые дворняжки. Хотя «шелудивые» это словца красного ради. Лера была ослепительно хороша и ухожена. Как модель. Да она и была моделью, когда выскочила замуж за этого богатого Гримальски. Работу бросила, но следить за собой не перестала. В общем, Лера была божество. А я? Просто молод.


Связь с чужой женой, - а особенно с женой одного из братьев Гримальски, известных в городе то ли бизнесменов, то ли бандитов, - делала меня практически Микеланджело. Ведь связь эта доставляла мне подлинные радость и муки. Конечно, я боялся. Гримальски знал, что его Лера, - породистая худощавая блондинка с большой грудью, пухлыми губами и глазами цвета хаки, - редкая шлюха. Но, почему-то, любил ее. И, почему-то, к тем, кто разделял эти его чувства к его жене, Гримальски относился ужасно.

Девять лет назад, - я тогда только из младших классов в старшие перешел, - на весь город прогремела история о любовнике жены Гримальски.

Бедный парень ехал себе в центре, как вдруг дорогу перекрыл автомобиль старшего Гримальски, из нее выскочили два разъяренных брата и затолкали беднягу в багажник. Вывезли в парк, и убивали там сутки. От несчастного осталась одна мошонка. Да и та без яичек. Гримальски напхали в нее соломы и повесили на ветку рябины. За 15 тысяч долларов старший брат получил срок условно, а младший (муж Леры) отсидел год. Бог мой, что чувствовал тот бедолага, который ехал на встречу с красивой блондинкой Лерой в кафе, а через сутки остался висеть съеженным пустым мешочком где-то в парке?.. Говорили еще о клещах, которыми выдирали ребра… Говорили еще о том, что клещи – это было не самое худшее…

Я старался, - пусть и без успеха, - об этом не думать. Сила притяжения тела Леры Гримальски была чересчур велика для меня. Я отправлял ей вечером сообщение «Раздевайся». И шел глядеть в окно. И Лера, - та, которую хотели все мужчины города, - раздевалась ради меня. На глазах своего недалекого мужа, который думал, что этот стриптиз затеян ради него. Я смеялся над ним. Конечно, не сразу. Первые полтора года я Гримальски очень боялся. С тех пор, как принес Лере пиццу, - я после школы подался в разносчики, - а ей не понравилось, а я все равно собирался бросить эту гнилую, как оказалось, работу, и крикнул, ткнув рукой себе в пах «Так закуси этим, детка!». И она закусила. Бог мой, как она закусила… Потом я узнал, кто ее муж, но сил бросить Леру у меня уже не было.

Она дала мне себя на пробу как самый чистый героин.

Почему она спала со мной? Все просто. Больше никто с ней спать не осмеливался. А спермы мужа, - она сама так говорила, - этих белков, ей не хватало, нет… Через год-полтора я Гримальски бояться перестал. Однажды даже забыл носовой платок у них в прихожей, и Лера меня даже отчитала, но я отнесся к этому легкомысленно. Ерунда, мол.

- Ты, - сказала она мне в самый бурный наш вечер, - явно его недооцениваешь. Он, может, и не умник, как ты, но все чувствует…

Мы только что вылезли из ванной, и собирались продолжить в спальне. Прямо на кровати, где она спала со своим Гримальски. С двухметровым мужиком с гирями вместо рук и золотой цепью толщиной с писюн 10-летнего пацана! Боже, как я завелся. Гримальски звонил час назад из Бухареста (мы засекли по определителю) и я ничего, абсолютно ничего не боялся. Мир был мой. Я уже не разносил пиццу. Я был практикантом на местном ТВ и даже сделал пару многообещающих репортажей. Я только что поимел модель старше себя на десять лет и собирался поиметь ее снова. Лера была моя. Халат Гримальски и его бритва были мои. Мир был мой. Я шагнул вперед, надавил ей на плечи, сунул в рот член и, наслаждаясь, продекламировал:

- Твой муж – остолоп, чья жена так хорошо сейчас лижет своего любовника, просто рогоносец, и я сейчас не только тебе в рот сую, я и ему, представляешь, тоже…

Лера чмокала и лизала. Все это напоминало сценку из порнорассказа, который я тайком на работе написал, и отослал в редакцию одного интернет-журнала (я как раз ждал ответа). Я напрягся, но что-то мне помешало. Это «что-то» состояло в том, что Лера остановилась. Я посмотрел туда, куда глядела она, уже ЗНАЯ.

У двери в комнате стояли братья Гримальски. Старший - с ружьем. Скажу честно, это было лишнее. Гримальски - младший оттолкнул меня в сторону, и мягко сказал:

- Сынок, разреши пристроиться?

Я отчаянно закивал, не понимая, что это его еще сильнее злит. Лере, после пары оплеух, пришлось продолжить фелляцию, а старший Гримальски все это время тыкал в мое лицо стволом ружья. Всего исцарапал. Потом меня, голого, погнали пинками в подъезд, на улицу, и там заставили лечь в багажник. Помню, все было странно, - ночь, мои босые ноги и туман над асфальтом, - и не страшно. По-настоящему страшно стало, когда нас привезли в парк. И на опушке меня заставили встать на четвереньки, а Леру – ткнуться лицом в мой зад, и оттянуть мошонку губами как можно сильнее…

Мы долго стояли так, а Гримальски ходил вокруг, и рассказывал, как все было на самом деле ТОГДА. Ну, когда они с братом откупились от суда за 15 тысяч долларов. Оказывается, слухи во многом лживы. За некоторыми исключениями. Знаете, клещи и в самом деле было не самое страшное…

Гримальски рассказывал, а Лера, не