не довольствуясь тем, что просто держала во рту мои яички, начала охаживать их языком. У меня встал. Тогда я понял, что она сумасшедшая, и все это ей немного нравится. А Гримальски пришел в ярость, ударил меня ногой и завопил:

- Нравится?!

Это он показывал мне огромные портновские ножницы. Я хотел сказать, что такими ножницами моя мать на кухне обстригает плавники крупной рыбы, когда отец возвращается с удачной рыбалки. Но не смог, а просто заплакал. Гримальски, видно, решил, что я совсем раскис, и был прав. Он брезгливо поморщился, пробормотал «надо кончать с этим дерьмом», и наложил на мошонку ножницы. Я завизжал, язык Леры запорхал все быстрее, и тут-то на опушку, - одновременно с моим семенем, - хлынул ОМОН.

Ну, что было дальше, вы знаете. ОМОН смеялся, Гримальски, хоть и не успел отрезать мне яйца, на этот раз загремел в тюрьму. С Лерой я больше не виделся. Ведь после того, как ее мужа посадили, она могла выбирать себе любовника по вкусу, а не бросаться на то, что под руку попадет. Секс остался, но удовольствия от него я не получаю. Работу на ТВ бросил, потому что все, при виде меня, смеялись и кричали «щелк-щелк». Пиццу больше не разношу. Сижу днями напролет дома, и гляжу на дом напротив.

Вечереет, и в нем зажигаются окна…

udaff.com