им лишний счет, да?!
- Господин Чимпуй, - твердо сказала буфетчица, - двое других клиентов не буянили. Они вообще не писатели.
- Это точно?!
- Я вам в этом могу на Библии поклясться, - прижала руки к груди буфетчица.
- У них что, на лбу было написано, что они не в Союзе Писателей? Нет, как, ну, откуда, скажите на милость, вы знаете, что те двое посетителей не молдавские писатели?!

Буфетчица кашлянула, и ответила:

- Они были трезвые.

ХХХХХХХХ

Вспомнив об эпизоде с буфетчицей, Чимпуй снова поморщился. Потом решил, что это входит у него в привычку, и нужно следить за мимикой. Негоже мужчине, пусть и в возрасте, выглядеть, как шарпею. Кожа должна быть настолько гладкой, насколько это возможно. Да и постричься, - укоротить волосы, все еще растущие на затылке и чуть по бокам головы, - тоже бы не мешало. И костюм почистить. А то он от пепла да винных пятен скоро невесть во что превратится. Надо взять себя в руки. Написать что-нибудь. Решив так, Чимпуй глубоко вдохнул, и, было, обрадовался, как вспомнил. Диагноз.

Рак. Какая теперь разница, морщиться или нет, если жить осталось меньше года. Аурел, как только узнал о своей болезни, точно решил, что не умрет в муках. Об этом он и просил Богородицу. А еще заранее каялся перед ней в смертном грехе, который намеревался совершить, когда боль станет нестерпимой. Со знакомым врачом он уже поговорил. Большая доза морфия, и все. Лишь бы жена не узнала раньше времени…

Жена. Еще одна головная боль. Вообще-то ее звали Надя, но в 1989 году Аурел велел ей поменять имя в паспорте.

- Я знаю, что ты молдаванка, - уклончиво объяснял он жене, не глядя ей в глаза, - но ты же знаешь, какое время сейчас. Вот, даже сам Дога говорит, что ему русский язык слушать на родине неприятно. Кто?! Дога! Уж, казалось бы, этому-то русских любить…

Жена, - стопроцентная румынка, названная родителями – коммунистами в честь Надежды Крупской, - ничего не сказала. И даже про Надю Команчи (знаменитая румынская гимнастка – прим. авт.) не упомянула. Но в паспортный стол сходила. Документы ей, кстати, сделали за две недели. Без блата. Но двести леев, - согласно тарифу, - уплатить пришлось. Деньги. Проклятые деньги. Всюду расходы. Всюду: дай, дай, дай. Хоть бы кто сказал: возьми. Хоть бы кто-нибудь подошел, и сказал:

- Аурел Чимпой, ты человек, и, значит, брат мне. Вот, возьми денег. Я знаю, как тебе тяжело растить двух дочерей и непутевого сына, который в Бухаресте вместо того, чтобы учиться, за девчонками бегает. Как тебе тяжело будет устроить свадьбы дочерей, найти приданое. Конечно, чтобы такую семью прокормить, не только марксизм или историю румын преподавать станешь. Тут что хочешь запреподаешь. С самим дьяволом побратаешься. Вот. Возьми все. Возвращать не нужно. Возьми эти деньги, и не печалься, брат. Я люблю тебя.

Увы, сказать это Чимпую мог только один человек на свете. Родной брат. Но тот давно уехал в Москву, и работал там в театре, сценаристом. Не то, чтобы они с братом поссорились, - тот, как и Аурел, тоже участвовал в национально-освободительном движении, просто переехал в Москву, потому что там работа, и платят больше, - но время и расстояние меняют судьбы. Сначала каждую неделю созванивались, потом каждый месяц. Последний раз два года назад говорили. Проклятая жизнь. Что же они с нами делают! Только кто это, они?! Брат, жена, дети, родственники, будущие зятья, невестки, осведомители КГБ, студенты, писатели, крестьяне, проститутки, политики, русские, румыны, молдаване, кто, кто, кто?!

Как же все мелочно и пусто в его жизни!

Аурел почувствовал, как в сердце закипает ярость, а на глазах – слезы. Стареющий академик, он вытер глаза, не открывая их, и постарался успокоиться. Головы его что-то мягко коснулось. Чимпуй понял: осенний лист. Всего-то лист. А так хорошо, будто Бог по голове погладил. Осень. Лучшая пора. Уж в этом-то эфиоп Пушкин, которого русские почему-то к своим причислили, не ошибся. Чимпуй успокоился, и решил, что даст дополнительные лекции. Украдет еще немного денег из фонда Союза Писателей. Все равно они, писатели эти, только и могут, что водку пить, да разглагольствовать, кто из них гений, а кто нет.

На мобильном телефоне Аурела прозвенел будильник. Значит, пора. Аурел вдохнул три раза, после чего открыл глаза, глянул на светофор, - зеленый ли свет, - и собрался было сойти с тротуара, как на всякий решил глянуть уже на дорогу, не едет ли шальной автомобилист, которому все равно, есть пешеход на дороге или нет. Чимпуй повернул голову налево, очень удивился и сел прямо на бордюр.

На дороге, в нескольких метрах от него, стояла колонна танков.

ХХХХХХХХХХХ

Аурел посидел еще немного, но танки не пропадали. Тогда академик, путаясь в плаще, встал, и отошел к дому у дороги, и прислонился к стене.

- Русские пришли, - услышал он, как прохожая старушка делится новостью со своей приятельницей, - русские опять…

Аурел быстро надвинул шляпу на глаза, повернулся, и, пытаясь идти ровно и не сбиваться на бег, пошел в сторону от дороги. Время от времени он поглядывал в витрины магазинов, пытаясь определить, уж не за ним ли приехала колонна. С этих русских станется. Сумасшедший народ. Что угодно могут сделать.

Чимпуй шел, вспоминая все. Лекции по теории марксизма, коридор городского КГБ, плотный научный руководитель, который его туда и привел, разговоры на кухне, бог мой, 21 век, как они решились, а впрочем, черт побери, им плевать на это, а Западу тоже плевать; Запад всегда предает, всех предает, Польшу в 39-м продали, Чехию в 37-м, Бессарабию в 40-м продали, Европу в 45-м, предатели они, Иуды. Они всегда подзуживают нас против русских, всегда обещают помочь, а как доходит до дела, сразу отворачиваются. Ну, разве что пару заявлений сделают. Христопродавцы. Наверное, Иисусу было обидно не само предательство, а предательство того, кому он поверил. Предательство близкого. А ведь Запад нам близок.

В нескольких метрах от себя Аурел увидел книжный магазин. Через стекло хорошо были видны книги и флаги. Молдавский государственный флаг, румынский, почему-то британский…
Чимпуй, холодея, вспомнил, как ходил несколько лет на демонстрацию к российскому посольству, протестовать против вмешательства проклятой Москвы во внутренние дела стран Балтии. Тогда как раз в Латвии закрывали русские школы. И правильно делали. Потому что русским школам место в России.

- Я ничего не имею против русских в России, - так, кажется, сказал он тогда какому-то журналисту, - так что, поверьте, я не шовинист. Но это русские в России. А русские вне России невыносимы.

Кто его за язык-то тянул?! Чимпуй стиснул зубы. Найти бы автомат. Да где его, купишь? И что он с ним сделает? Да, они опять все точно рассчитали. Проклятые славянские фашисты. Знают, что мы, молдаване, миролюбивый народ. Знают, что мы не беремся за оружие со времен Штефана Великого. Что же делать. Что делать-то?!

Танки возле Университета. Ну,