Библиотека | Черный Аббат | Мой ласковый и нежный зверь
нужны? Мы и здесь-то никому не нужны…
Немец аккуратно подчищал с тарелки зеленый горошек, весело и с пониманием поглядывая на композитора.
- Спасибо за беседу, - он оплатил счет, и положил на стол конверт, - и за то, что два дня показывали город. Вот вознаграждение.
Дога неуклюже взял двести марок, попрощался с иностранцем, и побрел домой. Там, в полупустой квартире, собирала чемоданы жена, - Анна Дога, в девичестве Федотова, уроженка Рязанской области. Композитор ласково похлопал женщину по необъятному заду, и привлек к себе.
- Я денег принес, - поцеловал он Анну в лоб, - как раз кстати немец этот подвернулся.
- Хорошо, - жена часто мигала, видно было, жалела оставляемой квартиры, - не пропадем.
Дога, не разуваясь, прошел на кухню. Проклятые ублюдки! Ненавижу. Всюду мразь, завистники, и сволочи. Бегу с родины, как крыса. Господи, Господи, неужели им здесь великий композитор не нужен? Бедность, всюду бедность, нищета даже. Бежать. Бежать, пока не поздно. Иначе, как Миша Волонтир кончишь. Будулай, цыган Советского Союза, красавец, а где он сейчас? В Бельцах, в третьесортном районном театре играет. Один спектакль в два месяца. Полуслепой, денег на лечение нет. А ведь когда-то был крепкий мужик. Юморной. Дога, усмехнувшись, вспомнил, как они с Волонтиром стояли на митинге националистов в Латвии (их туда пригласили, как молдавских коллег), и Миша Волонтир сказал:
- Извините, что обращаюсь к вам на языке оккупантов!
Ну, еще бы: румынского латвийцы не знали, а они с Мишей – латвийского. Давно это было. Союз падал. Кураж был. Сил было, будто на сто лет вперед. А сейчас вот… Плохо, плохо все кончилось. И не то, чтобы зря от русских ушли. Правильно сделали, что ушли, просто потом все неправильно сделали.
Дога потрогал кусок отклеившихся обоев, а потом тихо, - и потому очень страшно, - заплакал. Жена вошла в кухню, погладила голову Евгению, а потом вышла. Все равно, помочь она ничем не могла. Хорошо, хоть она есть. Конечно, румынский ей пришлось выучить: если б не выучила, Дога бы развод дал, сам так журналистам говорил. Еще, конечно, когда журналисты им интересовались: как же, 90-е годы, либерализм, мнение знаменитого советского композитора, мы не молдаване, мы румыны, а вы, Иваны, поезжайте… Конечно. Тогда мы были кумиры, тогда все хотели нас послушать. А когда нами попользовались, то потом выбросили на помойку. И кто пользуется плодами независимости? Те, кто невесть где отсиживался. В то время, когда он, Дога, с Мишей и настоящими молдавскими интеллигентами на баррикадах говорили правду о проклятых Иванах и ублюдочных советах. Дога выплакался, и пошел в ванную, умыться.
На следующий день Дога с женой уехали жить в Москву.
udaff.com
Немец аккуратно подчищал с тарелки зеленый горошек, весело и с пониманием поглядывая на композитора.
- Спасибо за беседу, - он оплатил счет, и положил на стол конверт, - и за то, что два дня показывали город. Вот вознаграждение.
Дога неуклюже взял двести марок, попрощался с иностранцем, и побрел домой. Там, в полупустой квартире, собирала чемоданы жена, - Анна Дога, в девичестве Федотова, уроженка Рязанской области. Композитор ласково похлопал женщину по необъятному заду, и привлек к себе.
- Я денег принес, - поцеловал он Анну в лоб, - как раз кстати немец этот подвернулся.
- Хорошо, - жена часто мигала, видно было, жалела оставляемой квартиры, - не пропадем.
Дога, не разуваясь, прошел на кухню. Проклятые ублюдки! Ненавижу. Всюду мразь, завистники, и сволочи. Бегу с родины, как крыса. Господи, Господи, неужели им здесь великий композитор не нужен? Бедность, всюду бедность, нищета даже. Бежать. Бежать, пока не поздно. Иначе, как Миша Волонтир кончишь. Будулай, цыган Советского Союза, красавец, а где он сейчас? В Бельцах, в третьесортном районном театре играет. Один спектакль в два месяца. Полуслепой, денег на лечение нет. А ведь когда-то был крепкий мужик. Юморной. Дога, усмехнувшись, вспомнил, как они с Волонтиром стояли на митинге националистов в Латвии (их туда пригласили, как молдавских коллег), и Миша Волонтир сказал:
- Извините, что обращаюсь к вам на языке оккупантов!
Ну, еще бы: румынского латвийцы не знали, а они с Мишей – латвийского. Давно это было. Союз падал. Кураж был. Сил было, будто на сто лет вперед. А сейчас вот… Плохо, плохо все кончилось. И не то, чтобы зря от русских ушли. Правильно сделали, что ушли, просто потом все неправильно сделали.
Дога потрогал кусок отклеившихся обоев, а потом тихо, - и потому очень страшно, - заплакал. Жена вошла в кухню, погладила голову Евгению, а потом вышла. Все равно, помочь она ничем не могла. Хорошо, хоть она есть. Конечно, румынский ей пришлось выучить: если б не выучила, Дога бы развод дал, сам так журналистам говорил. Еще, конечно, когда журналисты им интересовались: как же, 90-е годы, либерализм, мнение знаменитого советского композитора, мы не молдаване, мы румыны, а вы, Иваны, поезжайте… Конечно. Тогда мы были кумиры, тогда все хотели нас послушать. А когда нами попользовались, то потом выбросили на помойку. И кто пользуется плодами независимости? Те, кто невесть где отсиживался. В то время, когда он, Дога, с Мишей и настоящими молдавскими интеллигентами на баррикадах говорили правду о проклятых Иванах и ублюдочных советах. Дога выплакался, и пошел в ванную, умыться.
На следующий день Дога с женой уехали жить в Москву.
udaff.com