собой. Боржом помочился, и пошел к двери, почесать за ухом.

Внезапно дверь открылась, и в свинарник вошел сельский учитель. В его руке зловеще поблескивал серп. Боржом удивился, и на всякий случай отступил в темный угол. Он не понимал, что собрался жать в свинарнике учитель.

- А вот сейчас, суки, - хрипло дыша, пробормотал учитель, - я вам устрою Варфоломеевскую ночь. Чтоб хозяин ваш, мироед, кровью своей подавился, когда завтра свинарник свой увидит.

Боржом, упал на пол, и притворился мертвым.

Первой погибла свинья Солидаритатя. Она плодоносила даже в жаркое молдавское лето, и старик Андрей ценил ее. И вот, Солидаритатя, печально взвизгнув, погибла. Резко дернув серп к себе от уже мертвой свиньи, учитель счастливо выдохнул, и метнул орудие в кучу сгрудившихся в углу хлева хавроний. Он не мог не попасть: серп вонзился в молодого хряка. Радостно завизжав, учитель прыгнул в толпу своих жертв, и начал убивать, жестоко, без оглядки…

ХХХХ

Спустя час резня закончилась. Сельский учитель, с руками по локоть в крови, победно оглядел побоище. Погибли все. Погибли шведские ландрасские свиньи с белой кожей и большими ушами, погибли вьетнамские черные свиньи с большим брюшком, и симпатичными рыльцами, погибли минисибсы – свиньи необыкновенной физической крепости.

Выжил только Боржом. Порка обезумевший учитель выхватывал из кучи жертв очередную свинью, хряк вымазался в крови, и упал, притворившись мертвым.

Учитель закурил, и тихо сказал:

- Вот тебе и зажиточность, вот тебе и процветание, старый осел. Чтоб ты сдох! То-то завтра ты обрыдаешься, кулак недобитый! Слезы батраков тебе поперек горла встанут!

Светало. Боржом затаил дыхание. В светлом проеме распахнутой двери фигура учителя чернела грозным напоминанием о социальной справедливости. Но Боржом ничего не знал о социальной справедливости. Он боялся учителя просто потому, что тот мог убить его. Наконец, сплюнув, учитель пнул первую подвернувшуюся под ногу свиную тушу (это был, конечно, Боржом), и вышел. Через несколько минут раздался скрип велосипедных колес, и пение. Убийца уехал.

ХХХХ

Боржом тихонько приподнялся, но снова упал. У двери послышались голоса.

- Секс в хлеву, - говорил на непонятном Боржому языке (ведь, несмотря на немецкое происхождение, Боржом стал натурализовавшимся молдаванином, и понимал только румынский и русский) – о, это возбуждает!
- Иди, иди, дурачок, - отвечала ему на уже понятном для Боржома языке девушка, в которой Хряк с изумлдением узнал внучку деда Андрея. Нину, - иди. Пока жених Петька пьет, давай, быстрее!
- Когда мы поженимся?
- Какая еще Мэри?!

В свинарник буквально ввалились обнимающиеся молодые люди, и, не глядя по сторонам, стали спешно раздеваться, тиская друг друга в углу.

Боржом почувствовал возбуждение, а потом вспомнил, что теперь он – одинок…

ХХХХ

Сельский подпасок тихонько прошел за стол деда Андрея, и, встав за спиной старика, начал что-то горячо шептать в морщинистое ухо. Гости, уставшие под утро, не обратили никакого внимания на то, что дед Андрей вскочил, и бросился во двор. Отвязав велосипед от забора, старик рванул было от дома, потом быстро вернулся, и, прихватив топор, приналег на педали. Через десять минут он был у дверей свинарника.

- Уйди, - попросил он подпаска, все время бежавшего рядом с ним к свинарнику, - уйди от греха, прошу.

Потом поглядел на топор, и горько добавил:

- Значит, ты, американец, социалистом будешь… И, значит, порезал моих свиней в знак этого, как его, социального протеста… А я-то думал, все американцы – люди, как люди. Разбогатеть хотят. Что ж, в стаде не без паршивой овцы. Но ничего. Мы это поправим.

Мальчишку со двора как будто ветром сдуло. Старик крадучись вошел в свинарник, и долго глядел на копошащиеся на подстилке белые людские тела. Потом – на неподвижные и окровавленные свиные туши. Рассвет, вползая в свинарник, увидел, что дед Андрей плакал

Боржом, увидев с топором в руках еще и хозяина, не вынес предательства близкого человека, и, обнаружив себя, вскочил, и завизжал. Завизжала Нина. Завизжал Джон.

- Гэть! - сказал дед Андрей.

И опустил топор.

udaff.com