Шмель
Кто добавил: | AlkatraZ (08.07.2010 / 13:17) |
Рейтинг: | (0) |
Число прочтений: | 7619 |
Комментарии: | Комментарии закрыты |
Горожане, которые умиляются пчелам, всегда смешили меня. Бледные люди, чьи лица отражают серое свечение асфальта, восхищенно кричат «вау», глядя на организованных пчел, вкалывающих с утра до вечера. Кретины. На мой взгляд, любить пчел также бессмысленно, как и муравьев или, к примеру, термитов. И те и другие и третьи создали совершенную Систему уничтожения индивидуальности.
Пчелы, муравьи, термиты, и люди – рабы системы.
По иронии судьбы, они сами же ее и создали, и сами в нее включились, чтобы выжить. Порочный круг. Без системы одна особь погибает, а для системы одна особь не значит ровным счетом ничего. Привилегии получает только пчелиная матка, муравьиная матка, президент Джордж Буш, или, к примеру, Папа Римский. Наверху всегда кто-то жирный, довольный. И в одном экземпляре. Все остальные – работяги, солдаты или трутни. И если вы думаете, что трутням приходится легче, то ошибаетесь. Я неплохо разбираюсь в пчеловодстве. Трутни вовсе не паразиты, как многие думают. Они тоже выполняют свое долбанное Предназначение. И состоит оно в оплодотворении матки. После этого, уж поверьте мне, - я десять лет наблюдал за жизнью пчел на пасеке отца, - трутней изгоняют из улья без жалости, и они погибают от холода и голода.
К самим себе пчелы относятся ничуть не лучше. Одна пчела ничего не значит для системы. Более того, когда особь чувствует, что скоро умрет, - какие-то сигналы подает ее же организм, - пчела вылетает из улья, чтобы не загрязнять дом Семьи своим дохлым телом. Она обязана вылететь в любую погоду. Даже в ливень. И мокнуть под дождем, дожидаясь, пока, наконец, ей не настанет крышка. Вполне возможно, что до смерти ей остается почти час, а то и два. Но это никого не волнует. Улетай подыхать! Прочь из дома! Ты не приносишь пользу, стало быть, больше нам не нужна! Вот вам и трудолюбивые пчелки, с которых мы все должны брать пример, когда вырастем, и станем ходить на работу!
Ну, а конструкция их тела, идеальная для полетов, сбора пыльцы, и прочей Работы, вызывает у меня тоску. Я предчувствую, что лет через триста мы тоже будем рождаться кто с кистью, скрученной в виде разводного ключа, кто с двумя-тремя пальцами для печатания рекламных брошюр, а кто сразу – с надувной оболочкой Новое Пиво Со Скидками На Этой Неделе прямо на теле.
Чтобы родиться, встать, коротко поблагодарить акушерку, - та уже родилась с зеркальцем в ладони и узкой, приспособленной для лазания во влагалище кистью, - и отправиться на Работу.
Приносить Пользу.
Еще Система, которую выстроили пчелы, - в совершенстве, причем за несколько миллионов лет до появления прямоходящей обезьяны, - совершенно оглупляет каждую из них. Может, на заре своего появления пчелы, каждая сама по себе, что-нибудь и значили. Но со временем это прекратилось. Идеальное разделение труда превратило их в ограниченных тупиц. Представьте себе человека, который даже посрать толком не может, а умеет в совершенстве производить всего одно-два действия: к примеру, завинчивать болт на гайке, или открывать-закрывать дверь гостиницы. Ну, так это и есть пчелы. Вытирать задницу будет другая пчела. К сожалению, вымыть руки она не сможет. Еще бы! Это ведь прерогатива пчел-моющих-руки-пчелам-вытирающих-задницу-пчелам-открывающим-двери-улья!!!
Вот поэтому-то я никогда не умилялся пчелам. Напротив. Глядя на улей, я содрогаюсь. Ведь он – ничто иное, как модель маленького фашистского государства, где инвалидов и сумасшедших пристреливают, восхищаются лишь Силой и Пользой, и тупо изгоняют за пределы своего мирка всех Ненаших. Ни дать, ни взять, государство, - причем любое, - нынешнего мира.
Разумеется, есть еще одна важная деталь. Конечно, я говорю о меде. Это второе, за что мы любим пчел (первое, как мы уже разобрались, это наша смутная симпатия к обществу-близнецу). Сладкие какашки из радиоактивной пыли, собранной, прожеванной и высранной насекомыми. Удивительно, до чего непоследовательны люди! Прямо-таки пчелы! Мохнатый паук мало у кого вызывает восторг, а вот увиденная в саду мохнатая пчелка – прямо-таки повод для торжеств, вечеринки и барбекю с последующим свальным грехом. А ведь мохнатые насекомые, - что паук, что пчела, - одно и то же. И если цветы всего мира завянут, смею вас уверить, за 50-100 лет мудрая эволюция обязательно научит пчел жрать мух, гнилое мясо, пауков, или, к примеру, дохлых животных. Чем-то тогда будет пахнуть ваш медок, сладкоежки?!
Кстати, о сексе. Отношение к нему у пчел тоже наше, человеческое. Пчелы к сексу или равнодушны, или не знают в нем удержу, и живут только ради того, чтобы потрахаться (я о сластолюбцах-трутнях). Или мертвечина, или разврат. Крайности. Только так. То есть, нормального, - животного! – отношения к сексу как к приятному времяпровождения, призванному выразить ваши чувства к особи противоположного пола, да вдобавок и продолжить род, ни у нас ни у пчел нет. И люди и пчелы – пуритане.
И, как настоящие пуритане, знают только два вида секса: полное воздержание (антисекс тоже секс) или сластолюбивое, безудержное, похотливое извращение.
Следовательно, - всегда говорю я Ире, - люди вовсе не имеют никакого отношения, кроме чисто формального, к теплокровным животным.
Мы – насекомые.
Как пчелы. И мы, - мы, люди, и они, пчелы, - обречены на самоуничтожение. Наши системы обязательно победят все вокруг, весь этот гребанный, мир, после чего пожрут, - а они уже начинают это делать, - нас самих, и, наконец, самих себя. После чего планета Земля станет Луной. Без воды, с каменистым пейзажем и двумя недоумками-астронавтами откуда-нибудь с Альдебарана на своей поверхности.
Остается надеяться лишь на шмелей.
Шмель – прекрасный летающий индивидуалист. Шмель – существо, которое, по всем законам аэродинамики, не должен летать. Шмель – существо, чья площадь тела гораздо больше площади крыльев. Шмель – существо, которое живет в одиночестве, и соединяется в пары только ради любви. Шмель – существо, которое не может летать. Шмель – тот, кто летает. Шмель – это символ всех, кто не хочет, подобно большинству людей, быть частью системы. Он живет ради себя. Шмель не создает прибавочный продукт, поэтому цивилизация шмелей, - а она никогда не появится, поэтому-то я и ценю шмелей, - никогда не дала бы миру такого явления, как деньги. Шмель производит и запасает меда ровно столько, сколько нужно ему самому.
Ира где-то вычитала, что шмелю, чтобы, при «неправильном» соотношении площадь его крылья и тела, летать, нужно ежеминутно съедать плитку шоколада. Мы долго смеялись: я каждый день вижу шмелей в нашем саду, и ни у одного из них не видел шоколадной плитки. Это было за несколько дней до того, как мы с Ирой отправились в салон, и нам вытатуировали на левом плече по большому шмелю.
- Тем не менее, - Ира обрила голову, и тщательно чистила свои солдатские ботинки на крыльце дома, - мы разводим пчел.
- Это исключительно для того, - терпеливо объясняю я, перекладывая взрывпакеты из коробки в рюкзак, - чтобы заработать денег. Мы зарабатываем на Системе, чтобы взломать Систему.
Пчелы, муравьи, термиты, и люди – рабы системы.
По иронии судьбы, они сами же ее и создали, и сами в нее включились, чтобы выжить. Порочный круг. Без системы одна особь погибает, а для системы одна особь не значит ровным счетом ничего. Привилегии получает только пчелиная матка, муравьиная матка, президент Джордж Буш, или, к примеру, Папа Римский. Наверху всегда кто-то жирный, довольный. И в одном экземпляре. Все остальные – работяги, солдаты или трутни. И если вы думаете, что трутням приходится легче, то ошибаетесь. Я неплохо разбираюсь в пчеловодстве. Трутни вовсе не паразиты, как многие думают. Они тоже выполняют свое долбанное Предназначение. И состоит оно в оплодотворении матки. После этого, уж поверьте мне, - я десять лет наблюдал за жизнью пчел на пасеке отца, - трутней изгоняют из улья без жалости, и они погибают от холода и голода.
К самим себе пчелы относятся ничуть не лучше. Одна пчела ничего не значит для системы. Более того, когда особь чувствует, что скоро умрет, - какие-то сигналы подает ее же организм, - пчела вылетает из улья, чтобы не загрязнять дом Семьи своим дохлым телом. Она обязана вылететь в любую погоду. Даже в ливень. И мокнуть под дождем, дожидаясь, пока, наконец, ей не настанет крышка. Вполне возможно, что до смерти ей остается почти час, а то и два. Но это никого не волнует. Улетай подыхать! Прочь из дома! Ты не приносишь пользу, стало быть, больше нам не нужна! Вот вам и трудолюбивые пчелки, с которых мы все должны брать пример, когда вырастем, и станем ходить на работу!
Ну, а конструкция их тела, идеальная для полетов, сбора пыльцы, и прочей Работы, вызывает у меня тоску. Я предчувствую, что лет через триста мы тоже будем рождаться кто с кистью, скрученной в виде разводного ключа, кто с двумя-тремя пальцами для печатания рекламных брошюр, а кто сразу – с надувной оболочкой Новое Пиво Со Скидками На Этой Неделе прямо на теле.
Чтобы родиться, встать, коротко поблагодарить акушерку, - та уже родилась с зеркальцем в ладони и узкой, приспособленной для лазания во влагалище кистью, - и отправиться на Работу.
Приносить Пользу.
Еще Система, которую выстроили пчелы, - в совершенстве, причем за несколько миллионов лет до появления прямоходящей обезьяны, - совершенно оглупляет каждую из них. Может, на заре своего появления пчелы, каждая сама по себе, что-нибудь и значили. Но со временем это прекратилось. Идеальное разделение труда превратило их в ограниченных тупиц. Представьте себе человека, который даже посрать толком не может, а умеет в совершенстве производить всего одно-два действия: к примеру, завинчивать болт на гайке, или открывать-закрывать дверь гостиницы. Ну, так это и есть пчелы. Вытирать задницу будет другая пчела. К сожалению, вымыть руки она не сможет. Еще бы! Это ведь прерогатива пчел-моющих-руки-пчелам-вытирающих-задницу-пчелам-открывающим-двери-улья!!!
Вот поэтому-то я никогда не умилялся пчелам. Напротив. Глядя на улей, я содрогаюсь. Ведь он – ничто иное, как модель маленького фашистского государства, где инвалидов и сумасшедших пристреливают, восхищаются лишь Силой и Пользой, и тупо изгоняют за пределы своего мирка всех Ненаших. Ни дать, ни взять, государство, - причем любое, - нынешнего мира.
Разумеется, есть еще одна важная деталь. Конечно, я говорю о меде. Это второе, за что мы любим пчел (первое, как мы уже разобрались, это наша смутная симпатия к обществу-близнецу). Сладкие какашки из радиоактивной пыли, собранной, прожеванной и высранной насекомыми. Удивительно, до чего непоследовательны люди! Прямо-таки пчелы! Мохнатый паук мало у кого вызывает восторг, а вот увиденная в саду мохнатая пчелка – прямо-таки повод для торжеств, вечеринки и барбекю с последующим свальным грехом. А ведь мохнатые насекомые, - что паук, что пчела, - одно и то же. И если цветы всего мира завянут, смею вас уверить, за 50-100 лет мудрая эволюция обязательно научит пчел жрать мух, гнилое мясо, пауков, или, к примеру, дохлых животных. Чем-то тогда будет пахнуть ваш медок, сладкоежки?!
Кстати, о сексе. Отношение к нему у пчел тоже наше, человеческое. Пчелы к сексу или равнодушны, или не знают в нем удержу, и живут только ради того, чтобы потрахаться (я о сластолюбцах-трутнях). Или мертвечина, или разврат. Крайности. Только так. То есть, нормального, - животного! – отношения к сексу как к приятному времяпровождения, призванному выразить ваши чувства к особи противоположного пола, да вдобавок и продолжить род, ни у нас ни у пчел нет. И люди и пчелы – пуритане.
И, как настоящие пуритане, знают только два вида секса: полное воздержание (антисекс тоже секс) или сластолюбивое, безудержное, похотливое извращение.
Следовательно, - всегда говорю я Ире, - люди вовсе не имеют никакого отношения, кроме чисто формального, к теплокровным животным.
Мы – насекомые.
Как пчелы. И мы, - мы, люди, и они, пчелы, - обречены на самоуничтожение. Наши системы обязательно победят все вокруг, весь этот гребанный, мир, после чего пожрут, - а они уже начинают это делать, - нас самих, и, наконец, самих себя. После чего планета Земля станет Луной. Без воды, с каменистым пейзажем и двумя недоумками-астронавтами откуда-нибудь с Альдебарана на своей поверхности.
Остается надеяться лишь на шмелей.
Шмель – прекрасный летающий индивидуалист. Шмель – существо, которое, по всем законам аэродинамики, не должен летать. Шмель – существо, чья площадь тела гораздо больше площади крыльев. Шмель – существо, которое живет в одиночестве, и соединяется в пары только ради любви. Шмель – существо, которое не может летать. Шмель – тот, кто летает. Шмель – это символ всех, кто не хочет, подобно большинству людей, быть частью системы. Он живет ради себя. Шмель не создает прибавочный продукт, поэтому цивилизация шмелей, - а она никогда не появится, поэтому-то я и ценю шмелей, - никогда не дала бы миру такого явления, как деньги. Шмель производит и запасает меда ровно столько, сколько нужно ему самому.
Ира где-то вычитала, что шмелю, чтобы, при «неправильном» соотношении площадь его крылья и тела, летать, нужно ежеминутно съедать плитку шоколада. Мы долго смеялись: я каждый день вижу шмелей в нашем саду, и ни у одного из них не видел шоколадной плитки. Это было за несколько дней до того, как мы с Ирой отправились в салон, и нам вытатуировали на левом плече по большому шмелю.
- Тем не менее, - Ира обрила голову, и тщательно чистила свои солдатские ботинки на крыльце дома, - мы разводим пчел.
- Это исключительно для того, - терпеливо объясняю я, перекладывая взрывпакеты из коробки в рюкзак, - чтобы заработать денег. Мы зарабатываем на Системе, чтобы взломать Систему.