Систему.
- Как и все революционеры?
- Как и все революционеры.

Мы знаем, что отчасти напоминаем героев «Бойцовского клуба», и это нам даже приятно. Тем более, что мы и в самом деле похожи. Живем в полузаброшенном доме в пригороде, собираемся взорвать Систему, умеем производить взрывчатые вещества, и еще кое-что. Есть и несовпадения. Нас исключительно двое, - индивидуалист, набирающий группу последователей, смешон, - и мы исключительно здоровы психически. А на жизнь зарабатываем разведением пчел и продажей меда. Нам по восемнадцать лет, Ира бреет голову, носит клетчатую рубашку и солдатские, - ей подарил их я, - ботинки. Она весит 55 килограммов, на 5 больше, чем я. Тем не менее, я очень мускулист, и вот уже 12 лет занимаюсь дзюдо. Мы часто, - очень часто, - трахаемся. Живем вместе всего полгода. Мы ненавидим пчел и уважаем шмеля как символ индивидуализма.

Нормального, здорового индивидуализма, конечно, а не того выблядочного эгоизма, которым любят козырять адвокаты буржуазного мира.

Я ненавижу Систему по идеологическим соображениям. Ира – по личным мотивам, которые есть не что иное, как предпосылки к возникновению ненависти по идеологическим мотивам. Ее бросил парень, с которым она почти не встречалась. Ира из небогатой семьи, а его родители запретили ему на ней не то, что жениться, но и просто встречаться. Почему-то переспать с ней они ему не запрещали. Еще бы. Что значит кусок бедного мяса для душевного равновесия их драгоценного мальчика. Вся эта история травмировала Иру. Сейчас он ездит на учебу в самый дорогой университет Молдавии на новой иномарке «Пежо». Или «Вольво». Не помню. Всегда презирал машины. Я вообще презираю вещи и тех, кто придает им значение.

Компьютеры, машины, дома, столы, вилки, гробы, корабли, блокноты, колокольни, музеи, квартиры, рестораны…

Какая разница, что взрывать?

Вечером мы собираемся забросать бомбами местный «Макдональдс» и галерею современного искусства, украшенную ткацкими станками 19 века. Чтобы не было жертв, мы собираемся взорвать их взрывпакетами. Значит, осколков не будет.

Мы готовимся к этому, сидя на скрипучем крыльце нашего дома. Крыльцо выходит в сад. Здесь много растений, большая часть которых ядовита. Дурман, белладонна, есть даже цикута. Не знаю, уж, где Ира цикуту достала, но она хорошо разбирается в растениях. Мед, произведенный пчелами, собиравшими пыльцу с таких растений, - а наши пчелы трудятся именно здесь, - вызывает аллергию, жжение в желудке, галлюцинации, иногда обморочные состояния. Это сладкий яд.

Мы продаем его по 40 леев за килограмм.

Я улыбаюсь Ире, и глажу ей ежик на голове. Жалко, конечно, что мы не встретились на два-три года раньше.

- А что бы тогда случилось? – спрашивает Ира, глядя на меня по-собачьи; кажется, она меня очень любит. – Все пошло бы по другому пути развития?
- Мы бы жили в этом доме, - объясняю я, - уже два-три года. Вот и все.

Мимо пролетает шмель. Я хватаю его, - реакция у меня блистательная, - и мы с Ирой улыбаемся друг другу. Мед шмеля – это для избранных. Это вам не пчелиные какашки.

Такой мед нельзя лопать ложками. Шмель индивидуалист, и у них нет ульев, поэтому максимальная доза шмелиного меда, которую вы насекомого, и на моей ладони появляется белесо-желтое пятно. Шмель улетает, а я, обмакнув в пятно палец, даю Ире его облизать. Остальное слизываю с ладони сам. Ира все еще лижет мне пальцы, и я начинаю стаскивать с себя майку...

Поздно вечером мы оставляем рюкзак с пятьюдесятью взрывпакетами прямо под дверью ресторана, и Ира роняет недокуренную сигарету в рюкзак. Я раскрываю его и вижу, что пламя занялось не с конца шнура, и почти у самих зарядов. Мы понимаем, что сейчас не будет. Я беру Иру под руку и с улыбкой медленно иду через дорогу. Удивительно, но взрыва нет. Взрыва нет. Нет взрыва. Наконец, я решаю, что шнур просто погас. Когда мы поворачиваем за угол, улица полыхает: взрыва мы не слышим, а просто чувствуем горячую сжатую волну воздуха.

- Вот это да, - смеется, когда мы возвращаемся домой, Ира; она все никак не может отдышаться, - а ведь мы не должны были выжить. Не должны были. Не должны!

Я пожимаю плечами. Я думаю о том же, о чем думает и она. Да, мы не должны были выжить.

Но и шмель не должен летать.

udaff.com