На крыше дома, под большим колесом, где невозмутимо глядели друг на друга чета аистов, сидели двое мужчин. Печник и хозяин дома.

- Положи руку на трубу! – попросил печник.
- Горячо же, обожгусь, - нехотя сказал хозяин дома. – Горячий…
- Клади! – крикнул Еремей.

Хозяин осторожно приблизил руку к трубе. Потом, осмелев, положил ее. Затем, удивленно засмеявшись, сунул руку в трубу по самый локоть.

- Холодный! – изумленно выкрикнул он. – Дым холодный совсем!
- Ледяной, - улыбнулся Еремей, - настоящий, холодный дым. Вот он. Бери его рукам, трогай. Раз потрогать можно, значит, настоящий

Для печника Еремея из села Алексеевка мир делился на две части. То, что есть, и то, что выдумали люди. В числе первого было село Алексеевка, он сам, которого Еремей мог потрогать руками, его инструмент, печка, жена Лида, дочь Евгения, трава в поле, земля в поле, колодец, в котором по вечерам тонуло солнце, а по утрам вновь из него выбиралось обсушиться, да проветриться в небе. В категорию выдуманного Еремей, не мудрствуя особо, относил паранормальные, на его взгляд, явления. Такие, как привидения, честный районный агроном, победа олимпийской сборной Молдавии в Китае в 2008 году, и… Италия.

- Нет ее, никакой этой Италии! – категорично заявлял он в доме очередного клиента, шлепнув мастерком глину резко, как последний аргумент. – Все это выдумки банды международных аферистов!
- Как же так? – удивлялись самые грамотные. – Ведь Италия существует на карте мира.
- Я вам на карте, - хмыкал Еремей, - что хочешь нарисую. Нет, конечно, страна такая, может, и есть. Но наши работники там явно не нужны. Все это грандиозное надувательство!

Изумленной публике, - а послушать Еремея в селе собирались часто, потому что он был человек уважаемый, - печник объяснял. Хоть и говорят все об этой Италии, и что, мол, в нее уже 200 тысяч молдаван уехали, но разве кто-то из здесь собравшихся ее, эту Италию, видел?

- Мне, - робко встревал кто-то из слушателей, - сосед говорил, что у его родни из Маркулешт в Италию сын уехал. Каждый месяц по двести евро шлет!

Но Еремей предавал неосторожного спорщика осмеянию, предполагая, что мальчика из Маркулешт давно уже распродали на органы. Слушатели изумленно ахали, а Еремей, любивший поговорить во время работы, споро слагал печку. Как древнерусский сказитель – песню.

- Понятное дело, они, аферисты эти, на продаже мертвого тела кучу денег заработали, - поднимал он мастерок, - а кого-то из них совесть мучает. Вот они крохи родителям-то и присылают.
- Какие же крохи, если двести евро в месяц?! – пытался подловить кто-то Еремея на явном несоответствии.
- Для нас это сумма, - усмехался Еремей, - а для них крохи!

Люди грустно замолкали, представив, сколько же денег должно быть у тебя, чтобы двести евро были крохами, а Еремей откладывал инструмент и шел пообедать. Ел он всегда дома, а вернувшись, продолжал разговор, словно и не было почти часового перерыва.

- Конечно, - несколько смягчался он после еды, как и всякий мужчина, - я не думаю, что 200 тысяч молдаван продали на органы в этой Италии. Наверняка кто-то и выжил. Но их, я полагаю, держат в заточении. И силой заставляют работать! Зарабатывают на них миллионы… Нет, миллиарды! А какие-то крохи шлют их родственникам.
- А зачем? – удивлялся хозяин дома, где Еремей работал, - ведь они все равно в рабстве.
- А чтоб лишних вопросов никто не задавал! – отвечал уже подумавший об этом печник, любуясь произведенным на людей эффектом.


Эффект и вправду был. Еремей был не только неожиданным, остроумным и оригинальным оратором, - воскресший Цицерон Алексеевки, так назвал его перед смертью сельский учитель, - но и блестящим печником. О его печах слагали легенды. Все знали, что дым из трубы над печью, сто сложил Еремей, выходит совершенно холодным. А это значило, что все свое тепло он отдал дому. Соперники не раз пытались подглядеть, как именно выстраивает этот печник сложные ходы дымохода, но всякий раз запутывались, и горько плакали, бессильно скрежеща зубами. Еще бы! Одна печь стоила почти двести леев (двадцать евро – прим. авт.). И это давало основания считать Еремея весьма зажиточным человеком. Настолько, что к нему даже вламывались в дом несколько раз воры. Но, ничего не найдя, уходили с пустыми руками.

- Где ты прячешь деньги, - спросила печника жена после очередного неудавшегося ограбления, - что они их никак найти не могут?
- Гляди сюда, - таинственно поманил Лиду Еремей, и показал пальцем. – Только никому не слова!

Оказалось, что все ценности Еремей хранил в печке, прямо под огнем. Но сложил он печь так умно, что место, где полыхало пламя, всегда было холодным. Подивившись уму мужа, Лида еще раз благословила Бога за то, что тот ее с правильным мужчиной свел, и отправилась в поле работать. А Еремей пересчитал деньги, и сложил их под огонь, не обжегшись. Это было второй его тайной, которую он даже жене не открыл: огонь с ним ничего поделать не мог, а только гладил кожу, как добрый хозяин – кошку. Потом распрямился, вспомнил об Италии, о которой только все и говорили, да фыркнул. И услышал шаги.

- Папа, - сказала подошедшая сзади дочь Женя, - одолжи четыре тысячи евро. Я в Италию на работу уехать хочу!

ХХХХХХ

После новостей об озеленения города Бельцы, отстреле бездомных собак в Сороках, и пресс-конференции премьер-министра в местной газете, настала очередь непременной теперь Италии.

- По данным Института сотрудничества и развития Италия-Молдова, - гнусаво забубнил диктор молдавского телевидения, - число молдавских граждан, незаконно работающих в Италии, может достигать 200 тысяч человек! Председатель Института Дойна Бабенко отметила во вторник на пресс-конференции, что Институт предпринимает меры по поддержке молдаван незаконно находящихся в Италии, но по…

Раздосадованный Еремей выключил телевизор, и прошелся по комнате, сунув руки в карманы. Развенчивать миф об Италии ему стало теперь не совсем прилично. Ведь там, в городе Болонья, работала сейчас его дочь. Удивительно, но Женя добралась до Италии, позвонила оттуда, сказала, что место рабочее для нее нашлось, и стала потихоньку возвращать долги родителям. Выходит, Италия существует? А думать, что ничего такого нет, а деньги ему шлет международная мафия торговцев человеческими органами, распилившая его дочь на части, Еремей как-то не хотел. Тем более, что Женя регулярно звонила, отчитывалась, что ест, как живет, не курила, и была весела. Еремей был счастлив, потому что дочь любил, но с поры ее отъезда как-то ссохся и помрачнел. И не из-за разлуки с дочкой…

- Эй, Еремей, - так как это нет никакой Италии, - если там сейчас твоя дочка Женя. Или нет никакой дочки Жени у тебя? А?!

И провожали печника дружным гоготом. Тот от расстройства не только похудел, но даже перестал спать, и работал как-то нервно и неровно. Брака Еремей не допускал, но многие заметили, что дым из его печей стал выходить чуть тепловатым. А, значит, печка не