Библиотека | Черный Аббат | Цербер
хлопал глазами, старательно прикрываясь. Видел он, - повторюсь в который раз, - очень плохо, поэтому все попытки защитить лицо от ударов, сыпавшихся и справа и слева, были неудачными. Да-да, Ахиллес просто напросто надавал Гомеру зуботычин. Воины, окружившие старика и героя плотным кольцом, смеялись.
- Не я ли тебе, Ахиллес, говорил, - крикнул какой-то пожилой копьеносец, - что толку от этих поэтов в войске нет?
Хоть Гомер и занимал скромную должность летописца маленького городка Энелаида (откуда его и взяли с собой воины), все знали, что в молодости старик баловался стишками. Ахиллес взвыл, бросил Гомера на землю, подобрал свиток, и начал, подрагивая ноздрями, громко читать:
- Так вопиял он, моляся; и внял Аполлон сребролукий, - руки героя задрожали, он все громче читал, - Быстро с Олимпа вершин устремился, пышущий гневом, лук за плечами неся и колчан, отовсюду закрытый; громко крылатые стрелы, биясь за плечами, звучали, в шествии гневного бога: он шествовал, ночи подобный. Сев наконец пред судами, пернатую быструю мечет, звон поразительный издал серебряный лук стреловержца. В самом начале на месков напал он и псов празднобродных; после постиг и народ, смертоносными прыща стрелами; частые трупов костры непрестанно пылали по стану….
Воины гоготали. Вынуждена признать: Гомер и в самом деле нафантазировал. В этой стычке, которую описал слепец так красиво, все было не так. Бог Аполлон в ней никакого участия не принимал. Просто стрелки Ахиллеса, - ровно сто пятьдесят откормленных и хорошо обученных бойцов, - умело маневрируя, так засыпали стрелами троянцев, что локальная стычка была выиграна. И приписывать этот успех Аполлону, - с точки зрения людей, выигравших сражение, - означало просто-напросто украсть у них победу. Тем более, победу в глазах потомков, которые будут читать этот текст. В этом воины были солидарны с Ахиллесом.
Ахиллес не желал видеть ничего в летописи осады Трои о богах, чувственных переживаниях, и прочем, как он выразился, дерьме. Ему нужна была точная хроника. Ее он мог бы затем, в доказательство своих полководческих талантов, предъявить очередному нанимателю. Да, конечно, Ахиллес сражался за деньги.
Ахиллес почитал еще немного, затем снова побил Гомера, велел солдатам обобрать летописца, и объявил, что увольняет слепого. Гомер к вечеру того дня и в самом деле стал слепым: от волнений и побоев остатки зрения ему отказали.
- Мой господин, - униженно просил Гомер Ахиллеса, который остался в памяти людей лишь благодаря ему, Гомеру, - не соблаговолите ли вы вернуть мне хотя бы те жалкие остатки бумаги, которые вы взяли у меня. Ведь для вас они никакой ценности не представляет…
Ахиллес ничего не отдал. Он поступил так из мести. Ведь бумагу можно было продать, и жить на эти деньги около года. Ахиллес не хотел, чтобы Гомер жил еще год. А на рукопись ему было плевать.
Текст «Илиады» для героя «Илиады» никакой ценности не представлял.
Текст «Илиады» не представлял никакой ценности и для Гомера.
Просто он, как и предполагал Ахиллес, намеревался продать пергамент. Стереть запись (ту самую «Илиаду») с него, а потом продать его другим, более удачливым, хроникерам. Но Ахиллес был зол. Он не отдал Гомеру «Илиаду» и тем самым спас одно из величайших произведений мировой литературы. Конечно, он и не думал ничего спасать. Ахиллес был просто зол. Он сунул свиток в свои вещи, и забыл.
Гомера взяли с собой на корабле воины, отплывавшие домой за подкреплением. Штормом их отнесло к берегам Италии. Там они, потеряв всякую надежду вернуться домой, высадили Гомера на пустынное побережье, и отплыли. Еды слепому солдаты не оставили. Им самим не хватало. На счастье, Гомеру подвернулась я. И мы побрели с ним по дорогам Италии, зарабатывая на хлеб всякими россказнями. Получалось не очень хорошо: пришлось брать вопросы обеспечения нас питанием в свои лапы.
Я научилась ходить на задних лапах, гавкать три раза, когда следовало отвечать «да», и два раза, когда «нет».
Говорящая собака? Нет, это чересчур. Гомер был по горло сыт чудесами. Я старалась не бередить его ран. Ровно тридцать лет длились наши скитания. Гомер все просил смерти, но никак не мог получить ее. Бедняга не понимал, что человек не умирает, пока не выполнит свое предначертание. Его предначертание состояло в том, чтобы написать еще и «Одиссею». На исходе тридцатого года, - когда жить Гомеру оставалось всего ничего, около шести месяцев, - мы увидели у побережья корабль. Греческий! От радости я залаяла так громко, что Гомер понял: где-то поблизости соотечественники.
Они и впрямь оказались греками. Приплыли сюда, чтобы обменять немного зерна на волчьи шкуры, которые добывали в огромных количествах племена, позже основавшие Рим. И первое, что сказал один из торговцев, когда увидел нас:
- Граждане, взгляните на слепца с собакой! Ну, вылитый Гомер!
Граждане, - все они оказались афинянами, - посмеялись. Точно, до чего же ты, нищий, похож на Гомера. Каково же было их удивление, когда Гомер сказал им, что он и в самом деле Гомер.
- Неужели ты не умер, величайший из поэтов? – спросил торговец маслом.
И рассказал Гомеру обо всем, что последовало после его изгнания.
Все было как обычно. После того, как Ахиллеса под Троей все-таки убили, кто-то из мародеров, опоздавший к разделу имущества покойного, удовольствовался сумкой, в которой лежала «Илиада». Солдат не мог соскоблить записи так, чтобы не изувечить пергамент. Ведь тогда бы он ничего не заработал. Поэтому солдат продал пергамент с текстом «Илиады» за полцены пергамента, который не был чистым, и потому стоил дешевле. Кому-то из переписчиков, купивших пергамент, текст понравился, и он начал его тиражировать.
За пятнадцать лет Гомер стал заслуженным артистом Древней Греции.
Величайшим из величайших. Поэтом века, и, как оказалось, последующих тысячелетий. О нем стали слагать легенды, его именем клялись поэты, о нем мечтали женщины, его бюсты наводнили Аттику. В общем, он стал очень популярен, мой слепец. Более того, мужланы, которые радостно гоготали, наблюдая, как Ахиллес избивал Гомера за выдумки и бредни про богов, по возвращении на родные острова стали говорить – так оно и было! Этот Гомер прав! Вот, молодчина! Мы сами, сами, видели!
- Популярность пришла слишком поздно, - сказал Гомер.
Он сказал это с горечью. Купцы, окружившие его, верили Гомеру, когда тот сказал им, что является Гомером. Ведь Гомер, которому они поверили, читал любые строки, какие не попросишь, из «Илиады» Гомера. Поэт, цитирующий сам себя. Для них это было в диковинку. Купцы накормили Гомера, и, что очень важно для слепца, лет десять не пившего вина, напоили его. Глядя, как поэт подрыгивает ногой в такт пошловатой флейте, я чувствовала легкую грусть. Понимала, что скоро мы расстанемся. Мой удел - сопровождать одиночек.
Позже я узнала, чем все закончилось для Гомера. Он вернулся в Грецию с купцами, и прожил еще полгода в замке Одиссея. Тот, как я уже говорила, трусливо бежавший с поля боя под
- Не я ли тебе, Ахиллес, говорил, - крикнул какой-то пожилой копьеносец, - что толку от этих поэтов в войске нет?
Хоть Гомер и занимал скромную должность летописца маленького городка Энелаида (откуда его и взяли с собой воины), все знали, что в молодости старик баловался стишками. Ахиллес взвыл, бросил Гомера на землю, подобрал свиток, и начал, подрагивая ноздрями, громко читать:
- Так вопиял он, моляся; и внял Аполлон сребролукий, - руки героя задрожали, он все громче читал, - Быстро с Олимпа вершин устремился, пышущий гневом, лук за плечами неся и колчан, отовсюду закрытый; громко крылатые стрелы, биясь за плечами, звучали, в шествии гневного бога: он шествовал, ночи подобный. Сев наконец пред судами, пернатую быструю мечет, звон поразительный издал серебряный лук стреловержца. В самом начале на месков напал он и псов празднобродных; после постиг и народ, смертоносными прыща стрелами; частые трупов костры непрестанно пылали по стану….
Воины гоготали. Вынуждена признать: Гомер и в самом деле нафантазировал. В этой стычке, которую описал слепец так красиво, все было не так. Бог Аполлон в ней никакого участия не принимал. Просто стрелки Ахиллеса, - ровно сто пятьдесят откормленных и хорошо обученных бойцов, - умело маневрируя, так засыпали стрелами троянцев, что локальная стычка была выиграна. И приписывать этот успех Аполлону, - с точки зрения людей, выигравших сражение, - означало просто-напросто украсть у них победу. Тем более, победу в глазах потомков, которые будут читать этот текст. В этом воины были солидарны с Ахиллесом.
Ахиллес не желал видеть ничего в летописи осады Трои о богах, чувственных переживаниях, и прочем, как он выразился, дерьме. Ему нужна была точная хроника. Ее он мог бы затем, в доказательство своих полководческих талантов, предъявить очередному нанимателю. Да, конечно, Ахиллес сражался за деньги.
Ахиллес почитал еще немного, затем снова побил Гомера, велел солдатам обобрать летописца, и объявил, что увольняет слепого. Гомер к вечеру того дня и в самом деле стал слепым: от волнений и побоев остатки зрения ему отказали.
- Мой господин, - униженно просил Гомер Ахиллеса, который остался в памяти людей лишь благодаря ему, Гомеру, - не соблаговолите ли вы вернуть мне хотя бы те жалкие остатки бумаги, которые вы взяли у меня. Ведь для вас они никакой ценности не представляет…
Ахиллес ничего не отдал. Он поступил так из мести. Ведь бумагу можно было продать, и жить на эти деньги около года. Ахиллес не хотел, чтобы Гомер жил еще год. А на рукопись ему было плевать.
Текст «Илиады» для героя «Илиады» никакой ценности не представлял.
Текст «Илиады» не представлял никакой ценности и для Гомера.
Просто он, как и предполагал Ахиллес, намеревался продать пергамент. Стереть запись (ту самую «Илиаду») с него, а потом продать его другим, более удачливым, хроникерам. Но Ахиллес был зол. Он не отдал Гомеру «Илиаду» и тем самым спас одно из величайших произведений мировой литературы. Конечно, он и не думал ничего спасать. Ахиллес был просто зол. Он сунул свиток в свои вещи, и забыл.
Гомера взяли с собой на корабле воины, отплывавшие домой за подкреплением. Штормом их отнесло к берегам Италии. Там они, потеряв всякую надежду вернуться домой, высадили Гомера на пустынное побережье, и отплыли. Еды слепому солдаты не оставили. Им самим не хватало. На счастье, Гомеру подвернулась я. И мы побрели с ним по дорогам Италии, зарабатывая на хлеб всякими россказнями. Получалось не очень хорошо: пришлось брать вопросы обеспечения нас питанием в свои лапы.
Я научилась ходить на задних лапах, гавкать три раза, когда следовало отвечать «да», и два раза, когда «нет».
Говорящая собака? Нет, это чересчур. Гомер был по горло сыт чудесами. Я старалась не бередить его ран. Ровно тридцать лет длились наши скитания. Гомер все просил смерти, но никак не мог получить ее. Бедняга не понимал, что человек не умирает, пока не выполнит свое предначертание. Его предначертание состояло в том, чтобы написать еще и «Одиссею». На исходе тридцатого года, - когда жить Гомеру оставалось всего ничего, около шести месяцев, - мы увидели у побережья корабль. Греческий! От радости я залаяла так громко, что Гомер понял: где-то поблизости соотечественники.
Они и впрямь оказались греками. Приплыли сюда, чтобы обменять немного зерна на волчьи шкуры, которые добывали в огромных количествах племена, позже основавшие Рим. И первое, что сказал один из торговцев, когда увидел нас:
- Граждане, взгляните на слепца с собакой! Ну, вылитый Гомер!
Граждане, - все они оказались афинянами, - посмеялись. Точно, до чего же ты, нищий, похож на Гомера. Каково же было их удивление, когда Гомер сказал им, что он и в самом деле Гомер.
- Неужели ты не умер, величайший из поэтов? – спросил торговец маслом.
И рассказал Гомеру обо всем, что последовало после его изгнания.
Все было как обычно. После того, как Ахиллеса под Троей все-таки убили, кто-то из мародеров, опоздавший к разделу имущества покойного, удовольствовался сумкой, в которой лежала «Илиада». Солдат не мог соскоблить записи так, чтобы не изувечить пергамент. Ведь тогда бы он ничего не заработал. Поэтому солдат продал пергамент с текстом «Илиады» за полцены пергамента, который не был чистым, и потому стоил дешевле. Кому-то из переписчиков, купивших пергамент, текст понравился, и он начал его тиражировать.
За пятнадцать лет Гомер стал заслуженным артистом Древней Греции.
Величайшим из величайших. Поэтом века, и, как оказалось, последующих тысячелетий. О нем стали слагать легенды, его именем клялись поэты, о нем мечтали женщины, его бюсты наводнили Аттику. В общем, он стал очень популярен, мой слепец. Более того, мужланы, которые радостно гоготали, наблюдая, как Ахиллес избивал Гомера за выдумки и бредни про богов, по возвращении на родные острова стали говорить – так оно и было! Этот Гомер прав! Вот, молодчина! Мы сами, сами, видели!
- Популярность пришла слишком поздно, - сказал Гомер.
Он сказал это с горечью. Купцы, окружившие его, верили Гомеру, когда тот сказал им, что является Гомером. Ведь Гомер, которому они поверили, читал любые строки, какие не попросишь, из «Илиады» Гомера. Поэт, цитирующий сам себя. Для них это было в диковинку. Купцы накормили Гомера, и, что очень важно для слепца, лет десять не пившего вина, напоили его. Глядя, как поэт подрыгивает ногой в такт пошловатой флейте, я чувствовала легкую грусть. Понимала, что скоро мы расстанемся. Мой удел - сопровождать одиночек.
Позже я узнала, чем все закончилось для Гомера. Он вернулся в Грецию с купцами, и прожил еще полгода в замке Одиссея. Тот, как я уже говорила, трусливо бежавший с поля боя под