империи против Люка Скайуокера. В любом случае никто из тех, к кому он обращался, не читали молдавских газет.
− Поймите, - сказал я, а он сделал жесткое, как все они, когда им отказывали, лицо.
− Это провинциальная республиканская газета сраной Молдавии, - сказал я.
− С таким же успехом вы могли бы принести петицию в поддержку венериан, или с осуждением агрессии Звездной империи против Люка Скайуокера, - сказал я.
− Кого? - спросил он, но я не поверил, слух у него был, как у охотника в прериях, и просекал этот товарищ все невероятно быстро и точно.
− Неважно, - сказал я.
− В любом случае никто из тех, к кому вы обращаетесь, не читали молдавских газет — объяснил я.
− Ясно, - сказал он.
− Да мне, в общем, все равно, - виновато сказал он.
− Мне бы гонорар получить, - сказал он.
− Пенсия-то хуйня, - добавил он почему-то матом.
Но я все равно сказал «нет», потому что от меня ничего не зависело. Меня Специально посадили сюда говорить «нет». И принимать колотушки всех этих психов. Даже если бы ко мне заглянул Гоголь и предложил «Ревизора», я бы все равно сказал ему — иди на хуй, Гоголь. Потому что меня посадили сюда говорить НЕТ.
Но старикан, в отличие от Гоголя, был цельной натурой.
Поэтому он поднялся на четвертый этаж Дома печати, где перебивалась с хлеба на воду наша сраная редакция, и пожаловался сраному редактору, толстому, тупому и жадному молдавану. Сообщил, что я назвал сраной «нашу цветущую Молдову, наш общий дом, давший крышу русским, молдаванам, евреям, и всем — всем-всем, и вношу национальную рознь». Поэтому молдаван сраный кинул меня на квартальную премию.
− Ты блядь сеешь национальную рознь, Лоринков, - сказал он, вычеркивая меня из списка награжденных. - Этот русский пидарас пожаловался на тебя. Так что премии я тебя лишаю. Интересно, что он тут делает, этот русский пидар? Уебывал бы себе в свою Россию сраную.
− Блядь, какую рознь? - спросил я тоскливо.
− Да мне, в общем, все равно, - сказал виновато редактор. - Но если есть повод не заплатить...
Ладно. Я написал гневный пасквиль на частный экономический вуз, тиснул его под фамилиями трех облотусов, из него исключенных, и поимел скандал с ректором этого вуза. А потом — интервью с ним и три свои зарплаты.
Так что премию я себе сам выписал.
ххх
Было мне, повторяю, всего восемнадцать.
Я и понятия не имел, кто я такой и что я делаю на этой планете. Что мне делать? Чем заниматься? Причем я вовсе не преувеличиваю. Я и в самом деле не понимал, для чего здесь я. И речь идет не о каком-то сраном «смысле жизни», про который любят попиздеть идиоты. С этим-то все понятно. Я родился, чтобы сожрать как можно еды, наебаться, родить детей, и умереть. И речь не идет о том, чем заниматься во время этого сраного времяпровождения. Все элементарно с этим. Зарабатывать деньги, чтобы съесть как можно больше еды, наебаться, родить детей и умереть в комфорте.
Дело было не во времяпровождении, с этим-то я легко разобрался лет с пяти.
Дело было в другом. ЗАЧЕМ я здесь? Что мне блядь, Делать? Неужели вся моя жизнь должна представлять собой непрерывный цикл: пьянка — утренний похмел — выбивание денег из лохов — срач с тупым молдаваном — редактором — общение с сумасшедшими — вечерние пьянки в редакции? Если бы был хоть кто-то, кто сказал бы мне «да», я бы успокоился и делал именно это. Не нужно требовать от себя слишком многого. Почему-то большинство людей - этому меня работа в газете точно научила — полагают, что они Особенные.
Это, конечно, не так.
Подавляющее большинство людей, если не все, за редкими исключениями типа гениев или сумасшедших типа меня — скучные, обычные, взаимозаменяемые частицы, куски говна, если по честному. Они не интересны никому, даже себе, они глупы, скучны, у них нет талантов, они просто планктон блядь.
Конский навоз, которым господь Бог удобряет свои сраные грядки. Ничтожества.
И я, кстати, не имел ничего против, чтобы быть одним из них.
Неясность представлял только вопрос: действительно ли я такой?
И если нет, то зачем я все-таки здесь?
А сумасшедшие шли и шли.
ххх
− Дайте мне двести долларов, - сказала одна из них.
− Я даю честное слово порядочного человека, что верну вам их через неделю, - сказала она.
Двести долларов. Две мои зарплаты по тем временам. Хуй знает кому. Хотя, я несправедлив. Судя по ее словам, двести долларов — порядочному человеку. Что же. Я присмотрелся к ней повнимательнее. Я видел ее первый раз в жизни. Красивая девка лет двадцати, черноволосая, сама, - как сказала, - студентка филфака. Какая-то мутная история с выселением из съемной квартиры, что-то безумное в глазах, по всем признакам — голодная шиза. Я глянул на ногти. Так и есть. Под ними была каемка. С психами всегда так. Они хоть маленькой деталью, да выдадут себя. Хоть в чем-то да будут неопрятны. Я отодвинул свою руку от ее. Потом подумал, какого черта.
− У меня нет денег, - сказал я правду, - все мы тут нищие сраные.
− Дайте мне, я верну! - сказала она упрямо.
− Но, - сказал я недовольный из-за того, что она перебила, - я могу помочь.
− Да? - жадно, по-настоящему жадно, спросила она.
− Выпишем вам эту сумму как гонорар в бухгалтерии, а вы отработаете потом, - сказал я полную хуйню, потому что меня бы послали, едва бы я приблизился с такой дебильной идеей к дверям бухгалтерии.
− Здорово! - сказала она.
Мы договорились, что она придет вечером. Я даже чуть разозлился. Ах ты пизда! Неужели ты думаешь, что здесь дают денег всем и каждому, а блядь свои сотрудники сосут лапу, а? Ты думаешь, ты можешь прийти, наплести всякой хуйни про квартиру, сроки, долги, и люди, которых ты видишь впервые в жизни, и которые видят впервые тебя, поведутся на это и дадут тебе двести баксов? Неужели ты всех нас за лохов считаешь? Блядь. В это время позвонили из секретариата:
− Есть кто-то из журналистов? - гавкнули, они всегда гавкали, в трубку.
− Ну, я, — сказал я.
− «Нуты»? - гавкнули в трубку. - А кто ты блядь такой, «нуты» долбанный?
− Ну я, - сказал я.
− Так вот блядь «нуты», - сказали из секретариата, - бери лист бумаги и пиши какой угодно хуйни на сто строк. У нас блядь дыра, понимаешь? Дыра.
− Понимаю, - сказал я. - А что писать?
− А пиши блядь что хочешь, какой угодно хуйни напиши, - сказали в трубку, - потому что, что бы ты не написал, этот ебучий мудак редактор будет недоволен.
− Можно написать рассказ? - спросил я.
− Пиши блядь что хочешь, ты все равно за это по мозгам получишь, так что пиши, что угодно, ты что, тупой? - повторили там.
− И не забудь поставить свою подпись под текстом, «нуты» блядь, чтобы было кого пинать потом, - сказали там и повесили трубку.
Ладно. Я написал.
ххх
Следующим вечером пришла сумасшедшая. Я стал поить ее чаем, стянул с нее розовый свитер, который