у него, конечно же, не было, - но ведь не делается все это ТАК.
− А как это блядь делается? - спросил, смеясь, старший.
− Ведь врагов государства убирают тайно, - сказал спившийся хореограф, вспомнив пару фильмов, которые смотрел в детстве
− Верно, - сказал человек в плаще. - НАСТОЯЩИХ действительно убирают тайно.
− Вот как дружка твоего, Лоринкова злоебучего, - сказал еще один человек в плаще.
− Он всех нас так заебал, что его пришлось убрать, - признался он.
− Или ты думал, что он блядь в Португалии посуду моет, ха-ха? - спросил Моклитару человек в плаще.
− Да, - сказал помощник, - помню ту операцию...
− Премия и три недели летнего отпуска в Тунисе, - вспомнил он.
− Но ты-то не настоящий враг государства, - сказали хореографу люди в плащах.
− Поэтому тебя можно грохнуть явно, и получить за это премию и отпуск.
− Я проте... - начал Моклитару.
Но не закончил. Мужчины деловито пырнули его ножом тридцать четыре раза, и ушли.
Моклитару умер.
ххх
Но какой-то молодой врач больницы скорой помощи, у которого в заднице все еще чесалось побыть Айболитом, решил иначе. И Моклитару спасли, зашив все его тридцать четыре дырки, и откачав после двух клинических смертей. Хореограф, лежа в теплой палате всю зиму, без алкоголя, под капельницами, окормляемый диетическим питанием, понял, что его спасли. Во всех смыслах. В больницу, правда, пытались прорваться местные журналисты, но им объяснили, что убитый агент совсем другой, а этот — просто бомж, пострадавший в пьяной драке.
− Повезло тебе сученыш, - сказали люди в плащах, когда пришли навестить хореографа.
− Живучий, как кошка ебанная... - поэтично восхитились они.
− Что с моей женой? - спросил вдруг Моклитару.
− А у тебя есть жена? - спросили люди в плащах.
− Я думал, вы знаете все, - сказал Моклитару.
− Мы знаем все, что нам нужно, - сказали люди в плащах.
− А твое семейное положение нам на хуй не сдалось, - огорчили они Моклитару.
И ушли, оставив хореографу сок и булочку.
Моклитару подумал, что у блокадных детей и такого не было, и расплакался.
ххх
Следующим летом, выписавшись из больницы, посвежевший и помолодевший Моклитару стал братом Иеговы. Но ежедневного маршрута не сменил. Ходил все по тем же заведениям, только теперь вместо ручек и жалостливых историй подкладывал на столики Библии.
− Братья мои, - говорил он алкашам, окружавшим его, как голуби окружают туриста на площади Святого Марка.
− Я излечился и вы сможете, - говорил он.
И рассказывал всем свою историю. За небольшими исключениями — пара пьяных и обколотых подростков, жаждавших на новую дозу, вместо людей в плащах, - в ней все было правдой. И звонок от жены, как предупреждение Бога. И слезы о бедных детках. И все такое. Деток Моклитару водил с собой. Двоих пацанов — восьми и десяти лет — в костюмчиках и с папками. Конечно, когда не было уроков. Мальчишки были степенными и важными. Маленькие Свидетели. Моклитару получал за Служение кое какие деньги, так что ребята начали отъедаться. Жена хореографа от счастья потеряла дар речи, и стала разносить с глухонемыми ручки и игрушки по кафе.
Моклитару думал, что сорвал банк во всём.
− Я пришел к вам, братья, как послание, - говорил он.
− Я пришел к вам как предупреждение, - предупреждал он.
− Я пришел к вам, - говорил он.
Кое кто и правда завязывал. В конце концов, пример был более чем убедительный. Все помнили, в каком положении был Моклитару ДО и в каком появился ПОСЛЕ. Все считали, что Моклитару спас сам Бог. И хореограф, раскладывая Библии на замызганные столики кишиневских кафе, иногда думал, что, возможно, Творец хотел бы конкуренции с нашей стороны в чем-то. Хоть мы никогда у него не то, что не выиграем, но даже и не сравнимся с ним. Но он конкуренции все равно хочет и ее поощряет.
Хотя бы просто для того, чтобы быть в форме.
ххх
Спустя четыре года исцеленному было явлено Чудо.
Экс-хореограф и проповедник Моклитару, раскладывая Библии, наткнулся в одном ихз кафе на покойника. Жестоко убитый писатель Лоринков пил кофе, сваренный на песке, неприлично — чересчур неприлично для умершего, - хлюпая.
− Я пришел дать вам... - растерянно сказал Моклитару.
− Чего блядь? - спросил Лоринков, и поднял глаза.
− Ох ты блядь, - сказал он. - Воскресший Лазарь.
− Моклитару, вы бросили пить? - подвинул он стул хореографу.
− Мне сказали, ты давно погиб, - сказал Моклитару.
− Я? - удивился Лоринков.
− Да я блядь мою посуду как заводной, и только и успеваю, что по ночам написать кой чего, - сказал он.
− В Португалии, - сказал Моклитару.
− В Испании, - сказал Лоринков.
− Ебучая Молдавия. Всё переврут, - покачал он головой.
− Я думал ты покойник, - еще раз сказал Моклитару.
− Да ни хуя со мной не случится, - утешил Лорикнов хореографа, и крикнул, - два коньяка и еще кофе.
− Я не пью, - сказал Моклитару.
− Нет проблем, я выпью два, - сказал Лоринков.
− Не стоит пить, - сказал Моклитару.
− Я и не пью, - нелогично сказал Лоринков.
− Давай я тебя угощу, - сказал Моклитару, потянувшись к кошельку.
− Не стоит, - резко сказал Лоринков.
− А в чем дело? - спросил Моклитару.
− Я никогда не позволяю молдаванам себя угощать, - сказал Лоринков.
− Ну, чтоб не спиться, - пояснил он.
− Молдаване всех спаивают, - сказал он, и подвинул рюмку хореографу.
− Ты суеверен, - сказал Моклитару.
− Это имеет резоны, - сказал Лоринков.
Моклитару подумал о себе и вынужден был согласиться.
− Вот, в отпуск приехал, расслабляюсь, - сказал он.
− Давай расслабимся, читая Библию, - сказал Поклитару.
− Давно это с тобой? - спросил Лоринков.
− Бог спас меня, - сказал Моклитару.
− Бога нет, - сказал Лоринков жестко.
− Я это давно для себя выяснил, - сказал он жестоко.
− Это еще почему? - спросил Моклитару, оживившись в предчувствии спора.
− А как же ленинградские дети? - спросил Лоринков, и выпил коньяк.
Моклитару поник.
ххх
В тот день хореограф впервые пришел на Собрание слегка выпившим.
Но потом держался еще немного. Пить он начал спустя полтора месяца. В первую очередь проданы были Библия и папки. Потом пиджак и галстук. Последними ушли брюки. Жена, - как коллега по работе, - пила вместе с ним, и квартиру они пропили очень быстро. Дар речи к ней так и не вернулся. Когда, выпив, она попала под автобус и ее привезли в больницу, она не смогла сказать, какая у нее группа крови, и умерла. Моклитару, пьяный, оборванный, на радость публике вновь стал попрошайничать в кафе напротив городского КГБ. Он плясал у столиков, и говорил, что ненавидит Бога и что Бог несправедлив, раз допускает мучения детей. Его дети были уже взрослыми, и с отцом