− Кнопки клепать — сплошь удовольствие! - сказал он.
− Да иди ты? - сказал я.
− Ей Богу, - сказал он.
− Берешь половинку кнопки левой рукой, другую половинку правой, - сказал он.
− Ах, вот как это делается! - сказал я.
− А как же! - сказал он. - Но это еще не все.
− Черт побери, я думал, это очень просто, - сказал я.
− Это просто, - сказал он. - Но дай мне закончить.
− Валяй, - сказал брат.
Мы, двое тринадцатилетних подростков, стояли перед каким-то станком. Он был похож на тиски. Станок стоял в подвале трехэтажного дома молдавского олигарха. Если в 1992 году в Молдавии человека называли олигархом, это значило, что у него был трехэтажный дом с нелегальным цехом по производству одежды или носков, автомобиль «девятка»» и черные очки, как у Сталллоне в фильме «Кобра». Кстати, об очках. Я мечтал о таких. А еще о спортивном костюме, как у репперов, хотя слушал Баха и Битлз, - но это значения не имело, потому что другой одежды тогда попросту не существовало, - и мне пора было новое подводное ружье купить вместо старого. Брату, будущему компьютерному гению этакому, не терпелось купить себе первый компьютер. Кажется, назывались такие «Синтез». Или что-то в этом роде. Не знаю, плевать. Единственная техника, которая меня интересовала — ружья и печатные машинки. Еще он хотел приличный портфель.
− О кей парни, - сказал олигарх, показывая, как делать кнопку.
− В левой руке левая половинка, в правой правая, а теперь суем их под пресс, и сжимаем его, - взяв в левую руку левую половинку, в правую — правую, и сунув их под пресс, и надавив его подбородком, сказал он.
− Бац, кнопка готова! - торжествующе сказал он.
− Замечательно, - сказал всегда вежливый брат.
− Но есть одна проблема, - он был и наблюдателен.
− Как вы вставите эту целую кнопку в рубашку?
− А, совсем забыл, - сказал наш новый босс.
− Все это нужно проделывать, держа между половинками то место рубашки, где должна появиться кнопка, - добавил он.
− Блядь, задача все усложняется и усложняется, - сказал я.
− Ну, как? - вкрадчиво спросил он. - Будете работать?
− Это не слишком тяжело? - я с детства беспокоился, как бы не надорваться.
− Нам хорошо заплатят? - с детства беспокоился об оплате брат.
− Нет, да, - ответил он нам обоим, правда, не совсем понятно, кому и что предназначалось.
Но выбора, в общем не было. Деньги нам нужны были в любом случае. Мы торчали в Кишиневе одни, в стране сменили валюту, и наши двести рублей теперь никому и на хуй не были нужны. А родители застряли где-то между Северной Кондапогой и Южным Уралом. Нам попросту нечего было жрать. К тому же, олигарх был нашим дальним родственником, а это исключало возможность обмана. Молдаване ведь совсем не как эти русские, - объяснила нам мать, - они родных не обманывают. Как же так, хотел сказать я, ведь я буквально с неделю назад стащил у тебя из кошелька рублей двадцать. Но благоразумно умолчал. Пузатый и одышливый, олигарх провел нас по дому. Везде было много ненужной позолоты, сирийских шоколадных конфет, и маленьких упаковок сока. Это считалось шиком. Ну, а в спальне, где над супружеской кроватью — хи-хи — возвышалась стена из пустых пивных банок разных марок, а в нее глядела стена напротив из сигаретных пачек, мы вообще должны были онеметь и пасть ниц. Что мы и сделали.
− Неебаться богатый дом, - сказал я.
− Вот бы его ограбить, чтобы не работать ни хуя, - сказал я.
− Будем честно трудиться, - сказал брат.
− Куплю себе компьютер, - сказал брат.
И мы приступили к работе.
ххх
Само собой, не было никаких контрактов, выходных пособий, больничных и тому подобной хуйни.
− Коммунисты пиздоболы, - сказал наш олигарх, ласково глядя, как мы приступаем к работе, - столько пиздели про ужасы детского труда.
− А вот он, труд! - сказал он и поднял палец.
Детский труд. Вот хуйня. Да нам обоим уже было по тринадцать. Ладно. Мы сели в сраном цеху с окошечком на улицу, в которое были видны ботинки прохожих, и начали работать. Берешь кусок рубашки — редкостного говна из псевдо-велюра, - и ставишь с обеих сторон половинки кнопки. Напарник сжимает тиски и все. Сделай так пятнадцать раз и на рубашке появляется ряд пуговиц. Звучит просто. Выглядит так же. Правда, пуговицы такие держатся не больше десяти дней, мы сами проверяли. Они блядь разлетаются с вашей рубахи, когда вы к ней прикоснетесь, как сухой горох из стручка. Это были псевдо-рубашки.
− Коммунисты пиздоболы, - сказал наш олигарх, - столько пиздели про свои ГОСТы.
− А вот они, ваши ГОСТы, - сказал он и хлопнул себя по мясистой сраке.
Кроме пяти таких вот цехов, у него были и десять торговых точек на рынке. Точки были сродни кочующим зенитным батареям, о которых мне рассказывал дед, командовавший такой в Корее.
− У тебя рассчет и свобода передвижения, - объяснил он мне.
− И хуй тебя кто нанесет на карту, - сказал он.
− Потому что ты передвигаешься, - сказал он, и умер спустя пять лет.
Торговые точки родственника-олигарха передвигались, как кочующие батареи. И вот почему.
Вы покупали рубашку, приходили домой, мерили ее и две-три пуговицы у вас слетали моментально. Вы шли на рынок к тому месту, где купили рубашку, а там — бамц, никого. О кей. Вы возвращались домой, носили рубашку пару дней, нещадно матеря тех, кто ее сделал — очень приятно, давайте знакомиться, - и пуговцы слетали ВСЕ. Вы шли на рынок, но... И так далее.
Это была война кооператоров с покупателями и покупатели терпели в ней свое первое жестокое поражение.
Носки носились два дня — и протирались не только на пятках, но и на щиколотках. Майки рвались при первой же примерке. Обувь расклеивалась при намеке на дождь. Копченую рыбу делали из протухшей селедки. Старые использованные советские гандоны находили на помойках, сушили, мыли — иногда мыли, а потом сушили — складывали в новые яркие упаковки от западных гандонов, и продавали как новые, по цене японских. В западных еблись сами кооператоры, и в западных постиранных и высушенных — они же. Шпроты делались из тюльки, которую работники вылавливали из городских озер, среди мусора и говна, эту тюльку солили, заливали крепким чаем, и варили со специями два дня. После этого она пахла, как шпроты. Этого было достаточно. Мир словно обезумел тогда. Творог был из плстмассы, одежда была из говна, все было левое, паленое, поддельное, фалишивое, ненастоящее. Ебанные пиздоболы-коммунисты со своими ГОСТами и пиздежом про детский труд шли на хуй.
У олигарха было две дочери. Конечно, они не работали. Младшая занималась гимнастикой, японским, английским, и играла с десятью Барби. Старшая ела шоколадные сирийские конфеты, пила сок из пакетиков, и изредка заходила к нам в комнату узнать, «не нужно ли чего».
Речь, разумеется, шла о шпионаже.
ххх
И в самом тылу этой войны сидели мы с братом, в нашем подвальчике, в нашем маленьком персональном