- ору, - «поахуели савсем?!». Потом увидел, что Александр Васильевич на меня уж какими-то очень бальшыми глазами смотрит, и апомнился сразу. «Извените, пажалусто. Сорвалсо. Я панимаю, что мой номер неарегинален, но дайте мне фтарой шанс. Я могу еще много чего». Мне бы астановицца на извинениях, но желание пропиарицца на всю страну, а также абищяние, данное начальнику, и состояние общей вштыренности несли меня в Йебеня Позора.

И остановить меня уже ничто не магло. Я бегал по сцене с высунутым сквозь децкие шортики хуем и орал: «Смотрите, я тоже человек-шланг!». Потом я себя возомнил ниибацца испалнителем народного танца. И с криком: «Помоги мне, Терпсихора!», сел на корточки, прямо напротив жюри и, напевая «Калинку», стал срать вприпрыжку. Зобавно разлетались кокажки, скажу я вам. Ритмично и равномерно. Неизвестно, чтобы ищо придумала моя апкуренная фонтазия, но ахрана наконец-то просекла, что я нихуя не человек-шланг, а самый настоящий «человек-фудбольныймяч» и запинала меня за кулисы. А пока меня пинали, помня наказ ночальнега, я стал орать слова благодарности родному заводу и начальнику лично.

Потом, спустя пятнацоть суток, мне абйаснили смысл реплики Мослякова и мне стало стыдно. Рассказали, что передача идет в записи и паэтаму все мои потуги прославицца были тщетными. Мне стало немного легче. Лутше, скажу я Вам, жыть и не выйобывацца. Ну ейо нахуй, эту славу. Потомушто на фсю страну я не прославился, но на заводе уже кое-что знают. И я заебался объяснять всем, что я не норкоман, а просто так получилось.

udaff.com