романтичной в шестнадцать лет девушке, в двадцать пять стала не менее Ужасно доступной. Все это я вспомнил, глядя на нее.
− Сам ты прошма! - сказала Ниночка и улыбнулась.
Но улыбнулась как-то невесело. Ей явно было нехорошо. Алкоголь, подумал я. Какая-то сумасшедшая. Очень похожи.
− Рад, мудак? - спросила она.
− Чему? - спросил я.
− Тому что мне из земли вылезти пришлось ради того, чтобы какой-то мудак уверовал, - сказала она.
− Нина?!!!!!... - сказал я.
− Нет бля, Вася, - сказала она.
И обвела рукой горизонт. Вокруг нас стояло человек двадцать, не меньше, которые, как я точно знал, - посколько не раз напивался до полусмерти на их похоронах, - сыграли в ящик. Но они были. И они стояли. И все говорили мне:
- Привет, привет!
Я отбежал от дерева и бросился из парка.
К сожалению, в городе ситуация была не лучше.
Еще выходе из парка мне улыбнулся другой мой покойный одноклассник, Федя по прозвищу Вертолетчик. Мы прозвали его так за пристрастие к выбрасыванию с девятого этажа кошек с пропеллером, который он забивал в несчастных скотин гвоздем.
У фонтана стоял мой приятель Раду, который в 92 году сбежал из дому, чтобы подносить патроны воинам-освободителям, поехавшим завоевывать Тирасполь.
До фронта он не доехал, потому что попал под «Камаз».
У дороги я замедлил шаг. Там, взявшись за руки, стояла мертвая парочка, о которой даже в «Экспресс-газете» писали. Жили они в нашем же дворе. Сашка и Маринка Соловьевы. Прославились они в узких кругах желтой прессы тем, что - уже после бракосочетания, - поняли, насколько каждый из них ошибался в своих гендерных пристрастиях. Проще говоря, каждый из них оказался педиком. Но они любили друг друга. Тогда Сашка за двенадцать лет службы в каком-то учреждении скопил денег на смену пола, и тайком от Маринки сделал операцию. Ну, чтобы быть с ней лесбиянкой, пусть и несчастной. В глубине души-то он был «голубой». А Маринка сделала ровно то же самое, чтобы быть пусть и несчастным «голубым», но рядом со счастливым Сашкой. Встретившись после операций, они здорово удивились, но дело было сделано. Пришлось им, обменявшись паспортами, - Сашка стал Маринкой а Маринка Сашкой, - жить и дальше, как гетересоксуальная пара. Чтобы хоть как-то обозначить случившиеся с ними изменения, они сменили фамилию на Петуховых. Увы, это ничего не меняло. Но мучились так они, к счастью, недолго. Обоих убил врач, делавший им операцию. Доктор влюбился в Маринку, когда та была еще женщиной, и уже тогда ревновал ее к Сашке. А уж когда Маринка стала мужчиной и Сашкой, чтобы жить с Сашкой, который стал женщиной и Маринкой, чтобы жить с Мариинкой, которая... Доктор понял, что ему проще прирезать их обоих, а не разбираться, кого из них и к кому ему теперь следует ревновать. Жуткая история.
Я бросился от них к ларьку, чтобы купить пива. Но оттуда мне улыбался покойный Хо Ши Мин.
Ну и, наконец, главное чудо.
Мое похмелье исчезло.
ххх
Я даже не удивился, когда на мою попытку вызвать с мобильного «Скорую» ко мне подлетела четверка огненных лошадей, управлял которыми, - стоя в роскошной колеснице, - мой недавний собеседник.
Правда, кроме рук у него были еще и крылья, да и вместо костюма на нем теперь была простыня.
− Туника, а не простыня, дикарь, - сказал он, и подмигнул. - Садись, подвезу.
Я повиновался и мы поехали в парк. Там присели. Он щелкнул пальцами и у меня в руке оказался бочонок пива на пять литров, причем пива хорошего. Ладно. Я нацедил стаканчик. Пока пивко есть, можно и на конец света полюбоваться. Я не сомневался, что Апокалипсис наступил. Иначе на кой вытаскивать мертвяков из могил?
− Ну и как, сын мой, ты уверовал? - спросил он.
− Да как-то так... Ну, в целом... В общем... - замялся я.
− Блядь! - взревел он. - По улицам ходят, между прочим, мертвые!
− У тебя нет похмелья! Мертвяки разгуливают, как живые, - крикнул он трубным гласом.
− И тебе блядь ты такая этого МАЛО?! - разозлился он.
− Нет-нет! - испуганно сказал я.
− Не то, чтобы мало, - сказал я, - просто, ну, как бы...
− Просто, ну, как бы ЧТО? - ждал он.
− Ну, нельзя ли еще какое-нибудь доказательство? - спросил я, в надежде потянуть время, чтобы выжрать все пять литров пивка.
− Говори, что ЕЩЕ? - спросил он устало.
− Ты наверное будешь сердиться, - сказал я.
− Да ГОВОРИ уже, ломака блядь несчастный, - сказал он, и утер пот со лба.
− Клеопатра... - сказал я.
− Что Клеопатра? - спросил он.
− Ну, нельзя ли мне... - сказал я, - ну, Клеопатру...
− Что? - не понимал он.
− Ну, Клеопатру же! - сказал я под его недоумевающим взглядом.
− Что блядь Клеопатру? - спросил он.
− Трахнуть, - пробормотал я.
− ЧТО? - сказал он.
− Ну, нельзя ли мне трахнуть Клеопатру? - спросил я.
− Тогда я точно уверую! - пообещал я.
Всесто ответа он выпустил воздух со свистом — пару платанов сломались, как спички, - и пару минут глядел на меня как-то брезгливо и даже с презрением.
− Значит, БЛЯДЬ, тебе еще и Клеопатру подавай, - сказал он, - наглый ты блядь козел, Фома ты наш неверующий...
− Владимир, - робко поправил я, - Вла-ди-мир.
− Вла-ди-мир хо-че-т вы-тра-ха-ть Кле-о-пат-ру, значит, - издевательски сказал он.
− Если можно, - робко сказал я, - ну, понемножечку, исключительно в качестве подтверждающего экспери...
− Ладно, - сказал он.
− Поражаюсь я своему терпению, - поднял он голову к небесам.
− А ведь Иисус куда терпеливее! - сказал он, подняв палец.
− Верю, верю! - сказал я.
− Верней, вот-вот поверю, - поправился я.
Он досадливо махнул крылом и все куда-то исчезло. Я очутился в сыром холодном помещении, буквально пропитанном сладкими ароматами. Прям восточный базар, подумал я. Откуда-то из под тяжелой ткани, которыми здесь было укутано если не все, то почти все, появилась чрезвычайно смуглая женщина с выдающимися зубами, неправильной формы головой и костлявыми ключицами.
− Что за хрень? - спросил я.
− А-анара барата ме! - сказала она.
− А? - спросил я.
− Бе-бад-езаку-ра! - сказала она.
− Клео, ты? - спросил я.
− Агурда! - сказала она и присела.
Дальше все пошло, как по маслу. Я расстегнулся и она, как это стыдливо именуется в их летописях, сыграла на моей флейте. У меня еще в голове шумело, когда все исчезло, - я только в панике глянул вниз, убедиться, что Клео не прихватила зубами одну мою драгоценность в спешке, - и я очутился перед Гавриилом. Это ведь был архангел Гавриил, я сразу понял..
− Ну, как? - спросил он.
− Ну ничего так, - сказал я.
− НИЧЕГО ТАК? - спросил он.
− Ему, жалкому пьянчужке, делает минет Царица Царей, самая легендарная женщина мира, источник вдохновения, наслаж...
− Брось, - сказал я, - она ж не пылесос, а ты не агент, сам понимаешь, все это реклама.
− Ну, в общем, да, - согласился он, - а ты чего ожидал?
− Ну не знаю, - сказал я задумчиво, - может, чего-то этакого...