изо рта. Бедный ублюдок, подумал майор Петров. Видимо это для него ДЕЙСТВИТЕЛЬНО важно...
В это время в библиотеку забежали дети, которые стали петь гермафородиту:
− Базука, базука, отсоси у Чингачгука!
Гермафродит почему-то разрыдался, а библиотекарь выгнала сорванцов.
− Э? - сказал оторопевший майор Петров библиотекарше.
− Ну, - шепотом пояснила та, - вы же понимаете, дети такие жестокие...
− Э?! - сказал Петров, отмахнувшись.
− А, - поняла его бибилиотекарь, - это фамилия у нее-него такая, Базукин...
Правда, добавила библиотекарша, одному из великих адресатов гермафродита это все-таки порядком надоело. И в конце концов в знаменитом тогда перестроечном журнале «Октябрь» появилась повесть про войну — то ли Быкова то ли Рыбакова — где фигурировал третьестепенный персонаж. Немецкий прихвостень, староста-скотоложец, причем пассивный! по кличке Базука... После этого бедный гермафродит Базукин понял, что достиг пика своей литературной славы, и от радости едва с ума не сошел...
Под монотонный рассказ библиотекаря Петров задремал. Из-за тусклого — как всегда и везде на севере, - света в библиотеке хотелось спать. Гермафродит Базукин кокетливо улыбалась. Майор Петров отложил журнал «Советский воин» с приемами самбо на предпоследней странице и подошел к гермафродиту. Выразительно щелкнул себя по горлу. Приглашение было принято.
... потом, проблевавшись после обильной пьянки, Петров, путась в одежде, решил все-таки сделать секс.
− Вы будете меня как даму или как джентельмена? - жеманно спросило гермафродит Базукин.
− Я буду тебя как в сраку, - угрюмо буркнул майор Петров.
Счастливое уродливое существо захихикало, и майор Петров, страдая от жажды, осуществил свои намерения. Шумели они не очень сильно, так что администратор ДК, конечно же подслушивавшая, не выгнала гермафродита из номера майора Петрова. Сам майор, спустив, отвалился и уснул. Ему снилось окно его номера. Снаружи гостиничный номер Петрова выглядел прямоугольником света, по которому скакали темные точки снежинок. Даже во сне майор Петров не понимал, что он здесь делает. Конечно, шел снег. Конечно, было темно. В Заполярье темнеет рано.
...Зимой 1989 года снег пошел с такой силой, что заваленными оказались все подъезды, и выйти из них не было никакой возможности. Через две недели, когда заносы все-таки сумели разобрать, командир части уехал в Мурманск, и вернулся месяц спустя. Он объявил, что гарнизон расформировывается дерьмократами этими сраными, и всех нас вывезут колонной. Всех военнослужащих и их семьи, а также солдат. Сначала в Мурманск, а оттуда — в военный городок под Самарой. Кто захочет, конечно. Кто не захочет, тот - кто куда. На сборы дали полтора месяца. Так что собирайте вещи, сказал полковник. Майор Петров подумал, что обойдется чемоданом. Видимо, это как-то проявилось в его взгляде, потому что полковник нехотя сказал:
− Тех, кто не служит в рядах армии, переезд не касается.
Так майор Петров узнал, что он уже больше трех лет не майор Петров.

ххх

Нельзя сказать, что майор Петров не пытался каким-то образом изменить свою судьбу. Проблема была в том, что судьба была определена, и изменениям не подлежала. Как снаряд, выпущенный из орудия, наведенного рукой самого Бога, она летела по точно заданной траектории прямёхонько в цель. Поэтому Петров, пытавшийся поначалу найти понимание у командования части, а потом и гражданских властей, смирился. Государство было перед ним чисто: он ведь получил квартиру. И пенсию будет получать — заверили его в части — только выдавать ее будут в Печенге, рейсовый автобус из которой в Луостари больше не поедет...
К тому же, телодвижениям майора помешала еще смерть Машки. Она, глупая, забралась с дружками на сопку, - ребята искали острых ощущений, - и, не удержвшись, упала вниз. Хоронил Марию только майор Петров, потому что отец девчонки уехал на Большую Землю, и слуха о себе не подавал. Сил копать у Петрова не было, трактора с ковшом ему, конечно, не дали, так что майор два дня жег уголь на земле, прежде чем смог вырезать кусок земли глубиной в сорок сантиметров, и уложил туда тело. Потом прикрыл дерном — если это можно было назвать дерном, - Машку, если это можно было назвать Машкой, - и присыпал снегом. Примял, притоптал...
Сомнений в том, что труп найдут и обожрут песцы, у майора не было. Но это уже не имело значения. Когда подводная лодка идет на дно, какая разница, мертвый в ней экипаж или живой. Ведь очень скоро мертвыми станут все. Так что майор Петров спокойно проводил взглядом последние машины, вывозившие из гарнизона людей и их имущество — все остальное бросали наспех, - и стал жить дальше. Первые несколько дней он развлекался тем, что ходил по брошенным квартирам и рассматривал чужие вещи — вывозили лишь самое необходимое, - глядел на чужие фотографии, рылся в чужих шкафах, сидел на чужих креслах. При этом он представлял себя единственным выжившим после ядерной войны. Потом это перестало быть интересным.
Время шло. Животные вокруг гарнизона постепенно наглели, - а вернее, возвращались в размеренное существование до прихода нелепых приматов в форме, - то песец забредет, то следы лося появятся. Уголь постепенно заканчивался. Еды хватило до января 1990-го, который майор Петров встретил в кресле-качалке, глядя в окно, и ни о чем не думая. К февралю из еды него у него оставалось три банки тушенки, и два ящика спирта, украденных у воинской части. В один из дней в его квартиру вошли, осторожно, как по снегу, ступая, трое здоровенных парней в белых маскхалатах, и с автоматами, принятыми на вооружение в странах НАТО. Парни смеялись, хлопали его по плечу, но майор Петров не шевелился.
− Крейзи факинг рашн, Горби, перестройка, - талдычили парни.
Но Петров не реагировал, глядел в окно, и они, пожав плечами, ушли. Оставили ему только пару пайков, с эрзац-соком и китайской, чересчур розовой, ветчиной.
... Удивительно, но майор Петров дотянул до лета.
Он видел, как стены неотапливаемых домов покрываются плесенью, как зайцы облюбовали плац для своих глупых заячьих забав, как песцы обосновались в подъезде в доме напротив, а на его балконе свила гнездо полярная куропатка. Часто ему представлялось, что брошенный гарнизон — это подводная лодка, опустившаяся на дно в самом глубоком месте океана, а он - капитан этой лодки. Погибший вместе с ней. Если бы майор Петров был тонкой натурой, он бы сравнил с этой лодкой всю свою страну, которой вот-вот не должно было стать. Но майор Петров был алкоголик, и он думал то, что видел. А видел он не страну. Видел он свой гарнизон. Майору казалось, что он плывет в невесомости на огромной глубине. Что лодка, которой он командовал, это его гарнизон, и что он стремительно шел ко дну, а потом ударился и, после первых содроганий столкновения, затих. И что огни лодки сначала мигали — яростно, отчаянно, как будто уцелевший в первые минуты экипаж что-то пытался передать. А потом огни погасли, задрожав, и экипаж погиб: