и заплакал.
− Я же тебя... Я же думал... За врага...
− За перебежчика принял... - заплакал Иван, неловко покрутив в реке отрезанное ухо Джику.
− Это ничего, - сказал Джику, - вот победим, война кончится и приедем ко мне в Молдавию жить, я тебя таким вином угощу...

Ребята поцеловались. Потом еще и еще... Кто знает, чем бы это кончилось, если бы не духи, которые, пообедав, стали проявлять нетерпение.

− Шайтан-рус, - кричали они, порыгивая после коньяка, газировки и лежалого маринованного мяса, - или твоя воюй, или наша ехать скорее в Пакистан танцевать автобус с туриста вокруг.
− Давай решай рус, - кричали они.
− Пропадем ни за грош, - сказал Иван.

Но подумал, что русские не сдаются. Так что выковырял зубами пулю из сердца Джику, наспех зашил дыру серой — цвета хаки — ниткой, и стал лихорадочно соображать. Духи встали в цепь, чтобы их было удобнее выкашивать, и пошли. Над ними зависла громадина вертолета с надписью «США». Оттуда высунулась по пояс плоскогрудая баба с длинными волосами до пояса.

− Парни, я русский диссидент Сева Новгородцев, - прокричала баба в газету, свернутую в трубку.
− Я пришел дать вам волю! - крикнул он.
− Бросайте этого жирного пидараса Брежнева и идите к нам., пить кока-колу и трахать Джейн Фонду, - крикнула баба.
− А она ебется, эта ваша Фонда? - тревожно сказал Иван.
− Кока-кола, - сказал в отвращением Джику.
− Русские не сдаются, - с огорчением сказал Иван.
− Тем более, если они молдаване! - сказал Джику.
− Мы не сдаемся! - крикнули они хором волосатой бабе, которая почему-то упорно называла себя Севой.
− Ладно, парни, - крикнула она, - тогда я ставлю вам пластинку «Роллингов», и после нее муджахеды отрежут вам головы.
− А можно «Битлз»? - спросил Иван.
− А можно Чепрагу? - спросил Джику.

Сева Новогородцев сплюнула:

− Совки блядь, - сказала она в сердцах.

Вертолет поднялся и, барражируя, и покачиваясь, словно лодка на волнах эфира, - эфира Радио Свобода, крикнул Новогородцев, - уплыла куда-то на Запад. В это время завис другой вертолет. Оттуда высунулись два лысых человека. Один в парике, другой с усами.

− Парни, мы два русских парня, - крикнули они.
− Саня Розенбаум и Иосиф Кобзон, - крикнули они.
− Бля будем, не сдавайтесь, - крикнули они.
− Бейтесь насмерть и умрите как герои, а мы напишем про вас песню! - пообещали Саня Розенбаум и Иосиф Кобзон.
− А когда ваши обгоревшие трупы привезут домой и похоронят в закрытых гробах, мы обязательно вспомним про вас и споем на концерте-годовщине, - сказал лысый в парике.
− И ваши однополчане будут подпевать нам, а потом пить водку и бить друг другу рожи, рассказывая, как одним кирзачом полк духов уложили...
− И все мы будем строить скорбные рожи, - сказал Розенбаум.

После этого они состроили скорбные рожи. Переглянулись и рассмеялись. Вертолет поднялся выше, и улетел, покачиваясь, как старшеклассница на выпускном. Надежды не было... Парни переглянулись и приняли смертный бой. Духи полезли наверх, и началась бешеная стрельба. Пули жалили ребят во все части тела. Больнее всего - в открытые от одежды места...

− Пятый, пятый, - кричал Иван, - прошу артиллерии.
− Нет! - отвечал пятый.
− Ты же знаешь, боец, что в Советской армии артиллерия открывает огонь только когда главный герой лежит в окопе и вызывает огонь на себя! - говорил пятый.
− Десятый, десятый! - кричал Джику.
− Я все слышал, - говорил десятый.
− Слушайте пятого, - говорил он.

Дело шло к концу. Ребята уже видели зубы душманов, неестественные белки их вытаращенных глаз... Внезапно Ивана осенило. Он быстро сел, стянул с ноги кирзовый сапог и раскрутил его над головой.

− Что ты делаешь? - закричал Джику.
− Ведь за утерю казенной обуви ты будешь жестоко наказан! - напомнил он.
− Не время, - сказал Иван, - беречь патроны...
− Тем более, что их не осталось, - добавил он.

После чего раскрутил над головой кирзач еще сильнее и бросил его в лаву духов.

В рядах атакующих воцарилось смятение. Сапог, с его кривыми, не подбитыми гвоздями, нес смерть и опустошение. Реял, словно кумачовый стяг батяни Котовского. Свистел, как шашка скуластого Тамерлана. Косил сотнями. Каждый раз, после броска Ивана, сапог возвращался к нему бумерангом.

Спустя час «Черный аист» перестал существовать.

Метнув сапог напоследок в вертолет с Севой Новогордцевым, Иван и Джику ворвались в ближайший кишлак, где перебили всех местных жителей, и изнасиловали не желавшего выдавать схроны ишака. После этого ишак тоже ушел в душманы. А Иван и Джику решили быть верными друзьями навсегда, скрепив договор о дружбе косячком с гашишем, бутылочкой ханки со спиртом и кровью мирного дедушки-афганца.

Хохоча и рыгая, два уцелевших бойца Красной Армии топтали своей вонючей кирзой землю Афгана. Казалось, сама землю в ненависти готова разверзнуться под ними. Но Ивану и Джику было все равно, они покурили, поели, и потрахались.

Сева Новгородцев, улетая к Пакистану на одном моторе, плакал.

Над тысячелетними горами Афганистана звучала песня «Энджелс»...

ХХХ

Джику и Иван стали героями Советского Союза и побратимами.

Лежа на пыльной песчаной полосе аэропорта Баграм и провожая тоскливыми взглядами борты с «четырехсотыми», побратимы перечитывали письма девушек из разных уголков советского союза. Особенно нравились Ивану письма девушки, которую звали Марта, и которая откликнулась на объявление парня в рубрике «Знакомства» журнала «Советский воин». Оно гласило:

… «Симпатичный герой СССР, обожженный огнем афганской войны, простой и без претензий, познакомится с обычной девушкой с грудью 5 размера, стройными ногами, искушенной в индийской оздоровительной гимнастике «Камасутра», и собственной трехкомнатной квартирой в центре Москвы. Желательно, чтобы ты была девственница, а если нет, ну так что же. Пиши кому-нибудь другому тогда. Если же ты соответствуешь всем моим немногочисленным условиям, то пиши Ивану в Афганистан, на аэродром Баграм»...

И Марта стала писать. Почерк у нее был каллиграфический, сам писарь базы в Пяндже хвалил, да и подписывалась Марта красиво. «Красивая Как Цветок». Ребятам нравилось. Да и фото прислала суперское. В костюме девчонки из передачи «Утренняя гимнастика». Ребята любили устраивать Сеансы, глядя на это фото и слушая письма Марты...

Это было уже шестое письмо.

Иван читал его вслух и с выражением:

− Не знаю, Иван, поймешь ли ты меня, но сегодня ночью я придумала человека, который не умел Любить, - писала Марта.
− Почему он так наказан, может быть, всё началось с родителей? - писала она. - Они сошлись поздно, не по любви, а по нужде – знаете это оскорбительную схему? – когда каждый уверен, что ничего хорошего впереди уже не ждёт, поэтому берёт, что есть. Вы одиноки, я чертовски одинок, чего время терять. Оба хотели ребёнка...
− Замуж хочет, - сказал Джику, - ебаться хочет.
− Хм, - гмыкнул довольно Иван.