− Читай дальше, - велел он новобранцу Илье Петрохину, которому, из-за его тонкого женского голоса доверяли чтение женским писем с Большой Земли.
− Но, похоже... он недополучил некой радостной искры, потому что с возрастом открылась эта странная маленькая ущербность, - читал за Марту рядовой своим нежным голосом, прикрывая юношеским пухом рдеющие щеки, - влюблялся, и в него влюблялись, но стоило отношениям продлиться дольше полугода, как самая преданная женщина начинала тосковать, объективно говоря, он был внимательным и заботливым, но любые внимание и заботу умудрялся перевести в русло долженствования..
− Че, - сказал Иван.
− Долги у нее, - сказал Джику.
− Женщины простодушны, - писала Марта, - им на всё достаточно нехитрого резона «потому что я тебя люблю». Цветов принёс, потому что любит, колбаски купил, потому что любит, и спит с ней – потому что любит, а как же иначе? Но человек этот никогда не забывал уточнить: цветы принёс, потому что принято бабам на восьмое марта веники таскать; колбасы купил, потому что должен, вчера у тебя бутерброд съел; а спит – ну так Аня, которая нравится больше, не дала, но с кем-то же надо.
− Аня? - спросил Джику.
− Аня, - подтвердил чтец.
− Что за Аня? - спросил Джику.
− Подружка, - сказал чтец.
− Трахнешь подружку, - сказал Иван.
− Надо попросить фото, - сказал Джику.
− Обязательно попрошу, - пообещал Иван.
− Женился по любви, но радости не прибавилось, - писала Марта, - даже к морю вывозил семью не отдохнуть и развлечься, а исключительно, чтобы укреплять слабые дочкины лёгкие, что бы ни делал для близких...
− Че это она? - спросил Иван.
− Первого мужа вспоминает, - сказал Джику.
− Она же девственница, - тревожно сказал Иван.
− Может, он был армянин, - сказал Джику.
− Не прощу суке! - сказал Иван.
− Да нет, - сказал рядовой Петрухин, нежно рдея, - это она так ТЕОРЕТИЗИРУЕТ.
− О бля, - сказал Джику.
− Да, - сказал Иван.
− Читай бля дальше, - велели они хором рядовому.
− … исполнял всё, что должен, и потому для него было внезапным ударом, когда женщины уходили, – сначала подружки, потом жена, казалось, вокруг какие-то обезумевшие женщины, готовые разбить его и свою жизнь в погоне за призрачными вещами, вроде сладких слов, улыбок и этой проклятой радости, которая у всяких никчемных людей прорывается в каждом жесте, а ему не давалась никогда... - читал рядовой Петрухин.

Американский спутник-шпион, покружив над базой в Баграме улетел. На стол командования НАТО легло фото, на котором два солдата, глядя на снимок, возятся у себя в ширинках. Фотографию увеличили. Это был снимок Джейн Фонды.

− Новогородцев хорошо поработал, - решили в штабе.

ХХХ

В 1988 году, когда войска СССР вывели из Афганистана, в тесной комнатенке бобруйского гарнизона у экрана сидел взъерошенный мальчишка. Как завороженный, глядел он на экран черно-белого телевизора, по которому показывали «Марафон-1989».

Собирали деньги для жертв сталинских репрессий.

Марафон очень нравился пацану, потому что там в паузах между попрошайничеством показывали выступления советских рок-групп и ансамбля «Голубые береты». Они не только пели, но еще и показывали приемы, разбивали кирпичи головами, подкидывали друг друга на брезенте, в общем, были Крутыми. Мальчонка был председатель пионерской дружины имени Володи Дубинина, и сам Володя (в чем видел мистическое совпадение и обещание большого будущего) Лоринков.

− Хр-р-р, - сказал приехавший после годового отсутствия отец.

Пацаненок с презрением посмотрел на мужчину в кресле. Тот, усталый офицер артиллерии, никогда не носил голубого берета. И в Афгане не служил. Наверное, и по брезенту скакать не умеет, подумал мальчишка, и показал отцу язык.

− А вот я те щас по жопе, - сказал, не открывая глаз, отец.
− Тиран, - подумал мальчишка.
− Совки блядь, - подумал мальчишка.
− Скорей бы демократия и рынок, - подумал мальчишка.

Поймал выразительный взгляд матери, кивнувшей на часы, и со вздохом пошел спать. Гулкая бобруйская ночь ухала в сердце. Не спалось. Мальчонка встал, пошел босой на кухню, выпил квасу. Презрительно поглядел на папашино командировочное удостоверение. Чернобыль какой-то.

− А ведь демократ Горбачев сказал, что там безопасно, - подумал мальчонка, как и все советские дети смотревший прямую трансляцию съезда депутатов СССР.
− Как на курорте, просто пожар маленький, - вспомнил выступление Михаила Сергеевича мальчонка.
− Демократ Горбачев, - с теплотой подумал мальчик.
− Он приведет нас в Рынок и Гласность! - уверенно глядел в будущее мальчик.
− Мы реформируем СССР и пионерию, и станем жить как в США, - думал мальчик.
− Не оплошать бы ему, Горбачеву! - подумал мальчонка.
− Группа Гдляна надежная опора нашему Михаилу Сергеевичу! - подумал мальчик.
− Справятся ли реформаторы нашего дорогого Григория Явлинского с группой ретроградов пидораса Яковлева? - беспокоился мальчик.

Отец, подумал еще сурово мальчонка. Ну что, что стоило тебе пойти в десант? Носил бы берет! Горько вздохнул еще раз и подошел к двери, взглянуть одним глазком в телевизор. Показывали плачущий зал.

− Мы собрали двенадцать миллионов рублей! - воскликнула ведущая.
− Все они пойдут на пожертвования репрессированным калмыкам и татарам Крыма! - воскликнула она.

Зал плакал.

− А сейчас перед нами выступит ансамбль «Голубые береты» и его шестой состав, - хорошо поставленным голосом сказал ведущий, - и исполнят песню «В Баграме вспоминая луга».

На сцену вышла подтанцовка и стала разбивать кирпичи головами. Два солиста — Иван и Джику, - представила их ведущая, завыли:

− В Баграме, на полосе сто сорок, стояли наши пацаны/тот брат мне, кто воевал за совесть/неважно с какой ты стороны!

Мальчик грустно вздохнул. Мало того, что отец не десантник, так еще и досмотреть «Марафон» не дали!

− Совки, - грустно подумал он.

Пошел в спальню. Поглядел на книгу «Лучшие ныряльщики мира», и пролистнул было на ту страницу, где голозадая ныряльщица-ама из Японии была сфотографирована аккурат сзади. Задница ее светилась белизной в прозрачных водах холодного Японского моря, как загадочная и желанная рыба. Мальчонка потянулся было к себе. Потом вспомнил концерт ВДВ и передумал. Настроение было испорчено.

Дрочить не хотелось.

ХХХ

В 1991 году Джику привез Ивана в Молдавию, залечивать сердечные раны.

Ведь Марта Красивая Как Цветок оказалась мужиком... Хоть и симпатичным. Он представился Григорцевым и что-то говорил про журнал «Ом», хотя всем порядочным людям было понятно, что это гомосячьи штучки. А журнал был, есть и будет один. «Советский воин».

Так что ребята избили парня, отобрали у него часы и доску на рейки— а тот все причитал «сефрингсефринг», - и поехали в Молдавию.

− Держись за Джику, Иван, - сказала ему старенькая мама с Ярославщины.

Крепко пожала руку другу сына и умерла. Парни отправили ее на родину в закрытом