− Посторонись! - крикнул кучер.
− Н-но! - замахнулся он электробичом.

Писателю Лоринкову обожгло плечо. Отскочив с проклятиями в сторону, он едва увернулся от упряжки с электрическими лошадьми, несущейся по центральному проспекту Кишинева, широченной улице имени Евроинтеграции. Вспомнив о названии, Лоринков еще раз задохнулся в ненависти. Бешено, жгуче.

− Ишь, суки, Европу им подавай, - прошептал он.

Но лицом ничем злобы не выдал, лишь калмыцкие скулы обострились, да запали глаза. А повидать им пришлось немало. Даже сейчас Лоринков — по легенде приезжий, - смотрел во все, что называется, глаза. Было их у него два. И видели они, как по брусчатке проспекта Евроинтеграции несутся электромобили в виде лошадей, как идут по тротуарам счастливые крепкие молодые люди в фартуках и со значками Евросоюза на груди, как смеются, обнажив свои молочные груди, молодые молдаванки. Новая мода Молдавии, - в которой он воевал, которую покинул, и в которую вернулся недавно инкогнито по поддельным документам, - смущала Лоринкова. Девки ходили, заголив груди. Парни тоже обнажали торсы. Все, кто был старше сорока лет, прикрывали верхнюю часть тела флагом Евросоюза. Люди шли по проспекту и счастливо смеялись, они хрупали крепкими, ровными зубами красивые большие яблоки, щелкали черные, как нефть, семечки, кусали золотистые пирожки... Молдавия процветала.

− Как все это не похоже на заверения нашей пропаганды, что комиссары вот-вот сдадут Кишинев экспедиционным войскам из России и Украины, - горько прошептал Лоринков.
− Как все-таки врут газетчики, - посетовал он про себя на газеты, вводившие в заблуждение весь мир.

Лоринкову вспомнился разговор с молодым молдавским комиссаром, которого он, с бандой налетчиков, сумел схватить на границе с Украиной. Комиссар был кучерявый, смешной, картавый и умирал достойно.

− Господа! - крикнул он банде Лоринкова.
− Это бывший тянет вас в пропасть! - крикнул он, указав на Лоринкова.
− Возвращайтесь в Молдавскую республику, строить евроизм! - крикнул он.
− Родина и народ простят вас и дадут вам ша... - крикнул он.
− Э, кха, э, - сказал он.
− Фрх, - прохрипел он.
− Уфс, - просипел он.
− … - промолчал он.

И заболтался на ветру, повешенный безжалостной рукой палача. Лоринков, несмотря на то, что поставил на карабине еще одну зарубку, доволен не остался. Сколько силы было во взгляде комиссара! Видать, у господ в Кишиневе все не так плохо, как нам хочется думать, решил он. Дома, в конуре под Киевом, Лоринков пил самогонку и тревожно вздрагивал в сырой постели. Неужели... думал он. Неужели все кончено, думал он. Неужели...

Мысли об этом были так невыносимы, что на следующий же день Лоринков ехал в Москву на перекладных, предложить свои услуги КГБ, чтобы быть засланным в молодую Молдавскую Европейскую Республику. Лежа в санях, которые тащили по весенней распутице, Лоринков вспоминал дом, революцию и войну, бегство из страны...

Похрапывая, он уснул и спал тревожно до самой Москвы.

ХХХ

В Москве Лоринкова в контрразведке напоили водкой, растерли спиртом, и вручили новые документы. Согласно им, он был герцогом, сторонником европеизма, и попал в рабство к русским в 2015 году, во время оккупации Молдавской республики войсками Совкантанты. Был сослан в лагеря под Колымой, оттуда бежал, в Москве прятался в квартире академика Боннэр, и затем, - по линии подполья Эха Свободы, - был переправлен к границе с буферным государством Украина.

− Главное, не забывать, что в Молдавии все изменилось, - строго предупредил Лоринкова седенький подполковник русской контрразведки.
− Помнить, что в случае провала вас ждут насмешки и презрение, - сказал он.
− Но и тогда вам нельзя будет раскрывать себя, - сказал он.
− Просто молча примите все испытания, которые пришлет вам судьба, - сказал он.
− Ясно, - сказал одичавший во время жизни у границы Лоринков.
− Чем вы там занимались? - спросил его подполковник.
− Жил у границы, устраивал налеты на молодую Еврореспублику, - признался Лоринков.
− Бандитизмом занимались, - понимающе кивнул разведчик.
− Ну, а что мне оставалось? - спросил Лоринков, закурив папиросу «Кремль».
− Господа евровички выхода нам, бывшим, не оставили, - сказал он, сощурясь с ненавистью.
− Это они так нас называют, - сказал он с ненавистью.
− Мы, изволите-с видеть, бывшие, - сказал он.
− Помеха, так сказать, на пути Молдавии в Европу, - сказал он.
− Бибилиотекари-с, писатели, журналисты, филологи, инженеры, и все, у кого есть высшее-св образование-с, - сказал он.
− Вы бросайте это-с с-канье-с, - сказал подполковник сочувственно.
− Иначе они сразу вас, как бывшего, разоблачат, - сказал он.
− Вот ваши документы, вот оружие, и вот новая одежда, - сказал он.
− И смотрите, в случае провала мы вас не знаем, - сказал он.
− Конечно-с, - сказал Лоринков.
− То есть, конечно, - сказал он под внимательным взглядом полковника.
− Вот и славно, - неожиданно тепло улыбнулся подполковник и лицо его преобразилось, стало домашним, добрым, таким... своим.
− Чайку? - сказал он утвердительно, и крикнул в слуховую дырку.
− Катенька, принесите-ка нам чайку! - крикнул он

В кабинет, виляя бедрами, зашла Катенька. В руках она держала поднос под хохлому с чайником, где плавала четвертушка пакетика «Дилмах» и лежали на блюдце две конфеты с коровками на этикетке. Близорукий Лоринков прищурился.

− Му-му, - сказала Катя, поймав взгляд гостя.
− Да вы угощайтесь, - сказала она.

Лоринков взял конфету, и протянул подполковнику. На груди офицера блеснул именной значок-бейджик. Значок представлял собой большого жестяного дятла с красной шапочкой. На дятле была надпись «птица-кардинал». И вторая, побольше. «Стукач второй степени, Виктор Шендэрович», прочитал Лоринков.

− Ну, оттрахайте Катю на дорожку, - сказал подполковник КГБ и стукач второй степени Шендэрович.
− У нас в КГБ традиция такая, - поднял он руку протестующе.
− На удачу! - сказал он.
− Чтоб вернуться, - сказала он.
− Простите, а не вы ли... - спросил, расстегиваясь, Лоринков.
− Я, я... - сказал подполковник горько.

И смущенно стал перебирать бумаги изуродованными пальцами.

− Ничего, - сказала Катя.
− Зато стукач из него получился классный, не то что сатирик, - сказала она.
− Правда? - с надеждой спросил подполковник.

Лоринков сочувственно промолчал и приступил к Кате. Подполковник КГБ Шендэрович встал, вытянулся, и замер по стойке смирно, отдав честь. Катя застонала и сказала:

− Давай, шпиончик.

Лоринков запыхтел.

Сверху на них ласково глядел портрет белозубого президента Российской диктатуры в шапочке с кисточками и ритуальным чеченским ножом. Портрет был подписан.

«Витюньке на память. А ты не шали!».

ХХХ

… Лоринков встряхнул головой.

Как не похожа была Катенька из мрачного подвала КГБ на счастливых, здоровых, красивых девушек молдавской столицы!