Она позвонила, как всегда, ночью.

Я выругался, положил ручку на бумагу, и погасил лампу ночного света. К счастью, пишу я на кухне, где стоит наш телефон, так что он звонил недолго. Я взял трубку.

− Привет, Лоринков, привет, Володя, - сказала она.
− Здравствуйте, Горал, - сказал я.
− Снова вы, - сказал я.
− Я же просил вас не звонить мне больше, - сказал я.
− Да что ты мне «выкаешь», - сказала она.
− Давай на «ты», - сказала она.
− Ты Володя Лоринков, я Горал Линорик, - сказала она.
− Кстати, хочешь послушать классную историю про Муху Цеце, - сказала она.
− Нет, - сказал я.

Ночью стоять босиком на кухне было холодно из-за плитки. Я переминался.

− Значит так, - сказала она.
− Я сказал «нет», - сказал я.
− Почему ты такой грубый, Володя, - сказала она.
− Почему вы мне звоните? - сказал я.
− Володя, ну, мы же все знаем, что ты единственный настоящий писатель сейчас, - сказала она.
− На самом-то деле мы все про себя знаем, - сказала она.
− Все мы кривляемся просто, а если по делу, то все мы в курсе, что среди русских писателей есть только один человек, который пишет не хуже, чем Маркес, Апдайк, Воннегут, Фаулз или Мейлер, - сказала она.
− И это ты, Володя, - сказала она.
− Владимир Владимирович Лоринков, - сказал я.
− Владимир Владимирович Лоринков, - сказала она.
− Тем более, если вы все всё понимаете, - сказал я.
− Почему вы мне звоните, вы, все - сказал я.
− Ну, Володя, - сказала она.
− Вечность одно, а фуршеты другое, - сказала она.
− Я никогда в жизни не подтвержу при свидетелях того, что только что тебе сказала наедине, - сказала она.
− Оставьте меня в покое все, - сказал я.
− Значит, есть Муха Цеце, моя легендарная Муха Цеце, это персонаж, - сказала она.
− Ну, - сказал я.
− Короче она такая смешная, она хипстер, ну и немножко кидалт, - сказала она.
− Не ругайтесь, дети спят, - сказал я.
− Володя, тебе пора переезжать в мегаполис, - сказала она.
− Чтоб вы там из меня кровь сосали без перерыва, - сказал я.
− Вернемся к Мухе Цеце, - сказала она.
− Нет, - сказал я.
− Она такая прикольная, - сказала она.
− В этой серии Муха Цеце пишет письмо Медведеву, - сказала она.
− Что еще за хер, - сказал я.
− Президент Россиянии, - сказала она.
− А? - сказал я.
− Ну России, Рашки этой, - сказала она.
− А что, у вас не Ельцин президент уже? - сказал я.
− Володя, ты что, не следишь за политикой, - сказала она.
− Нет, - сказал я.

Прислонился лбом к стеклу и стал смотреть на шлюшек из ночного клуба, который напротив нашего дома до утра музыкой бухает. Бух-бух. Красивые шлюшки. В чулках, в крупную сетку... У меня встал.

− У меня встал, - сказал я.
− Вот видишь, а ты не хотел про Муху Цеце, - сказала она.
− … - ничего не сказал я.
− В общем, Муха Цеце пишет письмо Медведеву... - сказала она.
− Что еще за хер? - подумал я.
− … с просьбой освободить Ходорковского, - сказала она.
− Она бросает письмо в бутылку и бросает бутылку в море, - сказала она.
− После этого идет спать и тут ей звонит Медведев, - сказала она.
− Он говорит ей «привет Цеце», она говорит в ответ «здравствуйте Медведев», - сказала она.
− После этого они болтают немного, а он напоследок говорит, «кстати, о твоей просьбе, ну, насчет Ходорковского и как бы облегчить его участь», - сказала она.
− «Я велел, чтобы ему в еду добавляли слабительное», говорит Медведев, - сказала она.
− «И так его облегчит», говорит Медведев, - сказала она.

Я потрогал член. Господи, огромный просто, и твердый... Как камень!

− Почему ты молчишь, - сказала она.
− А что? - сказал я.
− Это же СМЕШНО, - сказала она.
− Муха Цеце это моя фишка, это целая фабрика шуток и детского, наивного взгляда на мир, - сказала она.
− Ясно, - сказал я.
− Послушайте, Горал, - сказал я.
− Горал Линорик, - сказала она.
− Марта Кетру, Горал Линорик, Малат Шуралматов, Мурал Анормаралиев, Вася Пупкин, - сказал, раздражаясь я.
− Идите НА ХУЙ все, - сказал я.
− Я не люблю ненастоящих людей с ненастоящими фамилиями, - сказал я.
− О чем ты сейчас думаешь? - спросила она.
− О том, какой у меня ОГРОМНЫЙ хуй, - сказал я правду.
− Разве не о том, как быть Парадоксальным и Ироничным? - сказала она.
− Я думала все Настоящие писатели только об этом и думают, - сказала она.
− Я тело неудачника, в которое по ошибке попал предназначенный другому дар, - сказал я.
− Ирония, парадоксы... - сказал я.
− Пусть идут следом за вами в задницу, - сказал я.
− Вот мой хуй намного важнее, это подарок судьбы, - сказал я.
− Ты антисемит? - сказала она.
− Горал, я не люблю такие вопросы, - сказал я.
− Особенно когда их задают евреи, - сказал я.
− Ничего, мы все равно будем вместе, - сказала она.
− Ты и твоя малярийная муха? - сказал я.
− Ты и я, - сказала она.
− Это вряд ли, - сказал я.
− Ты что-то сейчас пишешь? - сказала она.
− Я все время что-то пишу, - сказал я.
− Прямо как Дима Быков, - сказала она.
− Почему вы не называете людей полным именем? - спросил я.
− А что, Володя? - сказала она.
− Ладно, - сказал я.
− Я любуюсь шлюхами из ночного клуба, - сказал я.
− Не хочешь написать со мной в соавторстве что-то? - сказала она.
− Только объявление о розыске, - сказал я.
− Пока, милый, - сказала она.
− Привет комару, - сказал я.
− Мухе, - сказала она.
− Мухе ЦеЦе, - сказала она

Я повесил трубку. К клубу подъехала машина. Шлюха склонилась к окну и я увидел, что белья на ней не было. Конечно, я одел очки. Телефон едва зазвонил, и я сдернул трубку.

ХХХ

− Володь, привет, - сказал голос с чистейшим московским акцентом.

Значит, гастарбайтер какой-то, понял я. Так оно и оказалось.

− Это Багиров звонит, Эдик, - сказал голос.
− Очень приятно, - сказал я.

Записал фамилию на листке бумаги, рядом с «медведевым» и «ходорковским». Завтра погуглю, подумал я.

− Мне тоже, - сказал он.
− Давай встретимся, - сказал он.
− Интересно было бы с тобой познакомиться, - сказал он.
− Ну, давайте, - сказал я.
− Брось мне «выкать», - сказал он.
− Пусть Дима Быков мне выкает, - сказал он.
− Ты же не Дима Быков? - сказал он.

Я глянул на отражение в окне, за которым мельтешили шлюхи.

− Нет, - сказал я.
− Ну лады, - сказал он.

Я положил трубку. Подвинул стол к окну так, чтобы свет от фонаря падал. Стал, поглядывая на шлюшек, писать. У спины потеплело.

− Спи, - сказал я.
− Не стой босая на плитке, - сказал я.
− Пишешь? - спросила жена.
− Рассказ? - сказала она.
− Сценарий на сорок тысяч, - сказал я.
− Недурно, котик, - сказала она.
− Кто звонил? - сказала она.
− Так, знакомая одна, - сказал я.
− Горал Линорик, - сказал я.
− Ох