− Но-но-но! - кричал дед Пугло.
− Тпруууу! - кричал дед.

Черный как волосы цыганки цыганский конь, по прозвищу Ибуца, косил своим черным глазом, и скалил в улыбке белоснежные, как зубы цыганки, зубы. Конь был кобылой, поэтому его имя было женского рода. В гриве коня были заплетены подсолнухи. Конь смеялся и оборачивался на семью, которую вез по пыльным проселкам Европы то туда, то сюда. На Кибитке, которую все звали по имени, - потому что она была член семьи, - издавая задумчивые цыганские песни и пляски, сидела семья цыган.

Глава семьи, цыган по имени Годо, был молодым, крепким еще парнем с широкими плечами и неискоренимой страстью к воровству. Девушка его, невенчаная любовь по имени Цара, смеялась, глядя фильмы Кустурицы на мобильном айфоне. Вероятный отец Годо, дед Пугло, кряжистый еще и крепкий алкоголик, сидел за рулем. За Кибиткой бежал, потому что был наказан, цыганистый паренек в рубашке и без портков, со скрипкой. Звали его Ай Пацан. Отец наказал Ай Пацана за то, что тот украл у Цары кошелек и помаду, поэтому от самой Австрии до Венгрии бедняга Ай Пацан не имел права сесть на Кибитку. Также на Кибитке сидели Индюк по прозвищу Жожо, и собачка по кличке Ибуца-2, а еще чернявое привидение, которое все звали просто — Привидение Кибитки. В принципе, она на хрен не было нужно семье цыган, но поскольку Привидение не весило ничего — дед Пугло проверил это, взвесив привидение на ярмарке, - его оставили из жалости.

… цыган Годо весело, с огоньком, оглядел свою семью, и сел на Кибитку. Почесал в мотне, и свернул самокрутку. Жирно, густо запахло марихуаной.

− Годо, ай годо, дай курнуть! - задорно крикнул пацан, игравший на скрипочке задорную, с огоньком, песню про цыган, Кустурицу и Балканы.
− Пошел на хер, - пожадничал Годо.
− Нет так нет, - сказал Ай Пацан.

Прыгнул на край Кибитки и вопросительно глянул на Годо. Но тому было глубоко безразлично, так что Ай Пацан решил, что срок наказания истек. Он с любовью посмотрел на Цару. Та ухахатывалась, глядя в айфон.

− Что, опять Кустурица? - спросил Ай Пацан.
− Нет, ролики с молдаванами гляжу на Ютубе, - сказала Цара.
− Скажи, а ты знаешь.... - задумчиво сказал Ай Пацан.
− Что Земля сверху похожа на колесо от Кибитки? - сказал он.
− Что грязь похожа на волосы цыгана? - сказал он.
− Такая же черная и блестящая, - сказал он.
− Что мир, он как Кибитка, а цыган, он как ветер? - сказал он.
− Что если говорить «ай дорогой», то все москвичи сразу тают и дают денег, - сказал он.
− Годо! - сказала Цара.
− Прекрати давать наркотики ребенку! - сказала она.
− Пошли на хер, - сказал Годо лениво и поправил шляпу.

Колеса Кибитки скрипели. Индюк помалкивал, хотя умел разговаривать. Это ведь был аутентичный цыганский индюк.

− Какой сегодня год? - спросила Цара деда Пугло.
− Ай, сейчас погадаю, - сказал он.
− Тысяча девятьсот сорок первый, - сказал он, поглядев в календарь.
− Ай плохой будет год, чую, - сказала Цара.
− Сиди пизда, да помалкивай, - сказал дед.

Цара стала делать то, что ей велел дед Пугло. Кибитка въезжала на поле маков, красных, как рубаха Годо. Ну, когда-то, подумала Зара со стыдом, потому что она была плохая хозяйка, и вещи мужчин пообносились и поистрепались уже давно. За это ее трахали и Годо и дед Пугло и Ай Пацан и даже кобыла Ибуца. Зара с предвкушением подумала о грядущем вечере и потянулась. Маки алели, словно раскрытые губки цыганки. Ну, и верхние тоже. Маки были раскрыты, словно зев матки. Маки... жужжали. Цара не поверила своим ушам, и покачала головой. Но маки жужжали! Цара сказала:

− Жужжит!
− Пизда твоя сейчас зажужжит, - сказал цыган Годо.
− Ой, извините, - сказал он.
− Ай, пизда твой сейчас зажужжит, - сказал он.
− Нет, правда жужжит, - сказал Ай Пацан.
− Да, жужжит, - сказал Индюк Жожо
− Жужжит, - сказали хором все.
− Ж-ж-ж-ж, - сказали маки.

Жужжание нарастало, стало грозным, как у шмеля, и потом небо почернело. Только тогда цыгане догадались глянуть наверх и обомлели. Небо было черным из-за самолетом «Шмайсер», которые сбрасывали на поле бомбы. Это сам Адольф Гитлер послал целую эскадрилью отборных асов, чтобы они расправились с цыганской семьей в рамках начавшегося праздника Холокост-1941

− Гребанные цыгане, - кричали летчики.
− Ха-ха, - кричали они.
− Яволь, - кричали они.

Годо поступил, как цыган и мужчина. Он отбросил от себя Цару, дал пинка Ай Пацану, пихнул старика Пугло, и спрятался в яму, прикрывшись Кибиткой. Все остальные тщетно умоляли его пустить их в укрытие тоже. Годо делал вид, что ничего не слышит, и прижимался к индюку, которого прихватил с собой на всякий случай. Ну, если еда кончится. Гремели разрывы, летали бомбы, кричали дети, и все это выглядело очень красиво, и аутентично. Наконец, бомбежка кончилась. Конечно, никто не пострадал. Годо вылез из-под Кибитки, и обнял свою семью.

− Ай как я рад снова найти свою Семью! - сказал он.
− Ай, как воняет, - сказал он.

Это Ай Пацан не выдержал ужасов бомбежки...

ХХХ

… спустя два дня цыганская семья, с песнями и плясками, проезжала мимо поля, на котором дымились трубы огромных черных зданий без окон. Здания были по периметру обнесены колючей проволокой. Гавкали овчарки. Стояли на вышках часовые.

− Ай Годо, - сказала Цара.
− Давай проедем мимо, - сказала она.
− С какого хера ли?! - удивился Годо.
− Мы люди честные, к чужим разборкам отношения не имеем, - сказал он.
− А здесь... может это фабрика какая? - сказал он.
− Заедем, ты будешь сосать за деньги, Ай Пацан играть на скрипке, Индюк показывать фокусы, Дух Кибитки — тырить кошельки, - сказал цыган.
− Я буду лежать на Кибитке, смотреть в небо и думать ай романтичные мысли про то что колесо ай круглое, земля ай круглая, вода ай мокрая, и тому подобную философичную херь, - сказал Годо.
− А я? - сказал дед Пугло, и всем стало стыдно.
− Ай как мы могли забыть деда Пугло, - сказал Годо.
− Ты... ты тоже будешь сосать за деньги! - сказал он.
− Ай хорошо! - воскликнул дед Пугло.

Семья, с песнями и плясками, подъехала к воротам городка. На них было написано. «Обратного выхода нет, это концентрационный лагерь Аушвиц, вам конец, придурки».

− Ай, пугают, - сказал цыган, и посмеялся.
− Открывайте ворота, гомосеки! - заколотил он ногой

Дед Пугло диву давался, глядя на то, какой тупой у него сын. Впрочем, он вроде бы подобрал пацаненка в Молдавии, вспомнил старик Пугло. Теперь понятно, подумал он. Ворота открылись, и навстречу им вышел огромный комендант лагеря, в серой шинели и с черепом и костями на рукаве.

− Вы кто такие? - сказал он.
− Цыгане... - сказал он.
− А хули такие грустные? - сказал он.
− Не аутентичные, - сказал он.

Годо взял бубен, Ай Пацан сыграл на скрипке, Цара расстегнула коменданту ширинку, а Индюк показал пару фокусов. Кобыла Ибуца и старик Пугло просто жались в сторонке и шарились