стержня
пронзающего мою спину вместо трусливо дезертировавшего
позвоночника, он не выдержал тяжести службы
и сбежал, трус, я разжаловал его и приговорил заочно к расстрелу перед строем и последующему повешению в торжественном разряженном солдатов каре
кюре отпоет его в последний путь
приделает к носу бантик и спустит гроб с телом на воду
а потом мы отправим его чистить картошку на кухню
вот что ждет
мой позвоночник, когда он вернется ко мне в надежде
на заклание агнца
вынь из меня эту страсть,
вытащи из меня железный стержень
своими губами
отсоси это жало,
тебе что, жалко
нет, так
бери
давай
да не давай в смысле
дай, а давай в смысле
давай начинай
в смысле
бери
так-так
вот
о!
.. Аурике стих так понравился, что она взяла, да и отсосала это жало. М-м-м-м, подумал Ансельм, и сладко потянулся. Но условия контракта с ящерком — который безмолвно маячил на стволе дуба, - надо было исполнять. Ведь если он, Ансельм, станет самым молодым министром Молдавии, все гогошары Молдавии — а не только Аурика Гогошар, - будут его. Так что Ансельм приготовился бить Аурику ножом в горло.
− А ведь я была влюблена в тебя с самого первого дня, когда ты появился в офисе, - сказала Аурика.
− Ты такой умный, такой юный, такой застенчивый, - сказала она.
− Давай встречаться? - сказала она.
− Может даже поженимся? - сказала она.
Расстегнула рубашку, прижалась к парню большими, свежими, упругими грудями и стала его целовать. Ансельм умоляюще глянул на дуб.
− Кхм, кхм, - напоминающе сказал ящерка.
Ансельм вздохнул, взял Аурику за подбородок, и девушка зажмурилась, в ожидании ласки.
− Хэк, - сказал Ансельм.
Нож вошел криво, но как по маслу. И тогда в широко раскрывшихся глазах Аурики студент Алсельм увидел дьявольские картины превращения ящерки в человека, о чем старался забыть до самой смерти...
А жил самый молодой министр Молдавии Ансельм Круду долго.
ХХХ
… По ночам Ансельм не раз вспоминал именно ту ночь.
Как он с сутулым, невнятного вида человеком, назвавшимся Лоринковым, прикопали под розовым кустом трепещущее еще тело девушки. Как капала на руки теплая и противно густая кровь. Как Лоринков, став человеком, ничуть не изменился в плане привычек, и жрал коньяк и блевал так же, как когда был ящером... Как шевелилась еще земля и Ансельм упал в обморок, а Лоринков, чертыхаясь, разрыл могилу, вытащил за руку наполовину Аурику из земли и протянул студенту потемневший из-за крови нож. Как блестели при полной Луне глаза несчастной девушки... И что они так и не закрылись. Даже когда Ансельм, озверев от всего этого и желая покончить поскорее, кромсал шею Аурики, - пока голове не заболталась — глаза ее так и не закрылись. С открытыми глазами они ее второй раз и закопали. Уходя, Лоринков похлопал Ансельма по спине и тихонько обронил фразу.
− Сэ мон сервитёр мэнтнан е тужур, вуаля у як аша си ву вуле парле ромэн.
После чего прибавил уже громко, для Ансельма:
− Веди вини вици, пионер.
Видимо, последняя фраза и была с секретном. По крайней мере, с той поры Ансельм пошел за своими делами в гору, стал министром, позже премьером... И лишь иногда, по ночам, - в полнолуние, - он звонил красавице жене и, ссылаясь на дела, отпрашивался на ночевку в офисе. В полночь он выходил во двор своей уже партии.
Садился на скамейке и ждал, пока Аурика вылезет из-под розового куста
И, закрыв глаза, терпеливо переносил то, как девушка впивается в его шею острыми, словно бритвы, зубами. Выдирает из него вены, кромсает ребра, вытаскивает сердце. Муки жертвы ацтекских жрецов переживал в полнолуния самый могущественный политик Молдавии, Ансельм Круду.
Он терпел их и после смерти.
Сначала ждал, что страдания кончатся, - может, через тысячу лет, потом через две, - а потом перестал. Это навсегда, понял он. Надежды никакой. Второго Пришествия не предвиделось. Ведь история — вспоминал Ансельм институтские конспекты по книге какого-то японского пидараса, - давно уже кончилась…

udaff.com