Библиотека | Черный Аббат | Подвал сокровищ
слепым.
Вот она, - сказал пастушонок и протянул руку.
Лоринков, замерев от ужаса, увидел на ладони пастушка оранжевый кружок, в позапрошлой жизни служивший номерком в какой-то раздевалке.
Ебическая метка, - прошептал он в страхе.
Ебическая метка, - кивнул пастушок.
Так они и сказать, - сказал он.
Передать еще, твоя отдавать карта где есть зарыт тумбочка, тогда тебя оставлять живой, - сказал он.
Фу блядь, ну и вонь! - сказал он.
Бабка Параскевья сраный и ее сраный фасолица, и ты сраный! - сказал он, задыхаясь.
Пардон, - сказал Лоринков.
А говорить не француз, - сказал осуждающе пастушок.
Малец, слушай меня, - схватил его за руку Лоринков и жарко задышал в лицо луком, фасолицей и вином, отчего Сашке Танасе снова стало плохо.
Люди эти разбойники, - сказал он.
Смерти моей хотят, - сказал он.
Пидары, русские фашисты ебанные, расисты и русофобы! - сказал он.
Антисемиты блядь! - сказал он.
Ты хоть понимаешь что я говорю? - спросил он.
Твоя ругаться, - сказал Сашка.
Верно, а твоя слушать, - сказал Лоринков.
Ночью я соберусь, и тихонько из села уйду, а ты ничего не говори тем злым людям, что пришли, - сказал Лоринков.
А когда они поймут что я ушел, скажи, что я в сторону Приднестровья побрел, - сказал он.
И что слепой я понарошку, тоже не говори, пусть думают, что за инвалидом охотятся, - сказал он.
Все понял? - сказал он.
Моя помочь твоя, ладно, - сказал пастушонок.
А твоя мне за это подарить своя блокнота? - спросил он.
Это еще зачем? - спросил Лоринков.
Моя мечтать стать писатель! - сказал пастушок.
Моя тоже! - сказал Лоринков.
Ладно, половину блокнота тебе, - сказал он.
По еблу! - сказал мальчишка.
В смысле по рука! - сказал он.
Лоринков, в мыслях перенесшийся в Москву, где он намеревался схорониться в Литинституте, глубоко вдохнул кислый, вонючий воздух подвала, и сказал с чувством:
Прощай, немытая Молдова, страна рабов, страна мудил!
ХХХ
Но честолюбивым планам псевдо-слепца не суждено было сбыться.
Ночью Лоринков, собравшийся бежать из села, услышал, как отпирается дверь подвала. От страха у него случился удар, который он поначалу принял за обморок. А когда все понял, было поздно... Лоринков лежал на полу без движения, остывал, и жалел лишь, что случилось все в подвале, а не под чистым небом. Хотелось перед смертью увидеть звезды. Нестерпимо болела левая рука. Боль разливалась по телу и стискивала грудь. Лоринков даже голову не мог поднять, чтобы посмотреть, кто это шуршит рядом с ним. Мышь ебанная, устало подумал псевдо-слепец. Но это оказался пастушонок Саша Танасе...
Деловито обшарив тело, пастушонок, торжествуя, вытащил из кармана Лоринкова блокнотик. Перелистал, светя фонариком, улыбнулся. На поступление в Литинститут и место второразрядного русского писателя хватало. Значит, это уже уровень лучшего молдавского классика, знал подкованный в литературе пастушонок. О-ла-ла, неожиданно весело подумал он.
Сашка, ты? - слабым голосом спросил Лоринков.
Моя, моя, - сказал пастушок, погасив фонарик.
Они ушли? - спросил Лоринков.
Они не есть существовать, - сказал пастушонок.
Они есть мой оргазм то есть фантазм, - сказал он.
Моя есть играть воображений, чтобы все получаться как в рисованный кинофильм «Остров сокровищ», - сказал он.
И ты сдохнуть, а моя получить все! - жестко сказал он.
Корочка член Союза Писателя Молдова, бюст на Аллея классик, почет и уважения, ебанный блядь рот! - сказал пастушонок.
Дастархан не вынести двоих! - сказал он красивую, услышанную где-то, фразу.
Дастархан это скатерть... - сказал, умирая, Лоринков.
Не тебе, ебанная русская чурка, учить меня узбекский язык! - сказал пастушок.
А как же гуманизм?! - спросил, страдая, слепец.
Умирать ты сегодня, я завтра! - сказал Сашка Танасе.
Это есть гуманизм природа, - сказал он.
И пошел к выходу.
Во имя Господа всемилостивого и всемогущего! - сказал Лоринков.
Глоток вина перед смертью! - сказал он.
ХХХ
… Позже, глядя на свой бюст на Аллее классиков, установленный за Нобелевскую премию, полученную за произведение «Табор уходит на ПМЖ» — переписанное из блокнотика Лоринкова, - бывший пастушонок Сашка Танасе задумчиво улыбался. Вспоминал, как - услышав предсмертную просьбу, - вернулся к бочке, нацедил стакан вина, и поднес кружку к губам умирающего. Как тот, булькая и сплевывая, отпил чуть-чуть, и умер на руках у мальчишки. Как пастушонок закопал его под бочкой — чтобы несчастный напился уже хотя бы после смерти, - и присыпал песком. Как никто ничего не заподозрил, потому что каждый житель деревни давно уже мечтал убить чужака и украсть все его деньги. Значит, кому-то повезло, думал каждый в деревне. Интересно, кому, думали деревенские.
Думая об этом, Сашка Танасе часто вспоминал фразу, которую слепой произнес, выпив вина, после чего умер.
Кажется, она звучала так.
Драгоценный мой! Брынза не бывает зелёного цвета! Это вас кто-то обманул.
Что это значит, и какое отношение имеет к истории слепого, Саша так до сих пор и не понял.
udaff.com
Вот она, - сказал пастушонок и протянул руку.
Лоринков, замерев от ужаса, увидел на ладони пастушка оранжевый кружок, в позапрошлой жизни служивший номерком в какой-то раздевалке.
Ебическая метка, - прошептал он в страхе.
Ебическая метка, - кивнул пастушок.
Так они и сказать, - сказал он.
Передать еще, твоя отдавать карта где есть зарыт тумбочка, тогда тебя оставлять живой, - сказал он.
Фу блядь, ну и вонь! - сказал он.
Бабка Параскевья сраный и ее сраный фасолица, и ты сраный! - сказал он, задыхаясь.
Пардон, - сказал Лоринков.
А говорить не француз, - сказал осуждающе пастушок.
Малец, слушай меня, - схватил его за руку Лоринков и жарко задышал в лицо луком, фасолицей и вином, отчего Сашке Танасе снова стало плохо.
Люди эти разбойники, - сказал он.
Смерти моей хотят, - сказал он.
Пидары, русские фашисты ебанные, расисты и русофобы! - сказал он.
Антисемиты блядь! - сказал он.
Ты хоть понимаешь что я говорю? - спросил он.
Твоя ругаться, - сказал Сашка.
Верно, а твоя слушать, - сказал Лоринков.
Ночью я соберусь, и тихонько из села уйду, а ты ничего не говори тем злым людям, что пришли, - сказал Лоринков.
А когда они поймут что я ушел, скажи, что я в сторону Приднестровья побрел, - сказал он.
И что слепой я понарошку, тоже не говори, пусть думают, что за инвалидом охотятся, - сказал он.
Все понял? - сказал он.
Моя помочь твоя, ладно, - сказал пастушонок.
А твоя мне за это подарить своя блокнота? - спросил он.
Это еще зачем? - спросил Лоринков.
Моя мечтать стать писатель! - сказал пастушок.
Моя тоже! - сказал Лоринков.
Ладно, половину блокнота тебе, - сказал он.
По еблу! - сказал мальчишка.
В смысле по рука! - сказал он.
Лоринков, в мыслях перенесшийся в Москву, где он намеревался схорониться в Литинституте, глубоко вдохнул кислый, вонючий воздух подвала, и сказал с чувством:
Прощай, немытая Молдова, страна рабов, страна мудил!
ХХХ
Но честолюбивым планам псевдо-слепца не суждено было сбыться.
Ночью Лоринков, собравшийся бежать из села, услышал, как отпирается дверь подвала. От страха у него случился удар, который он поначалу принял за обморок. А когда все понял, было поздно... Лоринков лежал на полу без движения, остывал, и жалел лишь, что случилось все в подвале, а не под чистым небом. Хотелось перед смертью увидеть звезды. Нестерпимо болела левая рука. Боль разливалась по телу и стискивала грудь. Лоринков даже голову не мог поднять, чтобы посмотреть, кто это шуршит рядом с ним. Мышь ебанная, устало подумал псевдо-слепец. Но это оказался пастушонок Саша Танасе...
Деловито обшарив тело, пастушонок, торжествуя, вытащил из кармана Лоринкова блокнотик. Перелистал, светя фонариком, улыбнулся. На поступление в Литинститут и место второразрядного русского писателя хватало. Значит, это уже уровень лучшего молдавского классика, знал подкованный в литературе пастушонок. О-ла-ла, неожиданно весело подумал он.
Сашка, ты? - слабым голосом спросил Лоринков.
Моя, моя, - сказал пастушок, погасив фонарик.
Они ушли? - спросил Лоринков.
Они не есть существовать, - сказал пастушонок.
Они есть мой оргазм то есть фантазм, - сказал он.
Моя есть играть воображений, чтобы все получаться как в рисованный кинофильм «Остров сокровищ», - сказал он.
И ты сдохнуть, а моя получить все! - жестко сказал он.
Корочка член Союза Писателя Молдова, бюст на Аллея классик, почет и уважения, ебанный блядь рот! - сказал пастушонок.
Дастархан не вынести двоих! - сказал он красивую, услышанную где-то, фразу.
Дастархан это скатерть... - сказал, умирая, Лоринков.
Не тебе, ебанная русская чурка, учить меня узбекский язык! - сказал пастушок.
А как же гуманизм?! - спросил, страдая, слепец.
Умирать ты сегодня, я завтра! - сказал Сашка Танасе.
Это есть гуманизм природа, - сказал он.
И пошел к выходу.
Во имя Господа всемилостивого и всемогущего! - сказал Лоринков.
Глоток вина перед смертью! - сказал он.
ХХХ
… Позже, глядя на свой бюст на Аллее классиков, установленный за Нобелевскую премию, полученную за произведение «Табор уходит на ПМЖ» — переписанное из блокнотика Лоринкова, - бывший пастушонок Сашка Танасе задумчиво улыбался. Вспоминал, как - услышав предсмертную просьбу, - вернулся к бочке, нацедил стакан вина, и поднес кружку к губам умирающего. Как тот, булькая и сплевывая, отпил чуть-чуть, и умер на руках у мальчишки. Как пастушонок закопал его под бочкой — чтобы несчастный напился уже хотя бы после смерти, - и присыпал песком. Как никто ничего не заподозрил, потому что каждый житель деревни давно уже мечтал убить чужака и украсть все его деньги. Значит, кому-то повезло, думал каждый в деревне. Интересно, кому, думали деревенские.
Думая об этом, Сашка Танасе часто вспоминал фразу, которую слепой произнес, выпив вина, после чего умер.
Кажется, она звучала так.
Драгоценный мой! Брынза не бывает зелёного цвета! Это вас кто-то обманул.
Что это значит, и какое отношение имеет к истории слепого, Саша так до сих пор и не понял.
udaff.com