Альтцгеймером».

ХХХ

… в приемной генерал-губернатор, не зашедший даже в свой новый дом, ждала новая партия просителей. Это были морщинистые люди, очень загорелые, и плохо одетые — от них пахло овчиной и вином.

Тоже юродствуют? - спросил Лоринков толмача.
Никак нет-с, молдаване-с, - сказал толмач.
Они и правда-с такие-с, - сказал он.
Чего хотят? - сказал Лоринков.

Один из делегации заговорил, волнуясь.

От имени молдавской общественности края, - переводил толмач.
Мы просим бая генерал-губернатора разобраться с евреями, - говорил он.
Еврейские пидарасы захапали себе всю торговлю и всю блядь, коммерцию, - переводил он.
Вы велели дословно, - сказал он, поймав удивленный взгляд Лоринков.
Если где торговля, обязательно еврей блядь, - переводил толмач.
Честному молдаванину нет житья от евреев этих блядских, - говорил толмач.
Заебали своими Цилями, мудаки пархатые, - переводил он.
Пусть уебывают в свою Израиловку! - переводил он.
Просим ограничить еврейское население края в правах, лишь их права покупать-продавать землю, овощи, вату и керосин, - переводил толмач требования местных жителей.
Каждому долбоебу по херу на воротник, ну или, по крайней мере, по желтой звезде! - переводил толмач пожелания.
И чтоб ходили блядь, пидоры, не по тротуару, а по мостовой, - переводил он.
Но, господа, я не видел в городе тротуаров! - сказал Лоринков, прошедший по городу предварительно.
А нас не колышет блядь, - перевел толмач ответ просителей.

Лоринков взял прошение, и положил на стол. Отпустил делегацию. Вздохнул. Стал читать прошение еврейских просителей, с которым не успел ознакомиться на вокзале.

«... с чувством глубокой тревоги мы, еврейская община вновь обретенного великой Рашкоимперией — да славится она сто и сто тысяч лет, - Бессарабского края, спешим доложить. Ваше величество! Ваше сиятельство и высокопревосходительство! Гребанные молдаване ни хуя не надежны! Они только и глядят в сторону дикого румынского края, и только и мечтают устроить нам еще один блядь Холокост. Спасибо, у нас от предыдущего все до сих пор болит! Хотим заявить, что если правительство не примет мер по нашей защите, мы будем вынуждены организоваться в боевые единицы, а чем это кончится, знает каждый, кто изучал историю создания независимого государства Израиль, переставшего существовать в результате трагического повышения вод Мертвого моря после ядерной ирано-американской войны, когда воды поднялись на 20 метров и покрыли все. Что, кстати, опровергает расхожий антисемитский штамп о том, что, якобы, всю воду выпили сами знаете кто. Доколе?! Почто?! Ай-вей!. Нам надоели пидарасы-антисемиты, которые, прикрываясь лозунгами прогрессивного молдавенизма, проявляют пещерную ненависть к самой здоровой части молдавского общества, его еврейской диаспоре...»

Лоринков отложил прошение. Край мне попался тот еще, подумал уныло генерал-губернатор. Гадюшник гребанный, подумал он грустно.

Вдруг в дверь постучали.

Войдите, - крикнул губернатор.

В кабинет, на коленях, вползли люди в лаптях и расшитых крестами рубахах.

Батюшка, батюшко, - говорили они и все норовили поцеловать руку Лоринкова.
Ужо понеже да около да поколе, - говорили они.
Гой ты еси, - говорили они.
Это кто?! - спросил Лоринков толмача.
Бессарабские русские-с, - ответил тот.
А почему такие... ебнутые? - спросил Лоринков.
Юродствуют-с, - сказал толмач.
Господа... - сказал укоризненно Лоринков.

«... тогда они встали, сняли с себя лапти, рубахи, кресты, и я увидел, что это были те же самые люди, что встречали меня на вокзале в странных азиатских халатах, и подали прошение от имени еврейской общины» - писал о дальнейшем губернатор, и добавлял - «так что уже и не было смысла читать их второй прошение».

ХХХ

На следующий день генерал-губернатор кратко и энергично обрисовал будущее Бессарабии в своем выступлении в Дворянском Клубе.

Господа, прогулявшись вчера по городу, увидел я лишь грязь, нищету, и отсутствие канализации, водопровода, - сказал он.
Евреи режут скот над ручьем Бык, молдаване стирают там грязные вещи, потом все вместе пьют оттуда воду, а русские... - сказал он.
О них я уже, впрочем, сказал, - сказал он.
Режут скот над ручьем, - сказал он.
Впрочем, неважно, - сказал он.
Все вы барахтаетесь в говне по уши, - сказал он.
И, вместо того, чтобы облагодетельствовать край свой неустанным трудом, вы пишете друг на друга жалобы и доносы, отвлекая меня сразу же по приезду от работы на благо Империи и Государя! - сказал он.
Давайте РАБОТАТЬ, - сказал он.
Я вижу блестящее будущее края! - сказал он.
Мы построим больницы, цирк, гимназии, - сказал он.
У дорог будут тротуары, - сказал он.
Для всех, - сказал он, когда часть собравшихся напряглась.
Город расцветет, он станет называться Цветок из камня! - сказал он.
Медицина для всех, чистота, гигиена, и отсутствие национальных столкновений! - сказал он.
Вот наше счастливое будущее! - сказал он.

Зал неодобрительно заворчал. Общее мнение, выраженное — впрочем, осторожно, - в следующем номере «Царской Бессарабии» было таково.

Как можно быть счастливым, если никто не опидорашен?! - восклицала светская обозреватель Алина

Ответ на этот вопрос знал, видимо, лишь новый генерал-губернатор.

ХХХ

… Три года спустя Бессарабия напоминало нечто, отдаленно похожее на цветущий сад. В Кишиневе, усилиями воинских частей и местного населения — которое усилиями воинских частей и согнали на работы, - разбили несколько садов и вырыли озера. Дороги расширили и расчистили. На окраине построили больницу для душевнобольных — многие, увидев чистый Кишинев, сошли с ума, а центре — больницу для детей и взрослых. Русло реки Бык расширили.

Город преображался. Счастливый генерал-губернатор Лоринков расхаживал по улицам, заставляя брататься евреев и молдаван и даже русских, - которых он сюда выписал из Новгородского улуса, - и подумывал вызвать семью. Единственный, кто не разделял оптимизма генерал-губернатора, был товарищ по поручениям, Маратка Гельман. И даже рисковал заговорить об этом с губернатором, пока тот, без сюртука, в глиняной мазанке — в летнюю жару — работал с документами.

Сколько волка мацой не корми-с... - говорил Маратка, неодобрительно глядя на просителей, толпящихся у ворот.
Вы, Марат, антисемит, - говорил Лоринков добродушно.
И антимолдавенист, чего уж там, - признавался Маратка.
Я только русских люблю, - говорил он угодливо.
Конечно, после авар, черемисов и прочих стержневых народностей Империи, - говорил он.
А эти... - говорил он.
Уж больно диковаты туземцы здесь, - говорил он.
Пока дела идут хорошо, ноги нам целовать готовы, - говорил он.
А как случится что, порвут нас на части, - говорил он.
Войска вы удалили-с зря, - говорил он.
Это мирный край, в городе военных не нужно, - отвечал Лоринков.
Ох, - говорил Маратка неодобрительно.
Вы, Марат, людей не любите, - смеялся Лоринков, садясь на стол, - вам надо в Перми жить.
Почему в Перми-с? - спрашивал Маратка.