Закончив читать, Сашка пару минут помолчала. Кружилась голова. Так вот она какая, поэзия, подумала Сашка. Как она все же меняет людей, подумала она. На минуту я оторвалась от земли, подумала она. Я птица, подумала она. Курица не птица, подумал куратор. Не надо много думать, подумал он. А вы что, думаете в моих мыслях, подумала Сашка. Мы думаем везде, подумал строго, но по-доброму, куратор. Так что открывай глаза, пизда, и не вздумай прятаться от товарищей Партии и Комитета даже в мыслях. Все блядь понятно, подумал куратор. Так точно, товарищ майор, подумала Сашка. Открыла глаза. На полянке, залитой солнцем, вином и блевотиной, товарищи из Комитета тискали прогрессивных комсомолок, активисток и борцовок за ростки либерализма посреди болота застоя. Сашка вспомнила, что даже отдел новый в Комитете появился. Так и назывался. Специальный отдел КГБ «За ростки либерализма посреди болота застоя». Принимали в него, - вспомнила Саша объявление в коридорах конторы, - только либеральных чекистов. Хорошие все-таки написала я стихи, подумала Сашка и махнула стакан водки разом. Подружка Юлька криво лыбилась, жалась к куратору. Каждый берет, чем может, подумала сухо Сашка, тоже влюбленная в товарища майора.

А что, недурно, - сказал куратор, и крякнул, выпив.
В стихах твоих, Сашка, чувствуется боль! - сказал он.
За родину, за прогрессивные силы, за Никарагуа блядь, - сказал он.
Хуесосы эти альендевские чмырят наших ребят... пидарасят прогрессивного коммуниста Че Гевару, - сказал он.
Планета блядь замерла в ожидании, - сказал он.
И тут-то ты и подтолкнешь ее своими прогрессивными стихами в нужном направлении! - сказал он.
Евтушенко блядь говно против тебя, - сказал он.
Пидар он, ряженный, да и ненадежный, - сказал он.
А ты надежная, мы тебя мильённым тиражом издадим, - сказал он.
Ты ведь надежная? - сказал он.
Конечно.. да я... да мне... да вы... - сказала, волнуясь Сашка.
Ну, а раз ты надежная, вот тебе разнарядка, - сказал майор.

Поляна неожиданно стихла. Оказалось, что все смотрят на Сашку. Коллеги-инструкторши, с задранными юбками, товарищи чекисты в спортивных костюмах производства дружественной нам ГДР... А ведь это товарищи, подумала Сашка, мои товарищи... Они верят в меня...

Конечно, товарищ майор, - сказала она.
Я всегда... - сказала она.
Назрели, Сашка, в обществе перемены, - сказал он.
Все расслабились от оттепели сраной, как баба, когда ей пальцем вздрюнишь, - сказал он.
Страх потеряли, пидары, - сказал он.
Но мы так и думали, мы их потому и расслабили, элемент вредный вычислить, - сказал он.
Нужна нам, Сашка, понимаешь, организация, - сказал товарищ майор.
Небольшая, чтоб нас не поебли, понимаешь, за упущение, - сказал он.
Голов в десять-пятнадцать, - сказал он.
Типа нарыв появился, но вовремя был замечен и...
Значитца, пора твоих блядь графоманов на расстрел вести, - сказал он.
Чтобы советское общество, понимаешь, напряглось, и не обосралось в эту ответственную пору гонки вооружений и борьбы за мир во всем, на хуй, мире, - сказал он.
Кружок-то твой сраный популярен уже? - сказал он.
Да блядь еще как! - ответила волнуясь, Сашка.
Долбоебы так и прут! - подтвердила Юля.
Мы даже девиз придумали! - воскликнула Сашка.
«Вывожу на орбиту»! - сказала она.
А почему вы все смеетесь? - спросила она.
Вот и славно, бить надо по штабам, - сказал, отсмеявшись, товарищ майор.
Но никакой антисоветчины никто не пишет... - сказала Сашка.
Дай мне товарища Ленина, карцер, дубинку и два тома товарища Ленина, - сказал товарищ майор.
И я нашью целый гардероб антисоветчины самому товарищу Ленину, - сказал он.
Такова неумолимая логика диалектической ебли задержанных, - сказал он.
А их правда расстреляют? - спросила незлая, в общем-то, Сашка.
Правда-правда! - взвизгнула злая, в общем-то, Юлька.
Ха-ха, - посмеялся куратор.
Ты что, дура, не знаешь, какой у нас год? - сказал он.
Чай 65-й на дворе, - сказал он.
Попугают и отпустят, а общество оздоровится, - сказал он.
Ну если попугают, - сказала Сашка.
Служу Советскому Союзу! - сказала она.

… Вкусно пахло горячим, брызжущим соком мясом. Слезился тонко нарезанный сыр. Чекисты с инструкторшами, поправлявшими дефицитные чулки, разбрелись по кустам. Кто-то предпочел остаться на полянке. Появилась гитара. Забренькали струны.

Ясная моя, солнышко лесное, - запел кто-то.
Отставить пидарские песни, - сказал майор.
Нашу давай, - сказал он.
С чего, начинается родина..? - неуверенно протянул глухой голос.
Ты, Володя, у нас недавно, поэтому прощаю, - сказал куратор.
Да еще и костюмов из ГДР-ии своей привез, - сказал он.
Я сказал Нашу, - сказал он.

Заиграла гитара. Над полянкой грянул чекистский хор:

Пусть бегут неуклюже, пешеходы, по лужам, а вода по асфальту, реко—о-о-о-й...

ХХХ

А теперь выступит Екатери...

Сашка отвлеклась от мыслей о товарище майоре — каждый раз у нее при этом сладко ныло под сердцем, под ложечкой, и еще кое-где, - и глянула на сцену. Там стояла тонкая девушка с красивым грустным лицом. Девушка читала:

Я тоже ела без ножа и вилки бесплатный харч в одном осеннем парке, где вылинявшие, как после стирки, старушки на траве играли в карты, - читала она.
С бумажною летающей тарелкой шел человек к столу просить добавки, тряся квадратной головой так мелко, что черт лица не видно было как бы, - читала девушка.
Не видно было губ его дрожащих, взгляд не светился радостью воскресной. И ангел спрятал дело в черный ящик в тот полдень в канцелярии небесной, - читала она.
Но отчеркнул, гад, поперек страницы: такому-то, за номером таким-то, сегодня отпустить половник риса, накапать в чай для опохмелки спирта, - читала девушка.
А дальше в ручке кончились чернила, и я пошла, хрустя листвой опавшей. Мне было хорошо и плохо было, я что-то там насвистывала даже, - читала она.

(Катя читает стихи поэтессы К. Капович, некоторое время жившей в Кишиневе — прим. авт)

Собравшиеся захлопали. Сашка нахмурилась, поправила прическу а-ля Помпадур, какую модно было делать во всех горкомах, встала.

Недурно, недурно, Катенька, - сказал она.
Но в целом слабо, - сказала она.
Чернила, парк, страницы... все это пошло и избито, - сказала она.
Нет полета, нет свободы! - сказала она.
И потом, к чему эта лексика недоучившегося хулигана? - сказала она.
Гад, харч, опохмелка, спирт... - сказала она.
И это сейчас, когда наши ровесники едут на БАМ, покоряют целину, сопки Камчатки, - сказала Сашка, прожившая все 97 лет своей жизни в Кишиневе.
Когда рвутся на Кубу и в Анголу, - сказала она.
Надо работать, еще много надо работать, Катенька, - сказала она.

Девушка с тонким нервным лицом пожала плечами и стала спускаться со сцену.

Кстати, нет ли у тебя чего-то остросоциального? - сказала Сашка, вспомнив наказ куратора.
Про перегибы и репрессии, про несвободу и нехватку кислорода? - сказала она, и заметила, что подружка Юлька взялась за карандаш.
Нет, - сказала Катя, - и вообще мы завтра уезжаем, всей семьей.
А, - разочарованно