Никак, знаете ли, не могу твёрдо встать на ноги что ли, выпрямиться во весь рост, не могу задышать полной грудью, полностью овеществится, или, как бы это поточнее сказать, воплотиться в своей собственной жизни, - у меня всегда были сложности с точным выражением подобных чувств, а чувства эти, я думаю, посещают каждого человека. Да.
Скажу вам по секрету, Иван Петрович, всё-таки, большой прохвост! Но, тут же и оговорюсь сразу, он прохвост – каких не мало.
Сейчас он идёт с тросточкой по бульвару и мыслит себе всякие приятности. Например, он представляет себя эдаким проворным ангелом с разноцветным хвостом и мускулистыми крыльями и вот он, мол, летает и любопытно заглядывает всяким обнаженным девушкам в фортки. Перепархивает он так с этажа на этаж и наслаждения испытывает небывалые - посмеивается, сухо трёт ладошки.
Или ещё, например - вот было бы здорово Ивану Петровичу спланировать эдаким Покрышкиным и мясистую барсетку или портфельчик грузный у зазевавшегося бизнесмена в своих жёлтых когтях унести - тоже невероятно приятно и полезно.
Навстречу Ивану Петровичу изредка попадаются охваченные дневной суетой прохожие, которые, конечно, и не подозревают об удивительных фантазиях неприметного с виду гражданина с тростью. Впрочем, прошатался навстречу и один помятый милиционер с красными белками, он окинул Ивана Петровича дряблым, но подозрительным взглядом. «Это он с дежурства, уставший» - ласково и, возможно, справедливо думает Иван Петрович.
Как можно заметить, настроение у Ивана Петровича превосходное, и он идёт гордый, как Блок.
Иван Петрович взял больничный, хотя и не хворает ничем, просто в местной поликлинике работает Ирочка, вернее Ирина Фёдоровна, его добрая приятельница, которая за символическую коробку конфект снабжает его необходимой больничной бумагой.
На улице припекает румяное светило, разнокалиберные птахи шалят и кувыркаются в глубинах воздушных просторов. А из кустов Ивана Петровича потешает своими пронзительными брачными воплями воробей ординарный.
В душе Ивана Петровича тоже сияет курносое солнышко, он даже расстегнул пуговицы своего бурого пальтеца, улыбнувшись, проверил двумя пальцами коварный гульфик и, вдохнув побольше воздуха своей бухгалтерской грудью, прикрыв ладонью глаза, сощурился, и сказал вверх радостное: «Ах!»
Внезапно рот откуда-то слева рявкнул почти на ухо:
- Мужчина, купите мороженого!
Иван Петрович в ужасе отшатнулся от тетеньки в белом халате, по-видимому, она торговала в сквере приторно-прохладительным.
Женщина задвигалась и даже попыталась приблизиться к Ивану Петровичу со своей белой тележкой, оборудованной зыбким полосатым тентом. Промокнув клетчатым платком тёплую диадему пота, Иван Петрович поспешил удалиться от улыбающегося овала торговки.
Я же, отхлебнув из фляжки мятой латуни тлеющего коньяка, ссутулившись, иду за Иваном Петровичем на полагающемся расстоянии, левой рукой поигрываю в кармане звонкой связкой ключей, а в правой… а в правой не скажу что…
В самом центре бульвара имеется неуклюжее гидротехническое сооружение. Это наш городской фонтан. Он не молод, поэтому является своего рода достопримечательностью.
Рядом с ним влюблённые назначают свидания, там же по вечерами студенты гогочут по лавочкам и распивают свои молодёжные напитки, а однажды я заметил там нашего знаменитого писателя, - он сутуло сидел, положив на пухлые коленки узкую картонную коробку, на манер небольшого столика, и писал, писал, потом быстро стирал написанное крупным желтым ластиком и опять писал, писал; он почему-то очень любит писать мягкими карандашами.
А иногда, в специально отведенные государством дни, в фонтане резвятся десантники, пограничники и иной служивый, озорной народец.
Иван Петрович проверил прочность фонтана - постучал палочкой по граниту, внимательно обошел конструкцию, и, неожиданно для себя, назвав фонтан странным словом «квёлый», осторожно присел на лавочку.
Гидротехническое сооружение неспешно фонтанировало, издавая свои характерные булько-журчащие звуки.
По соседству с лавочкой из сырой листвы со спокойным достоинством произрастал электростолб. К столбу, как это часто делают со скворечниками, был прикручен средневекового вида громковещатель. Из его пасти пел фальцетом известный певец. Певец Ивану Петровичу почему-то представился немытым и нечёсаным. За певца было немного стыдно.
Он вынул из внутреннего кармана пальто свежий номер «Городских вестей» и рассеянными глазами поскакал по строчкам.
На вид Ивану Петровичу около сорока восьми, в действительности же, герой наш отмахал уже все пятьдесят шесть. Но все же иногда, по утрам, перед работой, Иван Петрович совершает оздоровительные пробежки в близкую сосновую рощу, там ещё установлены турник и брусья, а раз в неделю, по пятницам, радует взоры посетителей районного бассейна своим небольшим мягким брюшком и невероятно мохнатой грудью.
Когда вечером Иван Петрович выпивает лишнюю чашку кофе, сердце его начинает беспокойно ёрзать и тревожно пульсировать. Иван Петрович деликатно просит сердце не выходить и посидеть ещё немножко в родной клетке. Для пущей убедительности он быстро массирует левый сосок своим бледным кулаком.
В студенческие годы он был довольно привлекателен и беззастенчиво пользовался всякими девичьими слабостями.
Теперь, конечно, не то. Ну кому нужны эти разукрашенные девицы с двадцатью серёжками в ухе и дырявым носом? Что это за кожаные мини-шорты и фиолетовые волосы, это же гротеск какой-то!
Постоянно дрянь какую-то курят, пьют на ходу, времени у них, что ли, мало!? А ведь все это от отсутствия элементарной внутренней культуры! А этот идиотизм – ролики?! Ведь это всё явное баловство и выпендрёж! Так только животные привлекают к себе внимание - чтобы потом побыстрее спариться! А читают что? Это же сплошной разврат и порнография! Никто не читает Толстого, Тургенев и Лермонтов прочно забыты!
Иван Петрович торопливо поискал куда бы плюнуть, но совладал, и только гневно наморщил лоб.

Работу свою Иван Петрович не любит, да уж так как-то повелось – лень было искать что-то новое, шевелиться, так и засел он и вот уже третий десяток работает в небольшом матовом кабинетике на предприятии, изготавливающем различные полимеры, шелестит бумагами, составляет отчёты и балансы, что-то прогнозирует, постукивая по клавишам неестественно большого чёрного калькулятора, часто вздыхает и потягивается, а ровно в два часа встаёт и наливает нежирного молока грустному коту по имени Штрих, который так опух к старости, что уже с большим трудом передвигает свои тупые арестантские лапки, больше похожие на поросячьи копытца. Кот предпочитает весь день лежать на своём сердечном боку в нижнем выдвинутом ящике стола.
Про жизнь на предприятии и, в частности, про Ивана Петровича мне обильно рассказывает один мой знакомый, который довольно часто наведывается туда по своим тёмным коммерческим делишкам. Предложение выйти на пенсию Иван Петрович сердито проигнорировал.
Я познакомился с ним в нашем местном баре, куда он почти ежедневно