заглядывает после работы пропустить кружку-другую светлого пива. Попал я туда почти случайно, от скуки и любопытства: в небольшом, обшарпаном зальце всё плавало и покачивалось в серо-зелёном табачном тумане, свободных столиков уже не было и мне пришлось подсесть к этому тихому, разумно усатому человеку.
Я представился и мы поговорили о пустяках. Через час я ушел.
Вообще то к Ивану Петровичу частенько подсаживались разномастные незнакомцы и заводили разговоры то о тёмных сторонах брака, то о таинстве микробиологии или о каких-нибудь «крестоносцах любви»…Но Иван Петрович обычно не особенно поддерживает беседу и никогда не угощает пивом.
В особо назойливых случаях Иван Петрович заводит свою излюбленную защиту – несчастную свирель многоженца. Обычно уже после десятиминутных сетований и жалоб Ивана Петровича нудный докучай отправлялся подыскивать себе более весёлое место.
Что-то в облике Ивана Петровича меня всегда раздражало – эта уклончивость, эта хмурость, неприятно карие глаза, всегда косящие куда-то влево, журавлиная походка и какая-то постоянно ускользающая от меня небольшая, но, несомненно, самая важная деталь в душевной конституции Ивана Петровича. Сердцевед я ещё тот, но до сути Ивана Петровича я почему-то всё никак не могу добраться.
За неимением подходящих в моём словаре слов, за собственное своё бессилие обозначить эту его особость, я и окрестил Ивана Петровича этим не совсем подходящим словом «прохвост».
Живёт он неподалёку, в доме напротив. На улице Иван Петрович, по причине своей близорукости, меня никогда не замечает и не узнаёт. Но я-то вижу его очень часто, и он от меня никуда не уйдёт.
- На самом деле ни какой он не прохвост, он обычный гражданин и даже, возможно, патриот; по вечерам читает либеральный журнал и всегда ходит голосовать за мэра и президента! - горячится мой приятель и как бы старается защитить Ивана Петровича, хотя я его ни в чём и не обвиняю, просто спросил: «Ну, как там твой прохвост поживает, коптит ещё звёзды?»
- Он, может быт, даже чуточку обыватель. Но, конечно же, в добрых, лаковых рамках этого слова. Одно время нестерпимый блеск азарта вспыхивал у него в глазах при виде разноцветных игровых автоматов, но это очень скоро прошло. Теперь он любит тепло, уют, выкурить дорогую сигарету, да и кто ж из нас не любит?
Семьи вот, правда, пока не завёл.
Ещё Иван Петрович желал обладать огромной физической силой: ну, чтобы (как это делают мужики в деревнях) можно было бы, например, ударом кулака свалить слонёнка.
А теперь я, как это недавно сделал мой приятель предприниматель, сообщу вам маленьким, но уверенным шепотом некоторую тайну: завелась однажды в сердце Ивана Петровича небольшая червоточинка.


II

Это была крупная, очень белая женщина. Он столкнулся с ней в коридоре возле директорского кабинета.
Сначала мимо прошли директорские дочки – близняшки с удручающими, басистыми задами и неожиданно появилась она, видимо устроилась на работу совсем недавно (как выяснилось позже - поступила на должность секретаря у генерального директора, вместо склочной тощегрудой девушки, которая и месяца не продержалась на этой должности.)
Особенно Ивана Петровича поразила пышная причёска. Волосы её были покрашены в глубокий каштановый цвет. А это, надо заметить, любимый цвет Ивана Петровича. Звали её просто - Алиса Ивановна.
Весь день Ивану Петровичу было неспокойно. Под вечер он так загладил кота, что тот не выдержал, открыл глаза, трудно вылез из ящика и ушел под шкаф.
Непонятно всё-таки, чем привлекла Ивана Петровича эта нескладная, с большой головой женщина, но понравилась она ему сразу как-то вся; увидев её первый раз, у него даже перехватило дыхание и радостно ёкнуло в печёнке.
Больше всего в людях Алису Ивановну раздражала забывчивость и не пунктуальность. Она любила эскимо и белое полусладкое вино.
Иван же Петрович сладкого не любил вовсе и был рассеян, причём рассеян весьма неприятно.
Вообще то Ивану Петровичу ещё с институтских лет нравился такой сорт женщин.
Уже через неделю пронырливый Иван Петрович келейными путями выяснил, что муж Алисы Ивановны, четыре года назад потерявший работу, был уже порядочно развращён водкой и сном, что он практически не выходит из дома, посвящая своё тело просмотру телевизионного ящика и трём таким же, как он, альфонсам, что он давно опротивел Алисе Ивановне и были уже подготовлены бракоразводные документы.
Завладев этими новостями, Иван Петрович приосанился и купил на рынке новую кисточку для бритья.
За нудные годы бухгалтерского труда Иван Петрович стал стеснителен и даже диковат. Подойти к Алисе Ивановне было очень страшно.
Мужчины обычно знакомятся легче, чем женщины; ещё проще сходятся между собой актёры, бродяги и студенты. Я однажды наблюдал, как на троллейбусной остановке снюхались два нищеброда и уже через пару минут один, достав из мешка ржавые портняжные ножницы с синими ручками, старательно подстригал своему камраду клочную бородищу тёмно оранжевого цвета. Было ветрено и отхваченные куски бороды плясали и кружились вокруг раздавленного пластикового стаканчика.
Сложно, сложно было Ивану Петровичу вот так вот запросто подойти к нравившейся женщине и ловко завести остроумный разговор.
Но тут совершенно естественно вмешалась прелестница-судьба и с невозмутимым видом усадила их за директорский юбилейный стол. Было довольно весело, хотя, почему-то никто и не танцевал.
Иван Петрович щедро отпускал старомодные комплименты и неуклюже шутил.
Под конец, объевшись бутербродами с красной икрой, он совсем расхрабрился и хотел было уже завернуть особый анекдотец, припасённый им на все праздничные случаи и всегда им обычно рассказываемый, но тут ангел, приставленный к Ивану Петровичу, вовремя спохватился и одёрнул уже открывшего было рот весельчака.
После дня рождения Иван Петрович совсем осмелел и стал гораздо чаще, чем это нужно было по работе, заглядывать в директорский кабинет, проходя приёмную, где за столом сидела и смотрела в монитор Алиса Ивановна. Он подмигивал и ухмылялся, иногда он бесцельно, как выгнанный из класса или просто прогуливающий урок школьник бродил по неказистым коридорам своего предприятия, как-то раз он даже забыл о традиционном блюдечке молока для своего кота, на что кот Штрих удивился и очень долго смотрел на Ивана Петрович наклонив свою круглую голову несколько набок.
Однажды рано утром Иван Петрович прокрался в тёмную приёмную и поставил на стол Алисы Ивановны нежную, тёмно-кровавую розу в графине с пузатыми бочками. Стебель розы, находившийся в воде, покрылся крупными пузырьками и Иван Петрович некоторое время стоял, рассматривая воздушные икринки; тут ему вспомнилось, как очень давно, в юности, они с братом предприняли сумасбродную поездку на Сахалин, якобы по Чеховским местам и однажды ему довелось видеть, как приставленный сторожить небольшую, но строптивую и порожистую речушку егерь принёс кривляющуюся в его руках, только что пойманную полметровую горбушу; бросив её на землю, он нажатием сапога выдавил из