Трагедия в девяти комических сценах



ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА



ПАБЛО – неладно сбитый хромоглазый мужчина, чёрный
дембель. Носит окопный ватник, неожиданно хмурится. Местный житель.
ЧЕХОВ – тощий писатель в усах.
КАЙТОВ – высокий мужчина с рыжими волосами и бородкой пеналом. Приват-доцент. Педантичен, опрятен, болгарин. Сосед Пабло.
НАЙТОВ – неопытный прозаик в шортах и кепи, бывший запевала. Болгарин, товарищ Кайтова.
ПАН - пан Чернобров-Заидзе, очень подозрительный и вспыльчивый характер, взрощен на инженерной ниве. Сосед Кайтова. Носит имя Максим.
ДэНизко – мужчина-мечтатель, поклонник всяческого изящного. Гибок, капризен. Приятель Кайтова.

МАРИНА МИХЕЕВА - курсант высших курсов милиции, мелочная спорщица, счастья в жизни не видела. С придурью.

ВОР – типичный представитель отряда, обладает молниеносным зрачком, телесно мал.

КАЗАЛУПЕНКО – майор. Невысокий лысеющий мужчина пятидесяти лет, служит в местном отделении милиции, любопытен, но пороха не выдумывает.

Некоторые подвижные персонажи – девочка, ворона, собака, старичок.





СЦЕНА ПЕРВАЯ


Действие происходит в деревне Алтухово, в тридцати километрах от столицы. Медленно смеркается, моросит дождь.
Пабло сидит в только что сколоченной пристройке и чистит случайным образом найденную репу. Настроение у Пабло прескверное: все кажется ему, что строитель его обманул.

ПАБЛО (бросает репу в ведро). Вот ведь, сволочь!

Внезапно раздается нерешительный стук в дверь. Пабло подходит к двери и, не спрашивая, отворяет. На пороге стоит промокший Чехов. И состоялся у них такой разговор:

ЧЕХОВ. Здравствуй, Пабло. На что жалуешься?

ПАБЛО. Здравствуй, Чехов. Жалуюсь на мысли скверные.

ЧЕХОВ. Пьешь много?

ПАБЛО. Нет.

ЧЕХОВ. Давай выпьем, Пабло.

ПАБЛО. Давай, Чехов.

Чехов отстраняет Пабло и проходит в пристройку. От электрического света он щурится. Пабло с безразличием смотрит на него. Чехов, усмотрев табурет подле стола, садится. Пабло смотрит на грязные следы, оставленные гостем, запирает дверь и уходит. Через минуту возвращается с бутылкой водки, двумя стаканами, хлебом, палкой колбасы и майонезом.
Радость проступает на лице Чехова. Пабло разливает водку, нарезает колбасу и хлеб, делает бутерброды и обильно поливает их майонезом. Мужчины чокаются и выпивают. Чехов жадно впивается в приготовленный бутерброд, пачкая майонезом усы и бороду.

ЧЕХОВ (довольно бесцеремонно). Ай, как вкусно, Пабло! Налей-ка мне еще.

Маленькая пауза.

Пабло наливает себе и Чехову еще по стакану, и они выпивают снова. Чехов, явно согревшись, ставит на пол свиной кожи саквояж, который до этого все время держал на коленях и снимает с себя дорожный плащ. Пабло разливает оставшуюся водку и делает новые бутерброды. Мужчины выпивают вновь.

ЧЕХОВ. А я ведь, Пабло, к тебе по делу пришел. Сочинил я тут драматургию одну и хочу тебе её прочитать.

ПАБЛО (безразлично). Не врачебное это, Чехов, дело драматургии сочинять.

ЧЕХОВ. А я, Пабло, короткую драматургию изготовил, пиэску. Время на неё почти не затратил - в дороге сочинил. И записал тут же.

ПАБЛО (безразлично). Все ровно, Чехов, где бы ты её ни сочинил (уходит).

Чехов остается один, достает из кармана порток мобильный телефон и пронзительно на него смотрит. Пабло возвращается с новой бутылкой. Чехов готовит бутерброды, Пабло разливает. Мужчины чокаются и выпивают.

ЧЕХОВ. И все же, Пабло, я прочту тебе свою пиэссу.

ПАБЛО. Про хранцуза теперь, или как? Давай, читай свою мистерию (кропотливо закуривает).

Чехов достает из саквояжа свернутую в трубочку тетрадь, разглаживает ее, берет без спросу у Пабло папиросу и во весь дух закуривает.

ЧЕХОВ. Смеркается, моросит дождь. Пабло сидит в только что построенной пристройке и чистит случайным образом найденную репу. Настроение у Пабло прескверное: все кажется ему, что строитель его обманул. Внезапно раздается нерешительный стук в дверь.
Пабло подходит к двери и, не осведомившись, отворяет. На пороге стоит Вор в желтом ватерпруфе.

ВОР. Здравствуй Пабло! Как поживаешь?

ПАБЛО. Здравствуй, Вор, дела ничего, вот грустные мысли думаю, скука такая, погода мерзкая. Строитель приличный шмат рубероида унес. Да ты вот ещё притащился. Тоска. Моего, заметь, рубероида кровного. Или это твоих рук дело? Ну-ка, живо!

ВОР (заходит, смеётся). Ну, конечно моих! Чьих же ещё! Нужен же человеку на что-то ловкий ум и блудливые руки! Вот он у меня есть! Всё в наличии. Али ты во мне усомнившийся дачник?

ПАБЛО (подозрительно). Ты бы, вернул, что ли…
Ну, если это ты, конечно, а то так, зачем же и наговаривать. Не поймёшь тебя. Скользкая твоя душонка (вздыхает). А со строителем я разберусь. Разберусь. (неожиданно кричит) Ты взял, пёс собачий?!

ВОР (мирно залезает на печку, подпирает щёку рукой, закуривает папиросу).
Я сегодня, Пабло очень правильную книжку читал, сильно она меня проняла, за живое нутро схватила.
Вот, Пабло, взять тебя, и что ты за человек такой народился? Взрослый ведь, а вещей не смыслишь. Я верчусь себе, как ужик на сковородке, а ты сидишь здесь сиднем все выходные, и субботу и воскресенье, и по праздникам что-то тут копошишься, приколачиваешь бог знает что, антеннку, вон, - приладил, а зачем вот всё это? Антенна зачем тебе? Тебе что пяти каналов не хватает? Формулу-I без перевода смотреть будешь?
А ведь человек конструкция не надёжная, шебутная, валкая. Сегодня вон - ты рубанком лестницу стругаешь, а завтра, глядишь, не дай бог, конечно, совершенно посторонний хохол тебе гроб, так сказать, в своё удовольствие работает. Может быть, даже и твоим же струментом. А?
Хочешь, познакомлю с гражданином?

ПАБЛО. А, что? У меня тёща хохол была. Кулебяку она хорошо умела.

ВОР. Или вот наоборот, как в той книжке написано, возьмём, например, драматицкое действие – это когда герой по всем законам физики уже тапки откинуть должен, а он и в ус не дует и детишков размножает. Вот ты, допустим, сегодня уехал в город …

ПАБЛО. И не думывай даже!

ВОР. Значит, уехал ты в город, а я вот, покрал всё тут, как веником поработал, или поджег-потрудился, или даже возьмём, набедокурил - напакостил в каждом углу. Ну, или не я. Но всё равно, - куда ты детей будешь ставить? Ты приезжаешь – а труды все твои потные, многолетние - прахом, и не нужны уже никому. Вот ведь обидно, правда? (делает лицо лукавым).

ПАБЛО. Обидно.
(подошел к окну, одёрнул занавеску. По дороге, чавкая сапогами по серой грязи, медленно идёт старый дачный старик Эльвир Каземирович Цурепа с мешком на лопатках. Над ним скушно пролетает ворона).

ПАБЛО. Э-хе-хе… (вздыхает, отходит от окна, наливает себе в стакан. Выпивает, что-то берет со стола. Слышно, как во рту у него лопается маринованный помидор). Хватит тебе уже. Устал я.

ВОР. Ведь ты ж и в бога небось не веришь, и во спасение души? (взволновано) У тебя душа-то есть, русский человек?!

ПАБЛО (сердито) Ну, не верю, тебе-то что до моей души? Пей, вон лучше, да помалкивай. Соловей тут