склад, где ловко поскользнулся на раскисшем помидоре.
Через забор он перемахнул на территорию завода, где обошел могучий кран подёрнутый рыжей ржавой. Обошел краснокирпичное здание, на лавке около которого спал волосатый дедушка в ушанке и валенках. Перед мужчиной открылась небольшая площадь с воротами, на которых красовалась вызывающее название завода.
На площади, возле автомобиля марки «Рено» собралась толпа, посредине, похожий на прораба, суетился и кричал на рабочих маленький человек с навозной бородёнкой. Мужчина в плаще приблизился, внедрился в засаленные рабочие тела, прислушался к воплям, поправил очки, и вдруг выхватив из кармана штанов револьвер, с трёх шагов оглушительно выпустил в маленького человека три пули. В образовавшемся затем паническом водовороте из человечьих ватников мужчина в сером плаще незаметно выскользнул и, свернув за угол краснокирпичного здания, вскочил в пролётку. - Гони, сука, - тихо приказал мужчина равнодушному вознице.
Во время паники свой пистолет мужчина опустил в карман пальто подслеповатой крючконосой женщины, которая внимательно конспектировала речь яростного прораба. В Сытинском переулке мужчина, не заплатив, покинул пролётку и завернул в закопченную подворотню, где сложным условным стуком оповестил маленькое деревянное окошко, сделанное прямо в кирпичной стене на уровне пояса. Окошко открылось, внутри озарилось желтым.
В глубине можно было увидеть бородавчатую бабу; она зашевелилась и протянула трёпаную амбарную книгу.
В графе «Выполнение» мужчина записал:
«Абрам Гоц», а рядом поставил галочку и отдал книгу в окошко.
Теперь, он не спеша шел по Тверской и курил папиросу.
Свернув в один из переулков, он подошел к небольшой группе людей одетых разношерстно. К нему подскочила тощая, гладковыбритая личность в серебряном пенсне и, подведя к высокому и широкоплечему, в клетчатой кепке юноше, сделала жесты означавшие приглашение к знакомству.
- Маяковский, - пробаритонил великан и протянул совковую ладонь.
- Горжанкин. - сухо представился мужчина, - Поэт.



DESPERADO
Растаращив близорукие зрачки, Вадим тяжело бежал по тёмной улице.
Сзади топотала погоня.
Поэта, вот уже две минуты, упорно преследовали гомосексуалисты.
Нонсенс, но православный поэт совершил кражу!
Вадим тяжело задыхался, но не мог бросить ношу.
Дело в том, что гражданин, под покровом, переодевшись в маску кукурузы, пробрался в секретный клуб и похитил священный символ гомосексуалистов - великий латексный мандал. Зачем он понадобился гражданину, никто не знает, да и вряд ли бы он сам мог объяснить для чего ему понадобились эти крупные небритые ягодицы. Но - чужая душа потёмки, тем паче душа поэта. Вадим держал магический предмет на вытянутых перед собой руках, ибо поэт боялся познать радость заражения какой-нибудь венерической болезнью.
Но, по порядку.
Оставив кукурузный масккомплект в туалете, поэт в кожаных трусиках и плаще вступил в залу беснующуюся стробоскопами и горячими седыми телами. Под полой Вининого плаща, прикреплённая к телу изолентой, грела поэтический бок ослепительная фляжка рижского бальзама. Гражданин очень ловко пронёс её в клуб мимо бельм гигантских охранников. Оросив сухоглотку бальзамовым настоем, поэт решился.
Дьявольский мандал гордо возлежал на невысокой колонне холодного мрамора. Вадим медленно, двинулся мимо барного стояка. Тут поэт, конечно, немного замешкался и, несмотря на неистовствующую вокруг старость, промочил бальзамированное нутро тёмным пивом. Скабрезные старички плясали буквально повсюду.
Некоторые взобрались даже на стулья и столы.
Стон и кряхтение кругом раздавались почти нечеловеческие.
Отчасти, Вадим немного понимал этих людей. Он тоже часто изощрял свою фантазию на балетах…
Что-то розовое промелькнуло мимо охранника - Вадим уже на улице.
Но почти сразу же в клубе раздался испуганный визг и обворованные мужеложцы пустились по следам.
Сколько ни сворачивал Вадим кривыми переулками, не петлял зайцем по вечерним площадям, старцы никак не отставали.
Поэт уже порядком поизнурился и отсырел.
Наконец, он перемахнул трамвайные пути и нервно заперся в телефонной будке.
Он закрыл глаза и приготовился к неизбежному.
Вдруг мандал зашевелился у него в руках и заговорил человечьим голосом:
- Здравствуй гражданин Вадим, здравствуй добрый человек, видишь, я знаю кто ты такой, а ты нет! Я не просто кусок каучука, я волшебный целитель! Отпусти меня на волю! А я тебе за это, милый друг, надиктую стихи и три гениальных поэмы!
Вадим ошарашено посмотрел. «Это что, как муза, выходит, что ли?»
Гомосексуалисты приближались.
Они ещё на знали, что Аннушка уже пролила куда надо своё масло…
Старички смешно поскользнулись, попадали, и всех их разрезал кровожадный трамвай за номером «Б».
«Иш, ты, как их угораздило-то!» - удовлетворённо подытожил Вадим.
Мандал снова зашевелился и хотел было ещё о чём-то поговорить, но Вадим пресёк это дело, заткнув разговорное отверстие шапкой «петушок».
- Отдам Маяковскому, - сердито подумал Вадим, - пусть с ним разговаривает. И поступил согласно принятому решению.

МАСТЕРА КАПУЭРО
Как-то раз поэт возвращался со дня рождения деверя и по дороге сразу приметил бесчинство.
На лавке Патриаршего пруда хулиган развратно приставал к даме в фельдепёрстовых чулках.
Остановив ладошкой процесс придумывания рифмы к загадочному зверю «деверь», Вадим помыслил:
«Позвоню Володе, пусть разберётся, поругает, что ль...» - и поступил согласно принятому решению.
Но, однако, Маяковский трубку не взял, так как был занят с говорящим мандалом.
Тогда поэт вернулся к лавке, присел, медленно прикурил папиросу «Раджа».
- Эй, Матроскин, давай-ка папироску! - накоротке обратился хулиган к Вадиму, поигрывая револьвером. Это был известный певец Николай Расторгуев.
Сухим локтевым ударом поэт контузил негодяя. Дама неприятно взвизгнула.
Поэт, нагнувшись, овладел оружием. Внимательно осмотрел, подул в ствол.
Удовлетворённо сказал: «Хмы», встал, и ударил носком тяжелого башмака хулигана в хамское рыло.
Известный певец Николай Расторгуев застонал и потерял сознание.
Пройдясь по карманам, Вадим стянул с певца галифе и зашвырнул в пруд фуражку с красной звездой.
Женщина изумлённо смотрела за работой невысокого плотного мужчины в очках.
- Ах, ты ж, мордаш ты эдакой! - поэт потрепал испуганную даму за бледную щёку.
«Подарю Володе» - с любовью