Весеннее обострение стояло в самом разгаре: коты блядствовали ночи напролет и вили гнезда на цветущей под окном абрикосе, горланя свои пьяные песни, а хамовитые воробьи, деловито чирикая, носились в теплом воздухе и нахально срали на соседский жестяной козырек. Пахло цветами, пометом и котами. Весна, хуле…
Я спал, не слыша очнувшейся вдруг природы, такой тихий и нарядный, что меня хотелось класть, выносить и отпевать, а потом, по словам моего друга Славентия, везти на контрольное захоронение и там принимать директора кладбища на взятке за уютный уголок рядом с уважаемыми людьми, сразу слева от центральных ворот. Накануне вечером я бился в судорогах, пытаясь завязать ебучий красный галстук на модный большой узел, который выходил то маленький, то кособокий, то блять не выходил совсем. Когда бесполезная шелковая тряпка приобрела нужную форму, я вырвался на волю и метнулся в магазин с галстуком на голое тело, где снял стресс запотевшей бутылочкой ледяного пива, не отходя от кассы. Стресс ушел, провожаемый второй такой же, ему на смену пришли спокойствие и легкий похуизм, в сопровождении третьей и четвертой, и светлая радость бытия, переходящая в эйфорию, посетила и долго гостила во мне вместе с содержимым пятой и шестой. За сим нахлынуло острое желание продолжить банкет в обществе более крепких напитков, которому ничто уже не препятствовало. Нахуярился, кароче, до изумления…

Но в третьем часу ночи, памятуя о завтрашней поездке, начал собираться – надел костюм с отливом, достал из тумбочки подъебочные часы Амега, нашел в куртке взятый напрокат у прыщавого соседа-лоха (бывшего по совместительству владельцем обосранного козырька) подъебочного качества Верту и стал заводить в нем будильник. Находящееся в пивной нирване сознание долго боролось с китайским переводом английского на русский, наконец, вошло в ступор на фразе «введите бревно запроса», послало меня, соседа, будильник на хуй и отключилось. После чего я, судя по всему самостоятельно, придумал, как мне тогда показалось, одну хитрую штуку – я нашел лыжную шапочку «Динамо» с прорезью для глаз и аккуратно надел ее на голову, чтобы, если вдруг просплю, утром не расчесываться и не мыться, а стартануть в полной боевой готовности. И, сложив лодочкой руци на груди, глядя на высокие звезды, заснул на балконном полу праведным сном монаха-схимника. Так меня и нашли…
Я проснулся, завернутый в простыню, на просторном заднем сиденье какой-то модной машины и стал прислушиваться к позывам истерзанного организма и пиздящим на передних сиденьях серым пятнам. Организм хотел пить, ссать и ебаца, всё как и всегда, только в пять раз острее, и в той же последовательности. Судя по разговору впереди, одно серое пятно распекало другое за халатность и распиздяйство, а другое - на водительском месте – периодически подпездывало и виновато махало гривой в знак согласия, что он таки действительно чмо и педораз, и что это синее уебище в костюме ниндзи-олигарха, воняющее на заднем сиденье, он видит в последний раз. Слегка ахуев от такой обструкции, усугубленной пониманием того, что воздуха действительно не озонирую, я приоткрыл окно, снял шапку и осмотрел себя в зеркало заднего вида. Там виднелся роковой просчет с коварной шапочкой в виде лихо заломленного волосяного рога, не эстетично торчащего набекрень, и узкие свинячьи глазки, выглядывающие, как из подвала, на серую действительность. Начались каментарии…

Надо сказать, что Иван Карлович Гмыря, будучи большим начальником какого-то супер подразделения по борьбе с экономическими преступлениями, начал свою карьеру с участкового, а потому хуесосил своих подчиненных, включая и моего школьного другана Славентия, со знанием дела, обстоятельно и, что было самое неприятное, прилюдно. Это отнюдь не вызывало трепетного к нему отношения, а вызывало жгучее желание засунуть в его вертлявую жопу какую-нибудь шершавую раскоряку. Гмырей и оказалось серое пятно на пассажирском месте, пиздящее о расправах, ждущих моего ни в чем неповинного друга, вплоть до публичного ссания в карман и срания на спину, в случае неудачной операции с фальшивым олигархом. В перерывах он отвлекался на меня и предлагал то «побрить это лохматое китайское ебало, заявив местным аборигенам, что покупать землю к ним приехал Мао Цзэдун, то «сдать меня в этой шапочке в дурдом для снятия похмельного синдрома». Говорить в ответ я ничего не мог, думая, что порвал нёбо, когда храпел, да и к тому же царапающийся, как наждак, язык с трудом ворочался во рту. Великая сушь продлилась еще километров пять, пока мы не остановились у придорожного кафе.

Ацкие мучения кончились: бокал разливного кислого пива оказался настолько чудотворным, что после куриного бульона я решил ебнуть еще пятьдесят водочки. Хотя мир и окрасился во все цвета радуги, но в нем жил и пиздел Иван Карлович Гмыря о всякой хуйне типа важности возложенного на меня поручения, о том, что олигарх, покупающий сто гектаров угодий, не должен выглядеть, как приемщик стеклотары, и если я не хочу увидеть своего другана в фекалиях, то до завтрашнего утра должен выглядеть нормально. В общем, с водкой обломилось, и этим вечером, в связи с моим легким запоем, решили заночевать в Цурюпинске. Через час езды по разъебанной фурами дороге показался город.
Проехавшись до цента, я успел заметить, что Цурюпинск – это нихуя не город контрастов, а такие руины Советского Союза в отдельно взятом городе, где оплотом капитализма на улице Ленина стоял супермаркет с оригинальным название «Универсам». Недалеко от него, к услугам жаждущих, светилась стометровка из десятка кабаков и нихуя не светилась огромная общага, по которой будто пару раз ебанули из танка. Больше ничего в Цурюпинске я не увидел.
Мы со Славентием поселились в гостинице в четырехместном номере, обставленном с роскошью школьной столовой, а богатому и расточительному Ивану Карловичу достался люкс для молодоженов с розовым абажуром, и холодильником, оснащенным огромной ручкой, как у однорукого бандита. Недовольное культурным уровнем принимающей стороны начальство пообещало всех разъебать и завалилось спать. Мы же привели себя в порядок, и не спеша попиздовали на обзорную экскурсию. Вечерело, в городе зажигались редкие огни.

Наша познавательная экскурсия как-то сразу оборвалась на дегустации пива в первом же попавшемся «ресторане», как гласила его облупившаяся, кривая вывеска. Суровая пролетарская обстановка и хамоватый персонал заведения вызывали такую ностальгию, что посмотрев в сиротский счет, я решил, что это в советских рублях. Мы посетили еще три похожих наливайки и осели в самой последней в доску советской, куда и подтянулся Гмыря с местными корешами. Он притащил свою литру вискаря, шокировав культурное население города до крайней степени дороговизной буржуйского пойла и развел «интеллигентный» базар про виды на урожай и снижение куриного поголовья в Херсонской области. Я же, слегка принявший на грудь, входил в роль Абрамовича на выезде, требуя невиданного здесь льда для виски, надувал