заметили…
Мог вернуться и доделать начатое. Впрочем, не я ли говорил о том, что действовать по правилам не в моем стиле?
Было так, как было. И хватит об этом.
К чёрту планы!

Ещё раз убедился в том, что они не смогут меня найти.
Было много народу, и я имел возможность видеть их лица, смотреть на беспомощные попытки отыскать след… маленькую зацепку. Не досчитались пальца…
Сколько надежды… суеты…
Смешно наблюдать, как они ухватились за жалкий цветной клочок.
Энтомологи-энтузиасты, прячущие в прозрачный пакет редкий экземпляр эквадорской бабочки.
Идиоты.
Неудачники.

***
Буквы были похожи, или мне показалось? Я всю ночь исследовал верификационные признаки, их частоту. Пробовал писать сам, но выходило, что и мой вариант, и вариант Щавеля имеют сходство с текстом в письмах. Так мог написать практически любой. Я не эксперт по почерку и ответить определённо было невозможно.
Зато на следующий день мой неизвестный осведомитель предоставил новый, расширенный вариант образца.
Утром я стоял у почтового ящика и читал его очередное письмо - «Пустырь. 3-я линия. Беседка».
Я летел на работу, расталкивая прохожих. Хотел всё рассказать, пока ещё не поздно. Меня, конечно, по головке не погладят. Возможно, что и из органов вылечу…
Но я опоздал.
Запрыгивал в уже отъезжавший УАЗик.

Мы на пустыре. Чуть левее – школа. Со всех сторон заброшенные постройки и спонтанные мусорные свалки. В таком месте грех не гадить. Даже сама атмосфера способствует.
Сегодня у нас новый следователь и эксперт, которого я тоже вижу впервые. Я внимательно наблюдаю за Щавелем. Мне важно каждое его слово и жест, каждое движение и взгляд.
- Брутальненько, – говорит он, кивая на покосившуюся беседку.
На столе свёрток круглой формы. Матовая чёрная бумага, усыпанная золотыми звёздами.
Сегодня мне неприятен цинизм Щавелева, хотя я и сам такой же. Это защитная реакция. Будь циничным или сойдешь с ума. Речь всего-навсего о части тела. Части, которую отрезали от туши.
Я вспомнил реплику бывшего следователя, когда он увидел самый первый «подарок». «Стильно» - кажется, он сказал именно так.
Чужая смерть мне представляется значимым событием, гораздо более значимым, чем моя собственная. Дело даже не в том, что никто не станет плакать. Просто ничего в этом мире не изменится. Вернее, я не буду тому свидетелем. Вот в чём штука…

***
С недавнего времени я изменил правила игры. Мне захотелось почувствовать, как они дышат мне в спину.
Не будет больше никаких имён, только время и довольно точный ориентир. Я оставлю себе всего несколько минут для того чтобы насладиться преследованием, почувствовать страх и исчезнуть.
Мне нужно быть полноценным звеном в этой цепочке, а не блестящим брелоком.
Если разрезать ленту Мёбиуса вдоль и посередине, мы увидим афганскую ленту.
Разрезав её по длине, получим две петли, намотанные друг на друга.
Чем больше единства, тем больше двойственности…

***
К середине лета город превратился из стоячего болота в действующий вулкан. Мы работали на износ, но результатов не было. Я практически не спал. Количество жертв увеличилось, и как следствие росло число их дальних знакомых и родственников. Список подозреваемых достиг колоссальных размеров. Отсутствие мотивов и наличие алиби у каждого из них заворачивали каждую новую версию.
Помимо основной работы я продолжал вести наблюдение в подъезде. Моё собственное расследование топталось на месте, как и официальное. Письма как по волшебству оказывались в моём почтовом ящике. Я уже начинал верить в противоестественное…
Что уж говорить обо мне, если спецотдел не справился.

А сегодня Щавель нашёл конверты. Совершенно случайно. Искал дырокол и залез в ящик моего стола.
Я застал его в тот момент, когда он читал одно из писем.
- Эт чего?
- Это новый метод ведения дела, - сразу нашёлся я.
- Эт как?
- Семнадцать мгновений смотрел?
Я забираю из рук Щавеля письма и вкладываю в конверты.
- Ну…
- Он портреты рисовал. Гиммлер, Борман… Геринг… помнишь?
- Ну…
- Называется - метод исключения.
- И что?
- Что-то наподобие. Визуальное восприятие, понимаешь?
- Не-а…
- А вот копаться в чужих бумагах нехорошо, Щавель. Это ты понимаешь?
- Да ладно… тайны какие-то. Пуаро, блять.
Это точно не он. Как я вообще мог тогда подумать на Щавеля? Мне действительно нужен отдых. Сколько я уже не был в отпуске? Год? Два?

Пошёл вымаливать. Если бы у шефа были желваки, он бы ими поигрывал. Желваков не было по причине ожирения, и он нервно мотылял брылями по петлицам.
- Сдурел?!
- Я больше не могу, правда…
- А я могу?! У нас головняк по полной, а он в отпуск собрался. Висяк на висяке… Нет!
- Пять дней дайте. Я хоть высплюсь.
- Три.
- И на том спасибо.
- Иди. А то и впрямь на вампира похож. Глазищи красные…

***
Лица на фотографиях больше не улыбаются. Они чувствуют скорую разлуку. Эти люди стали мне близкими.
Почти родными…
Доведись встретить их на улице, не раздумывая подошёл бы к ним и сказал – «Чуваки, как же я скучал без вас!»
Дом становится холодным. Меня по прежнему никто не трогает, но уже не по причине моратория. Они либо вымерли, либо ушли в подвал.
И мне пора.
Сегодня я поставлю последнюю точку.
И уйду из города. Мне нужно искать подходящее место.
Нужно искать…
В ящике буфета, как раз под фотографиями, остался один единственный конверт.
И один единственный чистый лист бумаги. Последний штрих в двойной петле Мёбиуса…
Парадромное кольцо, замыкающееся само на себя.
Я сажусь за стол и пишу по центру листа несколько слов печатными буквами…
Двадцать седьмое августа…

***
Руководитель следственного отдела читает сначала про себя, затем вслух.
- Двадцать седьмое августа. Двадцать три ноль-ноль. Космонавтов. Александра. И что это?
- Я нашёл это в почтовом ящике… сегодня утром.
- И что?
- Не знаю. Возможно, это место и время следующего убийства. Если посмотреть по карте города, улица Космонавтов как раз в центре его фигуры – знака бесконечности.
- Слыш, Ефремов. Ты получил свои три дня? Вот и гуляй.
- Мы должны проверять все версии.
- Сами разберёмся.

Другого ответа я и не ожидал. Но в свете дальнейших событий это письмо сыграет свою роль, я уверен.
Я запираюсь в своём кабинете, достаю все шестнадцать писем. Вынимаю из конвертов и раскладываю их на полу в форме афганской петли. В бледно-розовую упаковочную бумагу заворачиваю одеревеневший безымянный палец Альбины и кладу «подарок» в центр фигуры, рядом с последним письмом.

***
Александра будет на Космонавтов в начале одиннадцатого. На всё про всё у меня полчаса, может немного больше.

***
Я насчитал всего три гудка, после чего в трубке послышался голос.
- Дежурный по городу, старший лейтенант Щавелев.
- Щавель, это Ефремов.
- А, привет… Ты чо по этому номеру?
- Ситуация требует, Щавель. Лента замкнулась…
- Чо? Какая нахер лента?
- Давай опергруппу на выезд, убийство тут.
- Гонишь?
- Щавель,