«Мясо, масло западло, колбаса на хуй похожа, сыр пиздятиной пропах». Серега Алаторцев усвоил это ритмичное, как детская считалка, правило, двенадцать с лишним лет назад в колонии для несовершеннолетних, и теперь оно немного портило его взрослую жизнь. Большинство других правил, отмазок и ритуалов малолетки Серега если и не забыл полностью, то, во всяком случае, часто их не вспоминал. А вот кодекс пацанской диеты не сдавался, то и дело выныривая на поверхность Серегиного сознания поплавком неприятного лилового цвета.

В колонию Серега попал по дури: угнали с приятелем соседский «Жигуль», просто так, покататься, и сбили пешехода. Не насмерть, но покалечили сильно. Сидел Серега год. Сейчас он об этом годе не жалел, считал, что отсидка пошла ему на пользу. Понял жизнь. Научился правильно разговаривать с людьми. Завязал знакомства. Двое Серегиных партнеров по бизнесу были его земели с малолетки. Были у них, в случае чего, выходы и на совсем авторитетных людей, которые когда-то начинали там свою карьеру.

И все же считалку про зачушкованные продукты питания Серега предпочел бы вспоминать пореже. Вроде и не бросался Серега в крайности. Мясо стал есть сразу после освобождения - чем еще прокормить такую раму? Масло тоже. Это они на детской зоне западло, а на воле - нормально. С колбасой и сыром дело обстояло сложнее. Тут ассоциации были прямые, а значит и табу в Серегиной голове тоже. Хотя он с детсва любил и колбасу, и, особенно, сыр. Каждый раз, когда Алаторцев, глотая слюни, пытался найти внутренний компромисс, лиловый поплавок всплывал из памяти, таща за собой целый ворох суровых фраз про то, что хуесос всегда останется хуесосом, а пацан - тот всегда останется пацаном, и так далее. И Серега, скрепя сердце, блюл свой пост.

Сейчас, в Париже, когда в конце ужина официанты приносили ломтики сыров на деревянной доске, Серега улыбался и качал головой, показывая, чтобы дощечку ставили ближе к Анжелке. А Серега пил кофе с коньяком и наблюдал за ней. Он мог смотреть на Анжелку долго. Созерцать ее. За любым занятием. Особенно по утрам, в номере гостиницы на маленьком острове за cобором Богоматери, когда она, потягиваясь, голая шла в ванную.

Как очарованный зодчий смотрел Серега на совершенное соотношение ее талии и бедер, заключающее в себе самую прекрасную формулу на земле. В этой пропорции виделась ему гармония готических соборов, взлетающих до неба хрупкими шпилями, которые переживут любые цитадели и бастионы. Да хуй с ними, с соборами, Анжелкина попа была прекраснее, чем задний вид на Нотр-Даму, тоже, надо признать, некислый. А еще ее бедра не смыкались полностью посередине - между ними оставался просвет в форме перевернутого наконечника стрелы, туннель в сказочную страну.

Серега Алаторцев Анжелку баловал. Когда месяц назад она попросила: «Дорогой, свози меня в Париж, а?», Серега тут же освободил время для поездки и занялся билетами и визами.

За два дня до отъезда Серега был с пацанами в бане. Взяли баб. Добрые были телки. Особенно одна рыжая с налитыми люляками и попкой как раз такой плотности, какая Сереге нравилась – податливой и гостеприимной. Вообще, Алаторцев мог многое простить женщине за хорошую задницу. Он посадил рыжую верхом на колено и пил рюмку за рюмкой, чувствуя как холмики, обнимающие его бедро, сжимаются и расслабляются, то оба сразу, то по одному, и дрейфуя в волшебстве прикосновения. Потом снял рыжую с себя, дал шлепка по мокрой жопе, заглотил разом стакан водки и отключился. Так было уже не в первый раз. Вроде и богоугодное это дело, и по понятиям приветсвуется, а все равно не мог Серега вдуть ни одной бабе, кроме Анжелки. Кореша Серегино смятение заметили, ржали и глумились сначала, а потом вынесли резолюцию: «Жениться тебе надо! Самое время – тридцать лет скоро. А как женишься – сразу хуйней страдать перестанешь и научишься ценить прекрасное мгновение».

Серега и сам знал, что жениться на Анжелке надо. Предложение решил делать в Париже. Романтический все-таки город. Оно, конечно, голливудскими соплями какими-то отдает, да хуй с ним. Главное, Анжелке запомнится. Серега и кольцо купил с бриллиантом в два с половиной карата, чтобы все было как в лучших домах. Оставалось выбрать в мегаполисе подходящее место и произнести заклинание.

Сначала Серега настроился на Эйфелеву башню. Уже и коробочку с кольцом в кармане нащупал. Но не смог. Фальшиво показалось, аж зубы свело. Как Том Круз какой-нибудь, бля. Уподобляться Тому Крузу Сереге было стыдно. Потом еще на Монмартре хотел, в скверике возле метро, где на кафельной стене на всех языках написано что-то про любовь. Не, тоже как-то не по-пацански, да и дети вокруг бегают, орут. В катакомбах, среди бесконечных штабелей из костей и черепов, совсем было решился –давай, мол, Анжелка, до самой смерти. Да пожалел девчонку в последний момент. В общем, тянул Серега резину и дотянул почти до конца поездки.

В последний их день в Париже Серега и Анжелка гуляли по левому берегу. Шли наугад, не заглядывая в карту и путеводитель. Часам к шести забрели черт знает куда. Дома были вокруг красивые, но людей мало, а туристов – так тех и вовсе не было видно. Проголодались. Серега заметил на углу вывеску ресторана. Вошли.

«Обстановочка простовата, конечно», - подумал Серега, - «Ну, да ладно, в том весь и шарм. Клетчатые скатерти, цветочки в вазах, свечки. Чё еще надо? А главное – людишек мало. Пялиться не будут».
Кроме них в зале ресторана было не больше десятка человек. От ближайшей пары – блеклой женщины средних лет и такого же мужчины – их отделяло целых три столика.

«Ну, значит, тут и свершится. Здесь ты, Сергей Александрыч, и засунешь буйну голову в хомут», - сказал Серега сам себе. - «И, что характерно, по собственной доброй воле».

Официант подошел взять заказ. Серега Алаторцев ткнул пальцем в строчку на меню с большой цифрой справа, а другой рукой показал, что блюд нужно два.
- И еще шампань, Дон Периньон, сильвупле.

Лицо официанта изобразило спесивую гримасу, и он что-то прогундосил. Как бы с недоверием.
Серега Алаторцев стоял на ногах давно и крепко, и понты остались в прошлом. И все же сомнение халдея в Серегиных финансовых возможностях, да еще и в собирающийся стать знаменательным день, раздражало. Серега упер в гарсона тяжелый взгляд. Тот что-то чирикнул и исчез. Минут через десять появился снова – с шампанским. Ставя ведерко со льдом и наливая вино в бокалы, официант глядел в бок и косвенно улыбался. Наконец он свалил.

Пора. Серега вытащил из-за пазухи бархотную коробочку и поставил ее перед подругой.
- Это тебе, - и когда Анжелка отрыла коробку, быстро добавил, - И вообще, ты, это, будь моей женой. Чтобы единожды и, ебанарот, навеки.

Анжелка вертела в руках рассыпающуюся разноцветными огнями звезду.
- Ну, будешь?
Анжелка три раза подряд кивнула и прижала ладони к щекам. Ее взгляд метался между бриллиантом и Серегиной румяной рожей, снова и снова, пока на очередном перегоне