Библиотека | Бабука | Помолвка
не уперся в хуй.
Хуй был розовый, с редкими темно-фиолетовыми крапинками по бокам, в длину сантиметров тринадцать-четырнадцать. Под хуем лежал лист салата, а непосредственно на хую – веточка петрушки. Хуй наискосок перечеркивал голубоватую тарелку с красной каймой. Чем-то похоже на знак «стоянка запрещена», в смысле – композиционно.
- Ж’вузанпри, - куртуазно прокартавил официант и поставил второй хуй перед Серегой. Серегин хуй был потолще, и заметно длиннее – чтобы уместить в пределах блюда его пришлось выгнуть полумесяцем.
У Сереги окаменело все – даже глазные яблоки. Он завороженно смотрел на содержимое тарелки и цеплялся за спасительную мысль: «Может, все-таки сосиска?» Но нет, об этом не могло быть и речи. Это был именно хуй. Неизвестно чей. Но несомненно, стопроцентно хуй. Половой член - в лиловую крапинку и розовый.
Чем дольше Серега на него смотрел, тем больше и краснее становился хуй, занимая все пространство перед глазами, наливаясь невыносимо багряным, яростным оттенком.
- Ах ты тля мелкоебучая! – Серега вскочил из-за стола, схватив жареный член с тарелки. – Я тут руку и сердце, а ты нам обоим – хуй на блюде! С петрушкой! Ты у меня, чертила, щас сам жрать его будешь. Без соли!
Серега ринулся на официанта, размахивая членом как нагайкой. Официант взвизгнул, метнул в Серегу поднос и побежал. Серега настиг беглеца в три прыжка, доволок до ближайшей стены, навалился всем телом и начал тыкать деликатесом официанту в нижнюю часть лица.
Официант сжимал зубы, верещал и отчаянно мотал головой, от чего хуй часто шлепал его по носу и губам.
- А ну открыл пасть, - ревел Серега, хватая официанта за волосы. – Скажи «Ааа»! Шире, еще шире!
Когда цель была уже близка, Серега почувствовал, что кто-то тянет его за рукав пиджака и довольно бесцеремонно. Серега обернулся. Позади него стоял желтоволосый дядька с на редкость пресным лицом цвета лежалой муки, по которому, как жучки-паразиты, расползлись редкие веснушки. Тот самый дядька, что сидел с такой же тусклой бабой за три стола от них с Анжелкой. Не отпуская Серегин рукав, дядька произнес короткую фразу, в которой Сереге было знакомо слово «стоп» и еще одно слово - смутно - «нау».
Чувак явно лез в чужие разборки и заслуживал кары - и по понятиями, и просто по настроению.
- Отвали, гнида, - выдохнул Серега, и швырнул кулак в самую середину мучного пятна.
Голова гудела морской раковиной, а вся левая сторона лица онемела, как после заморозки. Паркетины вблизи казались неимоверно большими. Но это бы ладно. Главное, кто-то очень сильный пытался оторвать от Сереги правую руку. Серега сопротивлялся отчаянно и бесплодно. Цыпленок табака, выпотрошенный, ощипаннный и зажареный, с таким же успехом мог бы сопротивляться натиску едока, возжелавшего его крылышко.
- Сука!! – заорал Серега, пытась вырвать пылающую во всех суставах руку из клешней бледнолицего. – Сукааахххьььь! Кххххььь!
Серега поперхнулся. Поверивший в свое нечаянное избавление официант, встав на четвереньки и похабно лыбясь, тыкал жареным хуем в Серегину глотку, и бормотал:
- ВазИ, буф! Буф са, тантУз. Са т’плэ, ля бит, э? Эспес д’педЕ. Саль педЕ ки пю!
Серега пытался вытолкнуть скользкую мерзость языком – но она извивалась и продолжала напирать. В ярости Серега сжал зубы, помолотил челюстями и выплюнул образовавшийся фарш, раскрыв на паркете зернистый бледно-розовый веер.
Возле самых ушей затопали ноги. Многорукая и многоголосая сила подняла Серегу, проволокла по коридору, вниз лестнице и выбросила на улицу.
Серега шел, шатаясь как пьяный, по середине дороги. Машины сигналили, объезжая его, из окон высовывались водители, показывали интернациональные жесты и что-то кричали. Серега не обращал на них внимания. Анжелка уцепилась за Серегин пиджак и кое-как втащила его на тротуар. Минут пять шли молча. Потом Анжелка спросила:
- Сережа, а он как? Вкусный?
Сережка посмотрел на подругу оловянными глазами.
- Кто?
- Ну, хуй этот. Ты же попробовал. Ну, дорогой, скажи - интересно же!
Серега словно второй раз за вечер с размаху пизданулся мордой об пол. В голове зашумели обрывки мыслей. «Дура-баба... Растреплет всем... Кореша узнают.... Аворитетные люди...» Ужас схватил Серегу за горло. «Ебнуть суку, сейчас же...»
- Ах ты!...., - зарычал Серега и двинулся на Анжелку. – Взгляд Сереги соскользнул с Анжелкиных больших глупых глаз вниз, на белую шею. Потом на плечи, грудь, талию, на восхитительный изгиб ее бедер вычерченных по лекалу самого бога, в единственном экземпляре. Для него, Сереги Алаторцева.
- Ах ты... ахххахахаха! Хахахаха! - Серега захохотал. Он ржал как конь, смеянствовал смеяльно, подобно смехачам неизвестного ему поэта Хлебникова, - Нехххххахаха, нех.... неххаха , неххххуевый такой хуй! Ахахаха!
Серега хохотал, согнувшись пополам, опираясь на Анжелку, чтобы устоять на ослабевших от смеха ногах. И потом в такси он время от времени заливался безумным хихиканием, пугая пожилого шофера.
*
КолбАсы на свадьбу Серега заказывал в Италии, в городе Парма, а сыры – в Лионе. Образцы пробовал сам. Чтоб хуйню не подсунули. Чтоб все было как в лучших домах.
udaff.com
Хуй был розовый, с редкими темно-фиолетовыми крапинками по бокам, в длину сантиметров тринадцать-четырнадцать. Под хуем лежал лист салата, а непосредственно на хую – веточка петрушки. Хуй наискосок перечеркивал голубоватую тарелку с красной каймой. Чем-то похоже на знак «стоянка запрещена», в смысле – композиционно.
- Ж’вузанпри, - куртуазно прокартавил официант и поставил второй хуй перед Серегой. Серегин хуй был потолще, и заметно длиннее – чтобы уместить в пределах блюда его пришлось выгнуть полумесяцем.
У Сереги окаменело все – даже глазные яблоки. Он завороженно смотрел на содержимое тарелки и цеплялся за спасительную мысль: «Может, все-таки сосиска?» Но нет, об этом не могло быть и речи. Это был именно хуй. Неизвестно чей. Но несомненно, стопроцентно хуй. Половой член - в лиловую крапинку и розовый.
Чем дольше Серега на него смотрел, тем больше и краснее становился хуй, занимая все пространство перед глазами, наливаясь невыносимо багряным, яростным оттенком.
- Ах ты тля мелкоебучая! – Серега вскочил из-за стола, схватив жареный член с тарелки. – Я тут руку и сердце, а ты нам обоим – хуй на блюде! С петрушкой! Ты у меня, чертила, щас сам жрать его будешь. Без соли!
Серега ринулся на официанта, размахивая членом как нагайкой. Официант взвизгнул, метнул в Серегу поднос и побежал. Серега настиг беглеца в три прыжка, доволок до ближайшей стены, навалился всем телом и начал тыкать деликатесом официанту в нижнюю часть лица.
Официант сжимал зубы, верещал и отчаянно мотал головой, от чего хуй часто шлепал его по носу и губам.
- А ну открыл пасть, - ревел Серега, хватая официанта за волосы. – Скажи «Ааа»! Шире, еще шире!
Когда цель была уже близка, Серега почувствовал, что кто-то тянет его за рукав пиджака и довольно бесцеремонно. Серега обернулся. Позади него стоял желтоволосый дядька с на редкость пресным лицом цвета лежалой муки, по которому, как жучки-паразиты, расползлись редкие веснушки. Тот самый дядька, что сидел с такой же тусклой бабой за три стола от них с Анжелкой. Не отпуская Серегин рукав, дядька произнес короткую фразу, в которой Сереге было знакомо слово «стоп» и еще одно слово - смутно - «нау».
Чувак явно лез в чужие разборки и заслуживал кары - и по понятиями, и просто по настроению.
- Отвали, гнида, - выдохнул Серега, и швырнул кулак в самую середину мучного пятна.
Голова гудела морской раковиной, а вся левая сторона лица онемела, как после заморозки. Паркетины вблизи казались неимоверно большими. Но это бы ладно. Главное, кто-то очень сильный пытался оторвать от Сереги правую руку. Серега сопротивлялся отчаянно и бесплодно. Цыпленок табака, выпотрошенный, ощипаннный и зажареный, с таким же успехом мог бы сопротивляться натиску едока, возжелавшего его крылышко.
- Сука!! – заорал Серега, пытась вырвать пылающую во всех суставах руку из клешней бледнолицего. – Сукааахххьььь! Кххххььь!
Серега поперхнулся. Поверивший в свое нечаянное избавление официант, встав на четвереньки и похабно лыбясь, тыкал жареным хуем в Серегину глотку, и бормотал:
- ВазИ, буф! Буф са, тантУз. Са т’плэ, ля бит, э? Эспес д’педЕ. Саль педЕ ки пю!
Серега пытался вытолкнуть скользкую мерзость языком – но она извивалась и продолжала напирать. В ярости Серега сжал зубы, помолотил челюстями и выплюнул образовавшийся фарш, раскрыв на паркете зернистый бледно-розовый веер.
Возле самых ушей затопали ноги. Многорукая и многоголосая сила подняла Серегу, проволокла по коридору, вниз лестнице и выбросила на улицу.
Серега шел, шатаясь как пьяный, по середине дороги. Машины сигналили, объезжая его, из окон высовывались водители, показывали интернациональные жесты и что-то кричали. Серега не обращал на них внимания. Анжелка уцепилась за Серегин пиджак и кое-как втащила его на тротуар. Минут пять шли молча. Потом Анжелка спросила:
- Сережа, а он как? Вкусный?
Сережка посмотрел на подругу оловянными глазами.
- Кто?
- Ну, хуй этот. Ты же попробовал. Ну, дорогой, скажи - интересно же!
Серега словно второй раз за вечер с размаху пизданулся мордой об пол. В голове зашумели обрывки мыслей. «Дура-баба... Растреплет всем... Кореша узнают.... Аворитетные люди...» Ужас схватил Серегу за горло. «Ебнуть суку, сейчас же...»
- Ах ты!...., - зарычал Серега и двинулся на Анжелку. – Взгляд Сереги соскользнул с Анжелкиных больших глупых глаз вниз, на белую шею. Потом на плечи, грудь, талию, на восхитительный изгиб ее бедер вычерченных по лекалу самого бога, в единственном экземпляре. Для него, Сереги Алаторцева.
- Ах ты... ахххахахаха! Хахахаха! - Серега захохотал. Он ржал как конь, смеянствовал смеяльно, подобно смехачам неизвестного ему поэта Хлебникова, - Нехххххахаха, нех.... неххаха , неххххуевый такой хуй! Ахахаха!
Серега хохотал, согнувшись пополам, опираясь на Анжелку, чтобы устоять на ослабевших от смеха ногах. И потом в такси он время от времени заливался безумным хихиканием, пугая пожилого шофера.
*
КолбАсы на свадьбу Серега заказывал в Италии, в городе Парма, а сыры – в Лионе. Образцы пробовал сам. Чтоб хуйню не подсунули. Чтоб все было как в лучших домах.
udaff.com