чем за год до того, как я её нашёл, в семнадцать лет. А потом ещё одну строчку, эпитафию: «Пусть смертна красота. Но смерть сама, тебя коснувшись, сделалась прекрасна». Портрет на памятнике стал меня притягивать, будто магнитом. Смотрю я на фотографию и подхожу все ближе. Вплотную подошел, сначала рукой коснулся ее лица, а потом губами. И тут на меня нашло такое... ммм... волнение, что я..., ну, ты понимаешь...
- Нет, не понимаю, - сказал я. – Ты уж, пожалуйста, излагай яснее.
Гриня смотрел в угол.
- Да куда уж яснее. Ну, вздрочил я. Естественно же все.

С последней фразой - в описанных обстоятельствах - я полностью согласиться не мог. Но тактично решил не спорить.
- После этого между нами установилась связь, такая, знаешь, вроде пунктирной линии, - продолжал Гриня. - Я сразу это почувствовал. В общем, стал я к Евдокии ездить. На свидания. Каждые два-три дня.
Я с трудом верил своим ушам. Но мой собеседник был совершенно серьёзен.
- И каждый раз там, на могиле ты ...?
- Ну, да. Первым делом. А потом уж разговариваю с ней, новости рассказываю, дела и планы. Вскоре на том месте, куда..., в общем там цветок вырос, большая желтая ромашка. Очень красивая, вот, смотри.

Гриня полез за пазуху и достал подобие большого блокнота в кожаной обложке. Под прозрачной пленкой лежал высохший цветок.
- Познакомься - Маргарита.
- Очень приятно, - сказал я после паузы.
- Я её с собой взял. Иначе пропала бы. Потом мы с уже Маргаритой вместе ездили.
- Как сегодня ночью?
- Да...
Гриня закрыл блокнот и осторожно спрятал его обратно в карман. Я вдруг почувствовал острую потребность сменить тему.

- Слушай, а что там у вас с Танькой-то случилось?
Гриня пожал плечами.
- Да ничего. Достала она меня просто. Нет между нами никаких линий – ни сплошных, ни пунктирных. Никогда не было. И не будет. А она думает, что есть. Что я ради неё тогда с теплохода сиганул.
- А разве не так? – спросил я.
Гриня отхлебнул коньяк.

- Не знаю. Когда я стоял там, нам водой у меня перед глазами вдруг надпись эта возникла с памятника. И весь страх исчез. Если бы не рыбаки... Ладно, Шура, пора мне. Давно пора. Ты уж извини за вторжение.

4

- Представляешь, Таня и Гриша снова вместе! – объявила Алёна.
- Очень рад, - сказал я вполне искренне. – И давно?
- С прошлой недели. Пожила она у родителей, подулась, а потом соскучилась. Звонит Грише - раз, другой, десятый – никто не отвечает. Решила сама поехать. Открывает дверь, заходит. Вся квартира бутылками пустыми заставлена, а Гриша лежит на диване и звуки какие-то странные издает. Подошла, а он - весь в блевотине. Брр! Рвёт его, но он проснуться не может и захлёбывается во всем этом деле. Синеть уже начал. Ну, Танька схватила его и в ванну волоком тащит. Кое-как откачала, дышать ровно начал. Потом скорую вызвала. Врач сказал, что если бы она на пять минут позже пришла, умер бы Гриша. В больницу его увезли. Выписали в прошлую среду. Не пьет, всё нормально вроде.

Вскоре Татьяна и Гриня пригласили нас в гости. Гриня выглядел свежим, за ужином пил минеральную воду, ухаживал за Татьяной и много шутил. В конце вечера я предложил в следующую субботу поехать вместе на шашлыки.

- Мы бы с радостью! – сказала Татьяна. – Но в субботу мы с Гришей на кладбище едем. На могилу его двоюродной сестры. Бедная девочка!
- Ты с ней была знакома? – спросила Алёна.
- Нет, она очень рано умерла. Но Гриша говорит, что давно хотел нас познакомить. Правда, дорогой?
- Да, единственная моя, - сказал Гриня, целуя жену. – Давно пора.

udaff.com