“Ко-ки-ко-к-ко! Ко-ки-ко-к-ко!” – со стороны хозяйственных построек раздался крик петуха. Ученый монах гакусё Тасиро Масааки, удостоенный священного имени “Сансары Колесо Учит Нас Смирению” (или сокращенно СКУНС), громко испортил воздух, продрал глаза и с трудом поднялся со своего ложа. Из одежды на нем были только вонючие влажные фундоси, и чувствовал он себя ужасно – трещала бритая голова, и в кишечнике бушевал ураган. Скунс очень любил закусывать саке маринованной редькой, отчего потом каждый раз терзался приступами запоздалого раскаяния и страшного метеоризма.

Нашарив бронзовое зеркало, он несколько секунд расфокусированным взором безуспешно пытался найти в нем свое опухшее лицо. Как он и ожидал, вырезанная у него на лбу триграмма “небо” налилась дурной кровью и стала трупно-синюшного цвета. “Плохой знак – сегодня опять будет шалить печень.” Кряхтя и охая, Скунс подошел в переносному алтарю-буцудану, отвинтил голову нефритовому Будде и извлек из его пустотелой статуэтки заныканную бутылку саке. Жадно припав к горлышку, он несколькими длинными движениями кадыка осушил ее, занюхал ароматической палочкой и пошлепал босыми ногами вниз, в трапезную.

Как он и ожидал, в трапезной был погром после вчерашнего оттяга, посвященного восшествию на престол малолетнего императора Тоба, нареченного Го-Сиракава, а также вызванными этим радостным событием более-менее добровольными пожертвованиями спонсоров. Боги были явно милостивы к монастырю, поскольку в жесткой предвыборной борьбе победил все-таки их кандидат. Другой претендент от клана Фудзивара, такой же малолетний золотушный ушлепок-принц, сошел с дистанции благодаря злокозненным интригам и черному PR’у предвыборного штаба Минамото, а также из-за подтасовок метрических данных, сфабрикованных монахами Энрякузи. Хитроумным монахам удалось “найти” в родословной вражеского ставленника темное пятно в виде троюродной прабабки низкого происхождения, что явно делало его кандидатуру нелигитимной в глазах избиркома.

Как результат – на следующий день после оглашения результатов счетной комиссии монахи и послушники лежали вповалку с предвыборными плакатами, объедками, пустыми бутылками и скудно одетыми мирянками-активистками. Однако, триумф триумфом, а дисциплина превыше всего – не спеша заценив округлость оголенных телесов спящих простолюдинок, Скунс покрепче намотал на руку свои стальные четки и с наслаждением протянул ими по спине ближайшего к нему монаха-воина.

– Бакланы позорные! Час Тигра на дворе – почему в хате до сих пор не убрано?! Да чтоб Тенгу с горы Курама высосали ваши гнилые моргала и нассали в пустые глазницы!!!

От зычного рева народ в трапезной мгновенно проснулся и, подбадриваемый бранью и ударами его тяжелых четок, начал бестолково метаться по залу. Наконец, выпустив всю отрицательную энергию “ин-ки” и особо зловонную порцию анальных ветров, как следует прочистив горло и размяв затекшие мышцы, Скунс поймал за край рясы своего служку:

– Шмотки тащи и хлеборезку. Надеюсь, с вечера приготовить не забыл?!

Опытный в вопросах драк и пьянок денщик конечно же все приготовил заранее – он быстро смотался в соседние покои и принес Скунсу его выстиранную и аккуратно сложенную рясу и меч. Прямо в трапезной надев окрашенную маслом клевера светло-коричневую рясу и перепоясавшись полагающимся ему по рангу длинным мечом-тати, Скунс вышел из монашеской обители и пошел в сторону 3-й звонницы, где с минуты на минуту должна была начаться летучка гакусё.

С вершины горы Хией, где находился их крепость-монастырь Энрякудзи, открывался прекрасный вид на Киото. Но Скунсу было не до любования столичными красотами. С трудом напрягая отравленные сивушными маслами мозги, он мучительно вспоминал, какие же именно анекдоты вчера ночью в сауне под пивцо рассказывал братьям про отца настоятеля Ацуси Сугахару, носящего священное имя “Кротость Умиротворяющей Мудрости” (сокращенно КУМ). Кум был широко известен далеко за пределами Киото своим крутым нравом, полным невежеством в вопросах религии, неуемной страстью к убийствам, азартным играм, алкоголю и женщинам. Бывший шулер и игрок в очко “тройка-семерка-туз” (“Я-Ку-Дза”), он быстро поднялся до должности настоятеля, удобрив окрестные рисовые поля немалым количеством бренных останков своих политических оппонентов. Кум был никакой монах, но прирожденный урла, мокрушник и стратег, и именно благодаря ему монахам Энрякудзи удалось наконец-то разграбить и сжечь дотла соседний конкурирующий монастырь Миидера. Скунс поежился – ссориться с Кумом ему совершенно не хотелось – “Сгоряча ведь может и зарубить, несмотря на мои ратные и богословские заслуги”.

Скунс вошел в зал собраний, когда все остальные гакусё были уже в сборе. Председательствовал правая рука Кума, авторитетный монах-законник БАТЯ (Будда Амида Тающей Яшмы), второй после Кума человек во всем Энрякудзи. Самого Кума не было.

– Да святится имя Будды, братаны. Я собрал вас, чтобы перетереть одну проблему – не хочу Кума по пустякам напрягать, тем более что он сейчас в рабочей поездке по регионам. Так вот, вчера мялава пришла от братвы из Кофукудзи. Хряк, зачитай.

Молодой воин-монах сохей Сатоси Нисимура еще не получил звание гакусё, но уже был удостоен священного имени “Хранитель Реликвий Янтарного Кришны”, непонятно за какие заслуги обласкан самим Кумом и допущен в круг остальных гакусё в качестве секретаря с правом совещательного голоса. Развернув пухлой ручонкой побрызганный жасминовой водою свиток, Хряк деликатно откашлялся и начал женоподобным голосом читать витиеватые колонки иероглифов.

“дата : четвертый день шестой луны, эра Хоген
кому : настоятель Энрякудзи, “Кротость Умиротворяющей Мудрости”
от : настоятель Кофукудзи, “Божественное Откровение Лучезарного Трилистника”

Хоть и настала пора тоскливых дождей сезона байю, яркая зелень ласкает взор. Неустанно молю богиню Аматерасу о ниспослании Вам долгих лет и здоровья. Желаю дальнейшего процветания Вашему благоуханному монастырю. Ваше Преподобие! Извините, что сразу перехожу к делу.

Доходят до меня слухи, что пацаны твои на моей территории мусорят. К примеру, давеча смотрящий над южным Киото писулю чирканул, типа, ваши сборщики милостыни у нас христарадничают. Еще одну непонятку разрулить бы надо. Твои людишки двух моих бойцов порезали в Красном Квартале. Как-то не по понятиям это. Если какие предъявы имеешь, выкатывай их на сходняке в Нара. А ежели беспределить вздумал – подыму братанов из Киёмидзу и сравняю твою поганую хазу с землей!

Смиренно уповаю на Вашу неземную доброту,
да прибудет с Вами мудрость Будды Амиды и защита бога Хатимана,
с глубоким почтением, Болт”

Хряк закончил читать и скромно опустил глаза. Собравшиеся угрюмо молчали.

– Порезать на сасими козлов позорных, век сатори не видать!!! – вдруг нервно заверещал самый худой и дерганный гакусё, известный своим неуемным пристрастием к медитативным грибам “мими-таке”.

– Угомонись, Шиз, четыре сокровища тебе в пасть. Времена нынче не те, чтобы так просто на вакидзаси подымать. Да и братаны