Морданов навалился всем весом, прижал противника к стене и повернул ручку. Ножи на конце ледобура комкали кожу на щеке, превращали нос и губы в алые бесформенные лохмотья. Крик профессора сменился в бульканьем. Где-то далеко и приглушенно, как на подпевках, голосила Лариса. Морданов вращал ручку, все глубже и глубже вгрызаясь в глазницу, а пришпиленная к стене фигура беспорядочно дергала руками и ногами, как механическая кукла, которую мастер заводил большим ключом. Наконец судороги прекратились, руки Епифанцева обвисли, и Морданов, не вынимая бура из головы побежденного, позволил телу соскользнуть на пол.

- Трепанация проведена успешно, - констатировал Морданов. – Переходим к удалению излишков жидкости.

Епифанцев лежал вверх тем, что раньше было лицом. Посреди каши из изорванной кожи, розоватых ошметков мозга и обнажившихся тут и там костей черепа смотрел в потолок единственный, нереально голубой глаз. Щетка волос намокла и съехала набок. Из-под гигантского сверла, торчавшего в глазнице, из ушей и лишенного губ рта, не переставая, как вода из крана, лилась кровь, заполняя пространство между телом и стеной. Поверхность кровяного озера быстро поднималась. Наконец кровь достигла верха плинтуса и стала, пузырясь, уходить в узкую щель возле стены.

Морданов представил, как у соседа снизу заплачет кровью потолок, и засмеялся. Сосед этот, средней руки бандит, несколько недель сводил их с Ларисой с ума грохотом перфораторов, кувалд, дрелей и еще бог знает каких инструментов, мобилизованных для евроремонта.

Где-то рядом всхлипнула женщина. Морданов посмотрел на жену. Лариса сидела на табуретке, растрепанная и красивая. Большая смуглая грудь выпала из расстегнутого, в цветочек, халата. Лариса старалась отвести глаза от изуродованного трупа – и не могла.

- Что ты наделал? – шептала Лариса. – Костенька, милый, что же ты наделал?
Морданов приблизился к жене, опустился на колени, заглянул в её темные, загадочные глаза и спросил:
- А ты?
Лариса прижала подол халата к лицу и заскулила.

Морданов вернулся в спальню, открыл шкаф и бросил несколько пар белья, свитер и джинсы в большой отцовский портфель. Сборы заняли меньше пяти минут.

- Куда ты? – спросила Лариса. Она все так же сидела на табуретке в прихожей.
Морданов не ответил. Тепло одетый, с портфелем в руке, он переступил, через Епифанцева и направился к двери.
- А я? Как же я? Что мне делать?

Морданов оглянулся на заплаканную, сбитую с толку кошмаром происшедшего, долгие годы любимую, незнакомую женщину.
- Не знаю, - честно ответил он и вышел из квартиры.

Какое-то время Морданов шел наугад, не думая ни о чем, инстинктивно стараясь оказаться как можно дальше от дома. Потом как-то вдруг - в один момент и с абсолютной ясностью - он понял, что привычная жизнь кончилась, и начался новый, жесткий её этап. И чтобы этот этап пережить и достичь следующего, более гуманного, комфортного и счастливого, надо начинать думать и действовать совершенно по-другому. Чем раньше, тем лучше.

«Прежде всего надо выехать из города. На первой же электричке. Обязательно на электричке, потому что для покупки билета не нужен паспорт. Потом на другую электричку, потом на третью. Так можно уехать далеко. Затем надо как-то выбраться из России, в одну из бывших братских республик. В какую? В ту, с которой отношения хуже всего. На Украину, или ещё лучше - в Грузию. В Тбилиси, кстати, живёт институтский приятель Ираклий Антадзе. А там можно и дальше. У нас в меде учились ребята отовсюду, включая Бангладеш и Мозамбик. А чё, там тепло. Надо будет найти старых знакомых».

Морданов шел, бодро помахивая портфелем. Свежий снег скрипел под толстыми, на меху ботинками.
«Не ссать, Костя!» – говорил Морданов сам себе, - «Главное, ноги и яйца в тепле. А остальное – хуйня. Ты не пропадёшь ни в Дакке, ни в Мапуту. Профессионал – он и в Африке профессионал».

udaff.com