Библиотека | Бабука | Жизнелюб
Олег вам ничего подобного не расскажет. И потом, приятно иметь свой маленький секрет. Это очень эксклюзивно. К тому же, наш союз будет выгоден всем – и мне, и вам, и вашему мужу Олегу. И не только в банальном денежно-карьерном смысле, хотя и в нём тоже. Любовная связь обогащает на нескольких уровнях сразу. Она полифонична и щедра, как хорошая литература. Не даром такая связь называется романом. А у хорошего романа много читателей.
Я встал, открыл дверцу стенного шкафа, достал бутылку коньяка и два широких бокала. Когда я подошел к Вите и вложил бокал в ее руку, я был готов к тому, что коньяк будет выплеснут мне в лицо. Молодая женщина сидела неподвижно. Я наклонился к Вите и, когда края наших стаканов соприкоснулись, поцеловал её мягкие губы.
- За щедрость, - сказал я. - Будем щедры друг к другу, Вита. Как там у Матфея? Если кто захочет отнять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду. Я очень хочу отнять вашу одежду, Вита. Всю. Отдайте ее мне. Начнем вот с этой застежки...
Я провалился в облако духов, молодости и еще чего-то давно забытого. Я так и не вспомнил чего.
*
Чтобы записать приключение с Витой, я отключил телефон и сказал секретарше никого не впускать. Когда дверь без стука распахнулась и в мой кабинет, не испросив аудиенции, вбежал тактичный Борис, я очень удивился. Нижняя половина его лица тряслась, словно сделанная из теста.
- Константин Валерьевич! Беда! Беда!! Константин Валерьевич!
- Ну, что беда, я вижу. С кем беда? С вами, с фирмой или с человечеством?
- Что вы, господин Игнатьев! Разве бы я стал из-за себя лично... Тут такое... На заводе Бердичевского... Он сам туда приехал, в этот Семисракинск, перед закрытием. А рабочие возьми и узнай, что завод будет в ближайшее время ликвидирован, и они все уволены. В общем, начался бардак, митинги, порча оборудования. И ещё стали гегемоны требовать встречи с хозяином. Ну, Иосиф Яковлевич, смелый человек, вышел к ним, а быдло-то напирает, пьяные все. Охрана пытается их оттеснить, а они всё лезут и лезут. Короче говоря, один из охранников Бердичевского шмальнул в какого-то алкаша.
- Только этого не хватало! – сказал я с досадой. - Сейчас дороги перекроют. В газеты дело попадет.
Борис покачал головой.
- Если бы дороги, Константин Валерьевич, если бы дороги! Тут такое началось. Упыри эти пьяные как с цепи сорвалась. Телохранители по ним палят, а те похватали арматуру, ключи, молотки, что попадя и всех их перебили.
- Что значит перебили? Сильно покалечили?
Борис поднял на меня скорбные карие глаза.
- На смерть. И не только охрану, но и сопровождающих лиц. И Николая в том числе. Голову ему проломили.
Я слышал слова Бориса и даже, вроде бы, понимал их смысл. Но вся картина была слишком немыслимой.
- А самого господина Бердического схватили...
- В заложники?
- Какое там! Зверье.... Я даже не знаю, как сказать... В общем, собрали они со всей своры кучу мелких бумажных денег, скатали их в трубочки, а потом... потом....
- Ну, что потом? Говорите же!
- Потом стали засовывать эти деньги господину Бердичевскому в рот, в уши, в нос, в... в эту..., в общем, во все естественные отверстия. Нашпиговали, как гуся. Ужасная смерть! Какой человек! Один из богатейших людей страны... В двадцатке «Форбса»...
По моей спине покатились кубики льда. Борис опустил глаза и скороговоркой закончил.
- А потом поддели на крюк и подвесили его, с деньгами торчащими отовсюду, под потолок, как знамя какое, и пели, стоя под ним, «Интернационал»: «Пора, мы требуем возврата того, что взято грабежом». Помнят ещё, суки, поди ж ты! Ну, потом спецназ подтянулся. Дали ублюдкам просраться. Кого сразу не убили, тех отмудохали и закрыли. Сгноить гадов.
Борис замолчал. Я почувствовал, что должен что-то сказать.
- Вы уверены, что Николай погиб?
- Да. Его супругу уже известили.
В этой кошмарной истории было что-то не так. Вернее, не так в ней было абсолютно всё, и тем не менее, интуиция мне подсказывала, что абсурдная, но неумолимая логика событий включилась в один, совершенно определенный момент.
- Борис, а откуда рабочие узнали о закрытии завода?
Борис вздохнул и сказал, глядя в угол:
- Вчера Николай мне звонил. Сказал, что подозревает Олега в том, что вместо подготовки к ликвидации завода, Олег пытается искать инвесторов. Ну, не дурак ли? Какие, к лешему, сейчас инвесторы? И ещё в том, что Олег сливает информацию рабочим.
- Почему вы мне сразу не доложили, идиот?
- Я хотел. Но Николай просил подождать, пока он на сто процентов не убедится. Вот и убедился....
- А этого гребаного Дон Кихота Олега тоже прибили?
- Вроде бы нет. Его не было в свите Бердичевского.
В моем мозгу, изнывавшем в непривычном оцепенении, вспыхнула горячая, спасительная ярость.
- Мразь! - закричал я. – Он у меня попляшет.
Я нажал кнопку на телефоне.
- Рита, набери прокуратуру. Срочно!
Когда Олега привезли в столицу, я попросил устроить мне с ним встречу в следственном изоляторе.
- Зачем ты это сделал? – спросил я.
Олег молчал.
- Ты предатель, Иуда, понимаешь? По твоей вине погибли десятки людей.
- Я обязан был так поступить, - тихо сказал Олег.
- Обязан? Кому? Этим пьяницам и садистам? Благодетель чертов. Теперь тех из них, кто остался жив, упекут в тюрьму на десятилетия. И знаешь, кого они будут ненавидеть и проклинать больше, чем Бердичевского? Тебя!
- Эти люди имели право знать, что их ждет. Что такие, как Бердичевский, считают их за скот, который можно морить голодом, избивать и расстреливать, как в тире.
Олег говорил ровно, даже монотонно. Как на совещании. Почему-то это стало меня бесить.
- Ты понимаешь, что тебя могут сгноить в тюрьме как подстрекателя зверской расправы?
- Я никого ни к чему не подстрекал. Просто передал информацию о закрытии завода. Это не преступление.
- Так ты надеешься на наше правосудие? Ну-ну, – Я выдержал паузу. - А сейчас слушай меня очень внимательно. Стоит мне сказать слово, и тебя не просто посадят, нет, твоя жизнь превратится в ежеминутный ад, в такой ад, какой ты не можешь себе даже представить.
Олег смотрел на меня все-таки же серьезно и спокойно.
- Поступайте, как сочтете нужным.
Мне захотелось вцепиться в этого человека, вырвать ему глаза, повалить на пол и растоптать. Я дождался, когда отхлынет злая волна и спросил:
- И чего ты добился? Ничего. Но хватит о грустном, поговорим о чем-нибудь приятном. Вот я, в отличие от тебя, кое-чего добился. А именно, Виты, твоей жены. Это оказалось на удивление не трудно.
- Вы лжете.
- Нет, Олег. Я не лгу. Я могу в деталях рассказать, где у неё родинки. И что в наиболее волнительные моменты она скороговоркой бормочет «сладкий, сладкий, сладкий». И ещё она умеет....
Я все описывал долго и подробно. Олег не сказал ни слова. Я ждал проклятий и оскорблений.
Я встал, открыл дверцу стенного шкафа, достал бутылку коньяка и два широких бокала. Когда я подошел к Вите и вложил бокал в ее руку, я был готов к тому, что коньяк будет выплеснут мне в лицо. Молодая женщина сидела неподвижно. Я наклонился к Вите и, когда края наших стаканов соприкоснулись, поцеловал её мягкие губы.
- За щедрость, - сказал я. - Будем щедры друг к другу, Вита. Как там у Матфея? Если кто захочет отнять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду. Я очень хочу отнять вашу одежду, Вита. Всю. Отдайте ее мне. Начнем вот с этой застежки...
Я провалился в облако духов, молодости и еще чего-то давно забытого. Я так и не вспомнил чего.
*
Чтобы записать приключение с Витой, я отключил телефон и сказал секретарше никого не впускать. Когда дверь без стука распахнулась и в мой кабинет, не испросив аудиенции, вбежал тактичный Борис, я очень удивился. Нижняя половина его лица тряслась, словно сделанная из теста.
- Константин Валерьевич! Беда! Беда!! Константин Валерьевич!
- Ну, что беда, я вижу. С кем беда? С вами, с фирмой или с человечеством?
- Что вы, господин Игнатьев! Разве бы я стал из-за себя лично... Тут такое... На заводе Бердичевского... Он сам туда приехал, в этот Семисракинск, перед закрытием. А рабочие возьми и узнай, что завод будет в ближайшее время ликвидирован, и они все уволены. В общем, начался бардак, митинги, порча оборудования. И ещё стали гегемоны требовать встречи с хозяином. Ну, Иосиф Яковлевич, смелый человек, вышел к ним, а быдло-то напирает, пьяные все. Охрана пытается их оттеснить, а они всё лезут и лезут. Короче говоря, один из охранников Бердичевского шмальнул в какого-то алкаша.
- Только этого не хватало! – сказал я с досадой. - Сейчас дороги перекроют. В газеты дело попадет.
Борис покачал головой.
- Если бы дороги, Константин Валерьевич, если бы дороги! Тут такое началось. Упыри эти пьяные как с цепи сорвалась. Телохранители по ним палят, а те похватали арматуру, ключи, молотки, что попадя и всех их перебили.
- Что значит перебили? Сильно покалечили?
Борис поднял на меня скорбные карие глаза.
- На смерть. И не только охрану, но и сопровождающих лиц. И Николая в том числе. Голову ему проломили.
Я слышал слова Бориса и даже, вроде бы, понимал их смысл. Но вся картина была слишком немыслимой.
- А самого господина Бердического схватили...
- В заложники?
- Какое там! Зверье.... Я даже не знаю, как сказать... В общем, собрали они со всей своры кучу мелких бумажных денег, скатали их в трубочки, а потом... потом....
- Ну, что потом? Говорите же!
- Потом стали засовывать эти деньги господину Бердичевскому в рот, в уши, в нос, в... в эту..., в общем, во все естественные отверстия. Нашпиговали, как гуся. Ужасная смерть! Какой человек! Один из богатейших людей страны... В двадцатке «Форбса»...
По моей спине покатились кубики льда. Борис опустил глаза и скороговоркой закончил.
- А потом поддели на крюк и подвесили его, с деньгами торчащими отовсюду, под потолок, как знамя какое, и пели, стоя под ним, «Интернационал»: «Пора, мы требуем возврата того, что взято грабежом». Помнят ещё, суки, поди ж ты! Ну, потом спецназ подтянулся. Дали ублюдкам просраться. Кого сразу не убили, тех отмудохали и закрыли. Сгноить гадов.
Борис замолчал. Я почувствовал, что должен что-то сказать.
- Вы уверены, что Николай погиб?
- Да. Его супругу уже известили.
В этой кошмарной истории было что-то не так. Вернее, не так в ней было абсолютно всё, и тем не менее, интуиция мне подсказывала, что абсурдная, но неумолимая логика событий включилась в один, совершенно определенный момент.
- Борис, а откуда рабочие узнали о закрытии завода?
Борис вздохнул и сказал, глядя в угол:
- Вчера Николай мне звонил. Сказал, что подозревает Олега в том, что вместо подготовки к ликвидации завода, Олег пытается искать инвесторов. Ну, не дурак ли? Какие, к лешему, сейчас инвесторы? И ещё в том, что Олег сливает информацию рабочим.
- Почему вы мне сразу не доложили, идиот?
- Я хотел. Но Николай просил подождать, пока он на сто процентов не убедится. Вот и убедился....
- А этого гребаного Дон Кихота Олега тоже прибили?
- Вроде бы нет. Его не было в свите Бердичевского.
В моем мозгу, изнывавшем в непривычном оцепенении, вспыхнула горячая, спасительная ярость.
- Мразь! - закричал я. – Он у меня попляшет.
Я нажал кнопку на телефоне.
- Рита, набери прокуратуру. Срочно!
Когда Олега привезли в столицу, я попросил устроить мне с ним встречу в следственном изоляторе.
- Зачем ты это сделал? – спросил я.
Олег молчал.
- Ты предатель, Иуда, понимаешь? По твоей вине погибли десятки людей.
- Я обязан был так поступить, - тихо сказал Олег.
- Обязан? Кому? Этим пьяницам и садистам? Благодетель чертов. Теперь тех из них, кто остался жив, упекут в тюрьму на десятилетия. И знаешь, кого они будут ненавидеть и проклинать больше, чем Бердичевского? Тебя!
- Эти люди имели право знать, что их ждет. Что такие, как Бердичевский, считают их за скот, который можно морить голодом, избивать и расстреливать, как в тире.
Олег говорил ровно, даже монотонно. Как на совещании. Почему-то это стало меня бесить.
- Ты понимаешь, что тебя могут сгноить в тюрьме как подстрекателя зверской расправы?
- Я никого ни к чему не подстрекал. Просто передал информацию о закрытии завода. Это не преступление.
- Так ты надеешься на наше правосудие? Ну-ну, – Я выдержал паузу. - А сейчас слушай меня очень внимательно. Стоит мне сказать слово, и тебя не просто посадят, нет, твоя жизнь превратится в ежеминутный ад, в такой ад, какой ты не можешь себе даже представить.
Олег смотрел на меня все-таки же серьезно и спокойно.
- Поступайте, как сочтете нужным.
Мне захотелось вцепиться в этого человека, вырвать ему глаза, повалить на пол и растоптать. Я дождался, когда отхлынет злая волна и спросил:
- И чего ты добился? Ничего. Но хватит о грустном, поговорим о чем-нибудь приятном. Вот я, в отличие от тебя, кое-чего добился. А именно, Виты, твоей жены. Это оказалось на удивление не трудно.
- Вы лжете.
- Нет, Олег. Я не лгу. Я могу в деталях рассказать, где у неё родинки. И что в наиболее волнительные моменты она скороговоркой бормочет «сладкий, сладкий, сладкий». И ещё она умеет....
Я все описывал долго и подробно. Олег не сказал ни слова. Я ждал проклятий и оскорблений.