Их не было. Олег просто смотрел - то ли на меня, то ли сквозь меня. Когда его уводили, он не обернулся.


Возле входа в офис стояла Зоя. Я сказал охране оставаться в машине и вышел к ней. Зоя бросилась мне на грудь, и я почувствовал, как на мое лицо и шею упали гроздья слез - тяжелые и горячие. Слезы заливали мне лицо, насквозь промочили воротник рубашки, срываясь с водостоков ресниц падали на асфальт. Казалось почти невероятным, что в одной женщине может быть столько слез. Я погладил Зою по спине и сказал:
- Ну-ну, Зая, успокойся, пожалуйста. Тебе выплатят компенсацию. Я распоряжусь, чтобы юристы подготовили все документы.
Зоя плакала. Сквозь всхлипы я едва разбирал слова.
- Колюньчик мой.... Любимый..... Не будет у нас домика на море..... И детишек... И собааачкииии, - Зоя подняла на меня блестящие от слез глаза. - И всё из-за тебя, козёл.

Страшная, неописуемая боль ударила меня в пах – будто туда воткнули раскаленный лом. Меня отбросило назад, и я увидел Зою в полный рост - в модном коротком пальто, на шпильках, с сумочкой в левой руке и блестящим предметом в правой. В следующую секунду пылающий жаром стержень ударил меня в грудь, а потом в переносицу. Когда пропали свет и звук, я все ещё чувствовал этот жар.

*

Странно обшаривать собственное лицо в поисках носа. Даже если вся голова замотана бинтами, там, где нос, должно быть возвышение. Его нет. Вместо возвышения, вроде бы даже ямка. Через несколько недель бинты снимут, и я увижу, что там на самом деле. Сколько стоит пересадка носа и вообще лица? И нужна ли она мне? Не интереснее ли оставить, как есть? Кто ещё из лидеров делового мира может позволить себе иметь вместо носа зияющую дыру? Нет, с пластическими операциями я, пожалуй, подожду. После выписки первым делом я попытаюсь добиться публикации моего нового облика на обложке журнала «Профиль». Я не сомневаюсь, что добьюсь.

Когда я вышел из комы, врач сказал, что мне фантастически повезло. Любая из трёх ран должна была бы стать смертельной. Я не умер от болевого шока и потери крови, после того, как первая пуля произвела внизу моего живота разрушения, о которых доктора предпочитают не говорить, а я не спешу их спрашивать. Пока там бинты и какие-то трубки. Впрочем, это, наверно, тоже пересаживают. Вторая пуля, зацепив ребро, чуть изменила траекторию, и вместо того, чтобы в клочья разорвать сердце, только чуть царапнула его внешнюю стенку. Третья пуля, та самая, что лишила меня носа, прошла сквозь череп между долями мозга, не повредив серьезно ни одну из них.

«Это чудо. Просто чудо», - удивлялся врач. - «Словно у вас были три запасные жизни, знаете, как в компьютерной игре».

Врач у меня самый лучший, академик. Пожилой лысый человек. Умный, но скучный. Он меня утомляет. Другое дело медсестра, которая приходит давать мне лекарства, делать уколы и ставить капельницу. Невысокая, с круглым, бумажно-белым лицом, на котором будто углем нарисованы брови и глаза, и еще губы – чем то бордовым. Сочетание очень белого и очень темного, без полутонов и переходов, всегда меня волновало и, думаю, не только меня. Я точно знаю, почему персы прячут своих женщин.

- Как тебя зовут? – Мне до сих пор странно слышать свой собственный голос.
- Хаят, - темная влага ее глаз скрылась за длинными ресницами.
- Как гостиницу?
Девушка вздохнула.
- Ну вот, вы смеетесь. А это, между прочим, старинное восточное имя. По-арабски означает «жизнь».

Её рука было совсем близко от моего лица. По снежной равнине бежали узкие реки вен. Я провел пальцем вдоль синеватого русла и почувствовал толчки ее пульса. Потом накрыл её руку своей, ловя тугой ритм холодной, жадной ладонью.
- У тебя прекрасное имя, - сказал я. – Совершенно замечательное имя.

udaff.com