доставать. А рожи? Павлуша, какие у них были рожи! Я вдруг понял, что деньги сами по себе мне не интересны. Во всяком случае, богатым человеком в России я быть не хотел. С Ольгой тоже разладилось. Она любила сверкать, тусоваться, а меня это утомляло. Как-то незаметно мы друг от друга отдалились - у нее своя жизнь, у меня своя. А когда она объявила, что хочет развода, я возражать не стал.

Я решил поехать учиться. Подал заявления в несколько бизнес-школ. Сдал тесты. В объяснении, почему я хочу быть финансистом, написал что-то про эффективные рынки, справедливое распределение ресурсов наиболее умелым пользователям и о том, как с моей помощью и рынки, и весь мир станут еще справедливее и лучше. Да я и сам в это все почти верил тогда. Взяли меня в одну из школ в Калифорнии.

- А чё, Стэнфорд – неплохая шарага, - ободрил я товарища.
- Экий ты, Павлуша, на бренды падкий, - усмехнулся Соболев. – Пустое это. Каждый семестр у меня была новая герл-френдша, а такое впечатление что одна и та же. То есть внешне-то все разные, но по отношению к жизни вроде как один человек. Агрессивные, стремящиеся что-то кому-то доказать. Не сделать, не создать что-то, а именно доказать, настырно так. Я сейчас уже и не помню, как их звали.

После получения диплома меня взяли на работу в финансовую фирму в Сан-Франциско. Потянулась типичная жизнь яппи. Делаешь работу, которую, не любишь, чтобы заработать деньги, чтобы на эти деньги купить вещи, которые, в принципе, тебе не нужны, чтобы этими вещами произвести впечатление на людей, которые тебе не интересны. Очень быстро мне стало скучно. Поэтому, когда подвернулась возможность поработать пару лет в Токио, я согласился с радостью.

Перед отъездом мебель и прочие громоздкие вещи надо было куда-то девать. Я снял место в хранилище и перевез все туда. А когда грузчиков отпустил, захотелось мне пива выпить. Вроде я и не любитель, а тут захотелось. Район, где располагалось хранилище, был бедный, настоящее гетто, я здесь и не бывал раньше никогда. Вижу – бар. Захожу. Классический, блин, дайв. Посетители все сплошь мексиканцы. А мне какая разница? Я даже рад, ибо молодые городские профессионалы осточертели, и это очень мягко говоря. Ну, взял я себе пиво и пью. А за два стола от меня четыре девчонки сидят. Три обычные метиски, уже начавшие расползаться вширь, как это почти со всеми ними происходит. А четвертая – худая, посветлее, блондинка практически. Сидят, болтают. Я на светленькую уставился. Ну, не вписывается девчонка в интерьер. Она вроде это заметила, а может, мне показалось.

Тут подходят к ним человек пять парней. Руки и шеи в цветных татуировках, у пары даже бритые бошки разукрашены. Рожи однозначно опасные. Уличная банда. Стали они с девчонками хохмить. Метиски ржут. Лестно им внимание королей района. А беленькая, хоть и улыбается, но как-то через силу. А потом встала и пошла. А самый страшный ей кричит.
- А донде коньо бас, каброна? – Куда, мол, намылилась, коза?
Одна из подружка хохочет:
- Элиана тьене ке ир аль кагадеро! – В сортир, типа, ей надо.
Вся компания ржет. А я сижу и наблюдаю за дверью в туалет. Элиана эта выходит осторожно и - по стеночке так - шмыг на улицу. Я за ней. Она шаги услышала, оборачивается. И говорит: «Слава Богу, что это ты». Я ей: давай, мол, провожу, а то вдруг эти уроды кинутся догонять. Она улыбается и кивает. Оказалось, что Элиана попала в Америку меньше года назад. Разумеется, нелегально: их через границу в трейлере перевезли, как свиные туши. Отец и брат работают на стройке, она -горничной в какой-то паршивой гостинице. Идет и рассказывает, как ей все нравится в Сан-Франциско. Над моим акцентом издевается. Заставила меня несколько раз повторять «сервеса» и «сапатос». И хохочет - звонко, как на ксилофоне играет. Мне тоже весело стало. И хорошо. Дошли до ее дома. Халупа еще та. «Сколько, спрашиваю, вас здесь живет? «Пятнадцать человек и один кот» - смеется. «А кот чей?» «Мой». Ну, в общем, дала мне Элиана свой телефон, чмокнула в щеку, помахала ручкой и ушла в дом.

Я ей потом из Токио звонил. Долго болтали. Договорились обязательно встретиться, когда я в отпуск приеду. Вот только с отпуском все не получалось. А потом как-то набираю, а мне металлический голос говорит, что номер не существует.

Вскоре в одном из экспэтских клубов в Роппонги я познакомился с Дженнифер. Она, как и я, приехала на два года от своей юридической фирмы. Не типичная такая американка. На языке неплохо говорила, интересовалась местной историей и литературой. Стали мы вместе с ней выходные проводить. Потом и вовсе она ко мне переехала. Я сделал Дженни предложение, она согласилась. Когда вернулись в Штаты, поженились. Ругаться времени не было, поскольку видели друг друга мало. Работала она еще больше меня. Часов по семьдесят в неделю в среднем, а то и больше. Я, в принципе, был не против. Мне только интересно стало - зачем? Может быть, она, как юрист, неутомимо бьется за справедливость? Я быстро понял, что нет. Может, думаю, ее занимают разные юридические хитросплетения, закон сам по себе? Тоже оказалось - нет. Она знала только свою специальную область, довольно узкую, и не интересовалась даже смежными отраслями права. Деньги? Да вроде мы не особо нуждались. Меня повышали в должности регулярно, зарплату увеличивали, платили премии.

Понял я, Павлуша, что занимала ее именно карьера. Сам факт, что она при деле. При престижном деле, что важно. Престижном в самом что ни на есть общепринятом смысле. Престижном как для абстрактных людей, так и для вполне конкретных, и мне хорошо знакомых. Для тех самых людей, что кичатся своим гольф-рейтингом, говорят потрясающе, бесстыдно фальшивые речи, тщеславных тем тщеславием, в котором только тщета и совсем нет славы, мечтающих о годовых бонусах и угловых офисах. Людей, похожих на грызунов, день за днем, год за годом таскающих не орехи даже – пресный овес - в свои норы, у кого поменьше, у кого побольше, но одинаково душные. Людей, видящих друг в друге свое отражение, за это друг друга ненавидящих, но сбивающихся в тесные, пищащие кучи из страха остаться в обществе себя самих. Тех самых людей, стать, одним из которых я так стремился и, наконец, понял, что не смогу.

В общем, вскоре мы с Дженни разъехались, а со вчерашнего дня я официально свободный человек, правда, как ты правильно заметил, не забесплатно.

Соболев замолчал. Я ждал продолжения, но его не было. Так прошли минуты две-три. Когда мне надоело ждать, я спросил:
- И что дальше?
- Ничего, - ответил Соболев.
- А думаешь-то ты все время о чем? Об этих четырех Ленах, если я правильно понял?
- Да.
- Хотя Элиана – это, вроде, не совсем Елена... Да и крашеная она была наверняка. Много ли в Мексике натуральных блондинок? А ты кота ее видел? Он тоже серый и пушистый?
- Нет, не видел. Да и причем здесь кот? – Соболев вдруг разозлился. – Я же совсем о другом тебе говорю.
- Конечно, конечно, Олег. Я понимаю, что о другом, -