Библиотека | Бабука | Бремя белого человека
к двери через пьяную от горя толпу.
7
Отель «Евразия» оказался вполне сносным. В комнате было чисто, и все что надо включалось, открывалось – и закрывалось тоже. Запах скисшего табачного дыма, от которого Алтынов успел отвыкнуть, напрягал, но не слишком. Алтынов включил телевизор. Передавали эстрадный концерт. «А рожи все те же...» Он переключил на новости. Зазвонил телефон. Удивляться было лень. Алтынов снял трубку.
– С девушкой отдохнуть не желаете?
Алтынов вспомнил женские пальцы на своем бедре.
– Желаю. Сколько?... А на ночь?... Давайте...
Девушку, с которой ему предстояло отдохнуть звали Вика. «Однако», – сказал Алтынов сам себе, разглядывая гостью. Ее возраст и внешность приятно удивляли. Первым делом Вика сообщила ему, что в комнате имеется минибар, и показала где именно. Ассортимент включал водку и пиво. Вика выбрала второе.
Потом она забралась на кровать, поджала к подбородку ноги и спросила:
– Ты не местный? Я тоже. Из Барнаула.
– Далековато. А здесь что делаешь? Учишься?
– Ага, – Вика засмеялась. – Жизни. Я к подруге приехала. С матерью поругалась.
– Из-за чего?
– Из-за сожителя ее, – охотно объясняла Вика. – Он ко мне яйца подкатил. А тут парня моего, посадили. Ну, и сам понимаешь... Эдик, материн хахаль, хоть и пожилой – сорок один год ему – но крепкий. Пацаны-то сейчас через одного на наркоте или бухают по черному. А он нет. И при деньгах. Чё ей, жалко?
– Действительно, – согласился Алтынов. – Жлобство какое.
– Ну, я и говорю! У нас многие так живут. А чё? Я считаю, может мужик двух баб обеспечить, пусть и пользуется по полной. А если и одну прокормить не может, пусть дрочит в кулачок. Правильно?
– Правильно.
– А мать приревновала и выперла меня из дома. У меня подруга здесь – вместе до восьмого класса учились, у нее квартира своя. Может позовем ее? Веселее будет.
Алтынов задумался.
– Не сегодня. И как жизнь на новом месте?
– Классно. Потусуюсь здесь немного.
– А потом?
– Не знаю. Может, домой вернусь. Замуж выйду. Пора уж.
– За Эдика?
– Лучше всего за китайца. У меня одноклассница за китайца вышла. Сейчас в Айхуе.
– В чем?
– В Айхуе. Это такой китайский район, от нас недалеко. Повезло ей, – Вика вздохнула.
– И тебе повезет, – ободрил девушку Алтынов. – Давай-ка, Вика, дуй в ванную.
И снова Вика удивила Алтынова. Потом еще раз. И еще. И еще. Потом он уснул, прижимаясь к стройному, прекрасному телу. Когда он проснулся, только-только начинало рассветать. Алтынов посмотрел на часы. Четыре двадцать. Похороны в одиннадцать. Он закрыл глаза и долго лежал так. Ему было трудно дышать. Комнату наполнял запах. Он не был неприятным, скорее затхлым. Так пахла тина в пруду, в котором Алтынов мальчишкой катался на самодельных плотах. Но вместо кисло-сладких воспоминаний детства, пришел страх. Тина забивала нос, горло сжималось, стараясь не пропустить склизкие волокна в легкие. «Что это?» Потом Алтынов понял. Тиной пахла Вика, ее кожа – гладкая и прохладная. «Русалка», – подумал Алтынов. «Нет, утопленница. Точно, утопленница...». Он прислушался к ее дыханию – и не услышал.
– Эй... Эй! Как тебя... Ты спишь? –голос Алтынова с шепота сорвался почти на крик. – Ты живая вообще? Проснись!
Он схватил Вику за плечи, приподнял как большую куклу и встряхнул.
– Аа! Больно! – Кукла открыла глаза. – Ты чё?
Алтынову стало стыдно.
– Слушай... Тут это... Я совсем забыл... У меня дела.
– Чё, ночью что ли?
– Ну, да, – Стараясь не смотреть на девушку, Алтынов выскользнул из кровати. – На вот, возьми... Сверх тарифа...
– Какой ты блин делаавооой! – Вика взяла деньги и начала одеваться.
Ее восхитительное тело растворялось в темноте – сверху вниз, как сгорающая без пламени свечка.
8
Похоронная процессия растянулась. Алтынов шел в самом хвосте, со старухами в битых молью кацавейках. Издалека гроб, который несли четверо из свиты Карлсона, казался совсем маленьким и почему-то снежно белым. На кладбище тянул унылую песнь священник. Валера Карлсон сказал речь. Женщины плакали. Костю Шумакова закопали.
Потом в доме у Валеры были поминки. Алтынов дважды вставал и произносил короткие, суровые тосты. Незнакомые люди хлопали его по плечу. Жали руку. И наливали, наливали... Ему нравились эти люди – простые и настоящие. Он вырос среди таких людей и скучал по ним, сам того не осознавая, эти три последних года. И в бритой Валериной бригаде было что-то родное. И в самом Валере Карлсоне. И в Хасане Салимыче. Потом Алтынову стало плохо. На пути к туалету он стал тянуть на себя дверь, открывавшуюся в другую сторону – и упустил драгоценные секунды. Алтынова рвало долго и обильно . Потом кто-то окунул его голову в таз с водой. Потом он оказался на диване в маленькой комнате, потолок и стены в которой вращались. «Я космонавт», – успел подумать Алтынов прежде чем провалиться в черноту вселенной.
Он вернулся на землю во втором часу дня. Его снова тошнило. Алтынов добрался до туалета и на этот раз справился с дверью. Тело свели спазмы. Изо рта вывалились клочья желтоватой пены. Потом Алтынов пил воду из крана – долго и жадно. К прихожей он пробирался на цыпочках.
– Ты это куда?
Хозяин дома в полосатом халате и расшитых тюркскими узорами тапочках загородил дорогу.
– За вещами. Я уезжаю сегодня...
– Ты порожняк-то не гони. Пошли. Поговорить надо.
Валера животом оттеснил Алтынова в комнату и припер к дивану. Пришлось сесть.
– На-ка вот пиисяшечку, полечись. А то синий весь, как залупа.
На столе появилась бутылка водки, две рюмки, уже полные до верху, и тарелка с колбасой. Алтынов не успел заметить откуда.
– Спасибо, не надо, – от одного вида водки Алтынов едва повторно не осквернил персиковый ковролин. – Мне уже лучше... Правда.
– Ну, как хочешь, – здоровяк взял по рюмке в каждую руку, чокнулся сам с собой и выпил обе по очереди. – Я вот о чем побазарить с тобой хотел.. Мы с Хасан Салимычем бизнес замутить думаем, с Пиндосией вашей. Хотели Костяна в дело взять, да не судьба... – Валерины челюсти перемалывали салями, и Алтынову приходилось угадывать его слова. – Так что, остаешься ты.
– Я?.. Почему я?
– А кто? – Валера перестал жевать и уставился на Алтынова. – Ты с ручника-то снимись, жеребена мать. Кто тут американец? Пушкин?
Объяснить собеседнику, что ты польщен предложением, но недостоин его, не просто. Алтынов промолчал.
– Короче. Тачки. Подержанные, но не совсем убитые. Их там у вас как грязи. Твоя задача находить, оформлять и отправлять. А здесь все на мази. У нас на таможне свой человек.
– Прапорщик? – спросил Алтынов.
– Какой на хер прапорщик? Целый майор. Ты, главное, не тормози, и будешь в шоколаде. Для начала за каждую тачку будешь получать...
Сколько он будет получать за каждую машину, Алтынов узнать не успел. Переговоры были прерваны появлением жены Валеры Карлсона.
– Все мозги пропил, мудень! Какого черта гроб поперек гаража поставил? Я
7
Отель «Евразия» оказался вполне сносным. В комнате было чисто, и все что надо включалось, открывалось – и закрывалось тоже. Запах скисшего табачного дыма, от которого Алтынов успел отвыкнуть, напрягал, но не слишком. Алтынов включил телевизор. Передавали эстрадный концерт. «А рожи все те же...» Он переключил на новости. Зазвонил телефон. Удивляться было лень. Алтынов снял трубку.
– С девушкой отдохнуть не желаете?
Алтынов вспомнил женские пальцы на своем бедре.
– Желаю. Сколько?... А на ночь?... Давайте...
Девушку, с которой ему предстояло отдохнуть звали Вика. «Однако», – сказал Алтынов сам себе, разглядывая гостью. Ее возраст и внешность приятно удивляли. Первым делом Вика сообщила ему, что в комнате имеется минибар, и показала где именно. Ассортимент включал водку и пиво. Вика выбрала второе.
Потом она забралась на кровать, поджала к подбородку ноги и спросила:
– Ты не местный? Я тоже. Из Барнаула.
– Далековато. А здесь что делаешь? Учишься?
– Ага, – Вика засмеялась. – Жизни. Я к подруге приехала. С матерью поругалась.
– Из-за чего?
– Из-за сожителя ее, – охотно объясняла Вика. – Он ко мне яйца подкатил. А тут парня моего, посадили. Ну, и сам понимаешь... Эдик, материн хахаль, хоть и пожилой – сорок один год ему – но крепкий. Пацаны-то сейчас через одного на наркоте или бухают по черному. А он нет. И при деньгах. Чё ей, жалко?
– Действительно, – согласился Алтынов. – Жлобство какое.
– Ну, я и говорю! У нас многие так живут. А чё? Я считаю, может мужик двух баб обеспечить, пусть и пользуется по полной. А если и одну прокормить не может, пусть дрочит в кулачок. Правильно?
– Правильно.
– А мать приревновала и выперла меня из дома. У меня подруга здесь – вместе до восьмого класса учились, у нее квартира своя. Может позовем ее? Веселее будет.
Алтынов задумался.
– Не сегодня. И как жизнь на новом месте?
– Классно. Потусуюсь здесь немного.
– А потом?
– Не знаю. Может, домой вернусь. Замуж выйду. Пора уж.
– За Эдика?
– Лучше всего за китайца. У меня одноклассница за китайца вышла. Сейчас в Айхуе.
– В чем?
– В Айхуе. Это такой китайский район, от нас недалеко. Повезло ей, – Вика вздохнула.
– И тебе повезет, – ободрил девушку Алтынов. – Давай-ка, Вика, дуй в ванную.
И снова Вика удивила Алтынова. Потом еще раз. И еще. И еще. Потом он уснул, прижимаясь к стройному, прекрасному телу. Когда он проснулся, только-только начинало рассветать. Алтынов посмотрел на часы. Четыре двадцать. Похороны в одиннадцать. Он закрыл глаза и долго лежал так. Ему было трудно дышать. Комнату наполнял запах. Он не был неприятным, скорее затхлым. Так пахла тина в пруду, в котором Алтынов мальчишкой катался на самодельных плотах. Но вместо кисло-сладких воспоминаний детства, пришел страх. Тина забивала нос, горло сжималось, стараясь не пропустить склизкие волокна в легкие. «Что это?» Потом Алтынов понял. Тиной пахла Вика, ее кожа – гладкая и прохладная. «Русалка», – подумал Алтынов. «Нет, утопленница. Точно, утопленница...». Он прислушался к ее дыханию – и не услышал.
– Эй... Эй! Как тебя... Ты спишь? –голос Алтынова с шепота сорвался почти на крик. – Ты живая вообще? Проснись!
Он схватил Вику за плечи, приподнял как большую куклу и встряхнул.
– Аа! Больно! – Кукла открыла глаза. – Ты чё?
Алтынову стало стыдно.
– Слушай... Тут это... Я совсем забыл... У меня дела.
– Чё, ночью что ли?
– Ну, да, – Стараясь не смотреть на девушку, Алтынов выскользнул из кровати. – На вот, возьми... Сверх тарифа...
– Какой ты блин делаавооой! – Вика взяла деньги и начала одеваться.
Ее восхитительное тело растворялось в темноте – сверху вниз, как сгорающая без пламени свечка.
8
Похоронная процессия растянулась. Алтынов шел в самом хвосте, со старухами в битых молью кацавейках. Издалека гроб, который несли четверо из свиты Карлсона, казался совсем маленьким и почему-то снежно белым. На кладбище тянул унылую песнь священник. Валера Карлсон сказал речь. Женщины плакали. Костю Шумакова закопали.
Потом в доме у Валеры были поминки. Алтынов дважды вставал и произносил короткие, суровые тосты. Незнакомые люди хлопали его по плечу. Жали руку. И наливали, наливали... Ему нравились эти люди – простые и настоящие. Он вырос среди таких людей и скучал по ним, сам того не осознавая, эти три последних года. И в бритой Валериной бригаде было что-то родное. И в самом Валере Карлсоне. И в Хасане Салимыче. Потом Алтынову стало плохо. На пути к туалету он стал тянуть на себя дверь, открывавшуюся в другую сторону – и упустил драгоценные секунды. Алтынова рвало долго и обильно . Потом кто-то окунул его голову в таз с водой. Потом он оказался на диване в маленькой комнате, потолок и стены в которой вращались. «Я космонавт», – успел подумать Алтынов прежде чем провалиться в черноту вселенной.
Он вернулся на землю во втором часу дня. Его снова тошнило. Алтынов добрался до туалета и на этот раз справился с дверью. Тело свели спазмы. Изо рта вывалились клочья желтоватой пены. Потом Алтынов пил воду из крана – долго и жадно. К прихожей он пробирался на цыпочках.
– Ты это куда?
Хозяин дома в полосатом халате и расшитых тюркскими узорами тапочках загородил дорогу.
– За вещами. Я уезжаю сегодня...
– Ты порожняк-то не гони. Пошли. Поговорить надо.
Валера животом оттеснил Алтынова в комнату и припер к дивану. Пришлось сесть.
– На-ка вот пиисяшечку, полечись. А то синий весь, как залупа.
На столе появилась бутылка водки, две рюмки, уже полные до верху, и тарелка с колбасой. Алтынов не успел заметить откуда.
– Спасибо, не надо, – от одного вида водки Алтынов едва повторно не осквернил персиковый ковролин. – Мне уже лучше... Правда.
– Ну, как хочешь, – здоровяк взял по рюмке в каждую руку, чокнулся сам с собой и выпил обе по очереди. – Я вот о чем побазарить с тобой хотел.. Мы с Хасан Салимычем бизнес замутить думаем, с Пиндосией вашей. Хотели Костяна в дело взять, да не судьба... – Валерины челюсти перемалывали салями, и Алтынову приходилось угадывать его слова. – Так что, остаешься ты.
– Я?.. Почему я?
– А кто? – Валера перестал жевать и уставился на Алтынова. – Ты с ручника-то снимись, жеребена мать. Кто тут американец? Пушкин?
Объяснить собеседнику, что ты польщен предложением, но недостоин его, не просто. Алтынов промолчал.
– Короче. Тачки. Подержанные, но не совсем убитые. Их там у вас как грязи. Твоя задача находить, оформлять и отправлять. А здесь все на мази. У нас на таможне свой человек.
– Прапорщик? – спросил Алтынов.
– Какой на хер прапорщик? Целый майор. Ты, главное, не тормози, и будешь в шоколаде. Для начала за каждую тачку будешь получать...
Сколько он будет получать за каждую машину, Алтынов узнать не успел. Переговоры были прерваны появлением жены Валеры Карлсона.
– Все мозги пропил, мудень! Какого черта гроб поперек гаража поставил? Я