Глава 16

СССР, Рыбинск – Москва – Малгебек. Лето - осень 1942 года.

Завьялов явно просчитался, рассчитывая добраться до Пятигорска за две-три недели. Несколько дней в лесу плутал - сразу выйти на трассу побоялся и ушёл севернее, в самую чащу. Так безопаснее показалось. Питался тем, что под ногами было… Чуть с голоду не подох, пока к посёлку вышел.
Какое-то время прятался то в Больших Мхах, то в Васильково. Днём ныкался по заброшенным избам и сараям, и только в сумерки, словно вурдалак, выходил на розыски пропитания. Дальше из района двинуться не спешил, прекрасно зная, что Коваленко будет рыскать в округе ещё неделю, как минимум. Как только понял, что искать его больше не будут, вышел на тракт и остановил первую же попутку.
К концу июля Завьялов добрался до Москвы. Немцы всё ещё были под Ржевом и в Вязьме, но последний раз бомбили столицу ещё ранней весной. На вокзале ничего толком сказать не могли - никто не знал когда будет следующий эшелон на юг, да и будет ли вообще…
Дед в униформе железнодорожника только плечами пожимал, пока Пашка его расспрашивал. Старик попросил огоньку и, прикуривая, исподлобья зыркнул на Завьялова.
- Дороги разбиты, сынок. Кто ж его знает, будет ли что?
При этом понагнал важности и раздул щёки, как водится в таких случаях. Словно и не отнекивался вовсе, а расписание на год вперёд выдал. Уже в спину Пашка услышал: «Вечером, может… К семи».
Пашка, хоть и в военной форме и при документах был, решил на вокзале не околачиваться, а вернуться сюда, когда стемнеет. Уж очень патрулей вокруг много. Мало ли, заинтересуется кто-нибудь - что за надобность вохровцу на перроне торчать. А сочинять на ходу и блеять про перевод и предписание Пашке не хотелось. Силы не те, и убедить патруль будет сложно. А силы беречь надо.
Завьялов вышел на Садовое и посмотрел вверх. На небе, сколько глаз хватало – аэростаты, штук тридцать насчитал. Город сильно пострадал после бомбёжек, кругом дома покалеченные. Стёкла в окнах косым крестом заклеены, витрины заложены мешками, набитыми песком. По стенам и заборам агитка, в рупоры песни про «Вставай страна», а в перерывах между песнями – сводки. Народец кругом высохший и полуголодный. Пашка в поезде ещё слышал, что цинга в Москве свирепствует.
Возле столба с рупором несколько человек. Всех разговоров - что да как на фронте. Пашке и самому интересно, но про Кавказ ничего не говорят. Только про Ростов. Там что-то страшное.
Жрать хотелось до смерти, а хлеба не достать, только по карточкам или за сумасшедшие деньги. У Завьялова ни того, ни другого. На прилавках Мосторга, в который случайно забрёл – барометры, щипцы для завивки и фаянс. Кому и на кой ляд всё это нужно сейчас, непонятно.
Проболтавшись до вечера по городу, Завьялов вернулся на вокзал. Переночевал и утром с боем занял место в вагоне поезда, следовавшего на юг.

***
В вагоне только и разговоров про эвакуацию и про немцев на Кавказе. Ставрополь, а теперь уже и Майкоп под немцами. Ночью эшелон качнулся и встал. Приказ – освободить вагоны! Пересадки одна за другой, беготня… И всё время с боем приходится добывать себе место.
Пашка присел в самый угол теплушки, вжался в дощатую перегородку. Следом ввалилось ещё с десяток солдат, наполняя и без того кислый воздух вагона запахами табака, портянок и сапог. Примостившийся рядом вояка толкнул его в бок.
- Слыш, говорят, уже да Краснодара не поедем, во как…
- Чего?
- Таво! Каюк…
Завьялов закрыл глаза и попробовал уснуть. Тряска, ворчание, и смрад… Сон был тяжёлым, не давал отдыха - после него, как после тяжёлой работы, хотелось снова уснуть. И постоянное чувство голода, которое Пашка глушил только кипятком. На какое-то время отпускало, но затем жрать хотелось ещё больше. Он уже потерял счёт дням.
Двадцатого прибыли в Малгебек. Оттуда до Пятигорска несколько дней пути, если пешком. Но там уже немцы, а ему нужно на Эльбрус. Пашка снова подумал о том, что какая-то неведомая сила тянет его на вершину Кавказа. Казалось бы, чего проще – перешёл линию фронта и сдался немцам. Да хоть в том же Пятигорске. Но он чувствовал, что ему необходимо попасть именно туда, на седловину горы. Чувствовал до дрожи. Но домой всё равно нужно… Там снаряжение, оставшееся от материного брата.
Завьялов вспомнил, как пропал его дядька на пике Калицкого. Он и ещё двое. Как сквозь землю провалились. Искали несколько дней, но ничего не нашли - ни следов, ни тел.

До Пятигорска Завьялов добрался глубокой ночью уже в начале сентября. Минуя немецкие посты, он вошёл в город со стороны южного склона Машука и собирался было спуститься вниз, но остановился.
Его привлекли звуки музыки и зарево огней у самого подножия горы. Прячась за камнями, он подобрался как можно ближе к источнику шума и света. Опасность напороться на немецкий пост его не очень пугала - язык знал, а гражданскую одежду раздобыл ещё в Прохладном, когда местное население спешно покидало город, в который рвались танки двадцать третьей дивизии Вермахта.
Подкравшись как можно ближе, Пашка спрятался за небольшой каменный выступ и посмотрел вниз.
То, что он увидел, напоминало военный парад и оккультный ритуал одновременно. Солдаты в чёрной форме… Горящие факелы… Сотни факелов и музыканты, исполняющие военный марш. В самом центре действа Завьялов заметил десятка два людей, одетых в просторные белые балахоны. И тут его словно током прошибло, аж голова зазвенела. Он вспомнил свой разговор на чердаке с прабабкой… Он тогда совсем пацаном был… Павел снова услышал глухой и хриплый голос старухи: «Тебя эта сила будет сама вести, пойдёшь за ней, как привязанный…»
Что-то ещё она сказала тогда… Он вспомнил, как прабабка предостерегала: «Не всегда она выводит туда, куда ожидаешь…»
Ему на мгновение стало страшно. Куда его сила заведёт, он и сам не знал. Да и поздно уже. А самое главное – сопротивляться он не может. Идёт как безвольное животное, как вохровцы шли за ним от затопленного монастыря.
В одном он был совершенно уверен. Что-то должно было произойти. Очень важное… И совсем скоро.
Павел спустился в город и направился к дому, стараясь идти самыми неприметными и тёмными переулками. На знакомой с детства улице мало что изменилось за три года. Несмотря на поздний час, в окнах Завьяловского дома горел свет. Пашка перепрыгнул через невысокую изгородь и пробрался к дому, хоронясь в тени деревьев. Прижимаясь спиной к бревенчатой стене, подошёл к освещённому окну и заглянул внутрь. Матери он не заметил, но за столом сидел немецкий офицер, вероятно, из расквартированных.
Пашка подождал несколько минут, соображая, что делать дальше. Войти в дом он не решился. Конечно, неплохо было и с матерью увидеться… С другой стороны, его визит может неизвестно чем закончиться. Слишком много сил он потратил за последние несколько месяцев и с офицером он теперь вряд ли в состоянии справится. Да и матери не поздоровится, если с квартирантом что-нибудь случится. Нет, не для этого Пашка пробирался сюда столько времени. Нужно собрать всё необходимое, запастись