страшные тридцатые...

Брата моего, Мордехайчика, забрали. Пидарасы антисемитские! А ведь он даже не еврей был, чистокровный русский. Мамаша покойная от русского его прижила, от законного мужа. Из инженеров каких-то, не знаю, что там случилось, в первые же дни революции повесили его на хуй за хуй. Скорее всего, просто за то, что русский и инженер. Русским полагалось быть только тупыми ебанаными крестьянами. А этот, чмо наглое... Ну, наша русская мамаша-держиморда хитрожопая, и решила сынишку сразу переназвать, чтобы, значит, быть в тренде, как нынче пишут в «Русском Монреальце» в статьях про новинки в «Секс-шопе Шереметевых».

И знаешь, поначалу работало!

Братяня, бедняга, сам поверил в собственную неуязвимость. Он так мне и говорил:

− Мы, брателло, - говорил он мне.
− Построили новую великую Хазарию, - говорил он мне.
− Новый Хазарский каганат, великую еврейскую страну, - говорил он.
− С кочевыми мобильными вооруженными силами, - говорил он.
− Все как тогда, - говорил он.
− И вообще, ты слышал, что наши люди Рокфеллеры, - говорил он.
− Все европейские королевские семьи на хую вертят? - говорил он.
− Я тебя умоляю, - говорил он.

Я, конечно, записывал. Во-первых, следствию пригодилось, когда брат оказался вражиной ебаной, во-вторых, подарил потом блокнотик Левке Гумилеву. Был такой задохлик из студентов, в лагере, - нет, уже не в пионерском, - а я там как раз сражался с гитлеровской оккупацией. Тыл, он ведь поважнее фронта! Ну, я задохлика заприметил, из жалости с ним блокнотиком поделился, он потом, слышал, поднялся на записках этих. А мне чего, мне не жалко!

… в общем, переоценил братюня влияние Хазарского каганата на интеллектуальный ди-с—ку-р-с новой, советской, власти. Когда за ним пришли, обосрался даже! Стоит такой, трясется, - говно по штанине течет - и кричит мне:

− Леня, Леня, - кричит он.

.. что? А, нет, не Лёня. Именно через «е». Леня. В честь Ленина. Не перебивай, ебыть. Привыкли в Рашке свеой ебаной собеседника перебивать... О чем я? А, брат. Хотя какой брат, изменник, сука.

− Леня, Леня, - кричит.
− Защити меня, стреляй в них, - кричит.
− Брат, братишка, - кричит.

Тут я выхожу. В кальсонах, с зубной щеткой за щекой, с «Капиталом» под мышкой.

− Кто вы, гражданин, такой? - говорю.
− Я Вас не знаю, - говорю.
− Как же... бра... брат я тебе, - говорит он.
− Враги социалистического строя мне никак не братья, - говорю я.
− Извольте, гражданин, покинуть помещение, - говорю я.
− Знать вас не знаю, - говорю я.

Тут он весь обмяк, замолк, и дал себя увести. Только, обернувшись, глянул на меня глазами. Такими... Дай еще закурить, сынок.

… В общем, остался я круглый сирота. Ну, не считая двух деток, которых отобрал у меня режим, но об этом позже. 30-е годы, сгущаются тучи над страной. Идеалы на хуй преданы. Ебанный тиран Сталин разгромил всех Светлых Большевиков. Как пел очень Светлый человек, дай бог ему светлой памяти, наш паренек, Володя Высоцкий:

− Жираф большоооооой, ему видней.

Ну, ты же понимаешь, что Володя имел в виду именно это, на хуй. Ты вообще, следи за базаром, по контексту. Мы, дети революции, умеем читать между строк. Это и в интимном проявляется. Баба говорит «хочу мол прогуляться», а ты ей пизду в кусты и быка на рога. Только так, сынок, а не иначе! По-другому мы бы царизм не свалили, хоть он блядь и был на глиняных ногах, и Днепрогэс не построили.

Так вот, о детях. На заводе, рабфаке, где я учился с будущим великим советским писателем Вильямом Козловым, - он как раз учился читать и застрял на букве «д», - познакомился я с Варькой Заднепроходцевой.

Вообще, звали ее Циля Ривович, но, как я говорил, обстановка была сложной.

Держиморды, шовинисты всех мастей, недобитые нами в солнечные 20-ее годы, при сраном тиране Джугашвили подняли свои немытые вшивые головы. Потому Варя на всякий случай написалась Заднепроходцевой. И стал я за ней ухаживать. Как сейчас помню, вышли из столовой — а компот, компот, ах, какой компот был на вкус 70 лет назад, не то, что это нынешнее говно! - и я говорю ей так:

− Пошли Варька диалектмат учить ко мне в общагу, - говорю.

А она мне:

− Лучше давай погуляем.

Ага, думаю, как же.

− Пизду в кусты и быка на рога! - сказал я.

Взял за руку и повел.

Пошли в рощу за фабрикой, там я ей все и рассказал, про весь свой путь, от борьбы с царизмом и до... Ну, после того, как трахнул. Она, конечно, не хотела и сопротивлялась для виду, но я спросил ее — ты блядь товарищ или не товарищ. И она была вынуждена согласиться. Тем более, что я был большевик со стажем и, как и она, не любил царизм и верил в идеалы Ленина. Лежим, короче, балдеем. Я палец в рот суну, помокрю, потом между ног ей тереблю. Удовлетворяю, значит, потребность товарища женщины в физиологической разрядке. А тут и сирена фабричная! Хорош, мол, хуи пинать, рабочие.

По пути к заводу обратно Варька и родила мне двух сыновей. Митьку и Витьку.

Только недолгое было у нас с Варюшей семейное счастье. Только успели мы с ней прочитать «Порт-Артур» писателя Новикова-Прибоя да заприметить подающего надежды выдающегося молодого писателя Бакланова, - в свободное от политзанятий и завода время, - как грянул гром и над нашей головой.

Разоблачили мою Вареньку в ходе антисемитских сталинских процессов!

Как сейчас помню, стоит она на помосте перед рабочим коллективом, ломает руки себе. Плачет, бьет в грудь, просит оказать доверие, объясняет, что не со зла, и мол муж за нее готов поручить... Тут и я не выдержал, встал.

− Что же ты пизда сионистская гонишь?! - говорю.
− Какая ты мне на хуй жена?! - говорю так.
− Так, в пизду макнул, через ухо вынул, - говорю.

Выскочил на сцену, рубашку себе порвал. Пою:

− Я спросил, у ясеня, - пою.
− Где моя любимая, - пою.
− Ясень же ответил мне, - пою.
− Была тебе любимая, - пою.
− А теперь блядь враг! - пою.

Тут ребята мне овацию устроили. Песенку кстати я эту позже записал и подарил одному режиссеру из наших. Эльдарчику. Из наших, из ущемленных царизмом меньшинств. Татарчонок. Фильмы он потом снимал с Лиечкой Ахиджаковой. Ну, с той все понятно. Они еще письмо подписали, так называемое письмо 21-го. Почему 21-го? Да приколу ради, когда писали, решили померить, у кого хуй больше. Были все наши, ни одного великодержавного уебка с их аномалиями, поэтому самый большой оказался 12 см. Ну, это совсем неловко. Цифру переставили, получилось - «письмо 21-го». Да, при Бате, при Ельцине. Хорошее письмо, боевое. Сразу видно, поколение нашей закалки. Просили подавить черносотенные выступления ебучих держиморд, возомнивших, что после крушения оков СССР возможен возврат к тирании так называемого «избранного народа». Не, ты антисемит чо ли ебаный? Это в смысле русские уебки! Ладно, уболтал. Дай еще одну деду курнуть...

… в общем, аплодируют мне, а я стою, красный весь, и