Шел второй месяц моего обучения, если можно так выразиться. Мы путешествовали по городу. Ночевали, где придется. Спали на роскошных диванах в мебельных магазинах, на скамейках в скверах, в сокольниках на траве. Один раз мы даже провели ночь на арене цирка. Запомнился запах лошадиного пота. Мы не в чем не нуждались. Просто брали то, что было необходимо. Коммунизм!
Мое тело изменилось в лучшую сторону. Я стал неутомимым и сильным. В день мы преодолевали расстояния километров по сорок - пятьдесят. Я выбросил очки. Зрение стало исключительно острым. Я стал видеть раз в пять дальше нормального человека. Практически перестал мерзнуть.
Внешне Жора напоминал артиста Золотухина в зрелые годы. Он предпочитал ходить босиком, голым по пояс с маленьким рюкзачком. Из одежды признавал только шорты, меняя их время от времени. Многие так ходят в Таиланде или на Гоа. Жора был молчуном. За все это время он сказал не более десятка фраз. На все мои многочисленные вопросы отвечал тихим хихиканьем. Поначалу это дико бесило. Но постепенно я привык, и практически перестал, о чем-либо спрашивать.

- Я называю это искусством маскировки. Ты напрасно путаешь меня с человеком-невидимкой. Мы другие. Ты такой же, как я. На самом деле, при желании, нас может увидеть практически любой. Просто нужно уметь правильно наблюдать. Но искусство наблюдения это уже другая тема.
Мы сидели на зеленом холме на Воробьевых горах. Была прекрасная погода и вокруг слонялось множество гуляющих. Нас, естественно, не замечали. Я не стал показывать своего изумления, а решил воспользоваться внезапным приступом разговорчивости учителя. И задал вопрос, который, на самом деле, интересовал меня постольку поскольку.
- А как давно у тебя возникло ЭТО?
Как ни странно, он ответил.
- Мой дар стал проявляться лет с восьми, но осознал я его в тринадцать. Шел урок математики в шестом классе. Помню как сейчас. Не выполнил домашнее задание. Очень не хотелось, чтобы вызвали к доске. Соседка по парте заболела, я сидел один. Положив голову на столешницу, я пытался заснуть. В итоге не заснул, а замаскировался. Меня не вызвали, и поставили прогул. Мои друзья прошли на перемену мимо, не обратив внимания. Пустое место. С этого момента я стал постепенно уходить из старой жизни. Я заставил родителей перевести меня в другую школу, где я стал самым незаметным учеником. Старых друзей избегал, и они вскоре позабыли меня. Новых приятелей я сознательно не заводил. До самого окончания школы меня НИ РАЗУ не вызвали к доске. Я исправно писал контрольные, и сдавал тетрадки на проверку. Только тройки. Посредственно. Видел бы ты мой аттестат, залюбуешься! Дома я уничтожил все свои фотографии. Паспорта предков и свое свидетельство о рождении я сжег. Проникнув в ЗАГС и Паспортный стол, уничтожил все документальные подтверждения своего существования. Нет бумажки - нет человека. Мне было семнадцать, когда я ушел окончательно. Пару дней я понаблюдал за предками. Никто не бил тревогу. Родители жили своей жизнью. Без меня.
Я слушал, открыв рот.
- Вот ты совершенно правильно поступил, расставшись с материальным балластом в виде вещей и денег…
Мне стало стыдно. У меня был номерной депозит, на котором числилась кругленькая сумма. Я покраснел, и нащупал в трусах квадратик картона с номерами. Номера были длинными, запомнить нереально.
- Для того, чтобы встать на путь самосовершенствования, вовсе не обязательно питаться отбросами и трахать вонючих мокрощелок.
Мы пили из бутылок массандровскую мадеру. На закуску были фрукты, французские сыры и свежая чиабатта с хрустящей корочкой.
- Твое отречение от старого мира произошло с некоторым пафосом, но в принципе, заслуживает определенного уважения.
Он выплюнул виноградные косточки, откусил кусок камамбера, и с набитым ртом продолжил:
- Что касается твоего депозита, можешь расслабиться. Я подменил твою записку еще пару недель назад. Выбросил, на хер.
Я опять покраснел. Достал картонку, изорвал в клочки, и пустил по ветру.
- А много еще, таких как мы? – спросил я.
- Я знаю только двух. Себя, - он немного помедлил, - Ну, и тебя.
- А почему ты мне ничего не объясняешь?
Жора посмотрел на меня как на умалишенного.
- А разве тебе, для обучения требуются какие-то объяснения?
Я пожал плечами.
- Почему бы и нет.
- Все необходимые объяснения и разъяснения ты получишь в свое время, если потребуется. А лишнее сотрясание воздуха, - это не по мне.
Он поднялся и начал спускаться к тропинке вниз. Я последовал за ним.

«…зараза из Америки транзитом через Европу добралась до Азии. Свиной грипп…»
Был конец дня. Мы сидели в летнем кафе, пили кофе, и смотрели новости по телевизору. Учитель обожал кофе, а я пил просто за компанию.
- Сегодня мы будем развлекаться, - внезапно заявил Жора.
Я чуть не поперхнулся.
- Как это?
- Увидишь.
Мы допили кофе и пошли. Жора остановился около стеклянного офисного здания. На первом этаже располагался банк.
- Жди меня здесь, - сказал он, и шмыгнул в раздвижные двери вслед за клерком с модным портфелем.
Я смотрел на входящих и выходящих людей. Некоторые из мужчин напоминали меня прежнего.
«Какие же они все убогие» - думал я.
Жора появился минут через пять. Он держал в руках два больших брезентовых инкассаторских мешка. Мешки были запломбированы. Он вручил мне один. Весил мешок килограмм пятнадцать.
- Пошли.
Он устремился в подземный переход к станции метро. Иногда мы использовали подземку для передвижения. Было забавно смотреть, как толпа обтекает нас, образуя что-то вроде зоны отчуждения.
Мы вышли на станции «Театральная». Жора вел меня к большому театру. Давали «Иоланту». Мы, естественно, прошли без проблем. Было много иностранцев, и чопорных престарелых дам. Пахло дорогим парфюмом. Почтенная публика, мать ее.
Жора потащил меня по лестницам на галерку.
На галерке были свободные места. Мы не стали садиться, а встали, облокотившись на перила. Сверху хорошо обозревался весь зал. Был почти аншлаг. Помпезный интерьер наводил скуку. Свет потух. Поднялся занавес, и спектакль начался.
- Я ненавижу оперу, - прошептал я в ухо учителю.
Он лишь отмахнулся.
Минут десять мы просто, стояли и слушали музыку. Началось ариозо Иоланты. Пела полная тетка под пятьдесят. Жора толкнул меня в бок, и стал срывать пломбу с мешка. Пачки новых тысячных и пяти тысячных купюр предстали перед глазами. В моем мешке оказались доллары. Все банкноты были новые, и пахли сладкой типографской краской. Жора стал рвать банковские упаковки, превращая тугие пачки в россыпь. Я последовал его примеру.
- Будем играть в сеятелей! - сказал учитель, и бросил в зал первую порцию пятитысячных. Я не глядя сунул руку в мешок, схватил жмень зеленых бумажек и кинул вниз.
- Не жадничай! – хохотнул он, бросая новую порцию банкнот.
Мы устроили настоящий денежный дождь. В партере стало твориться невообразимое. Зрители сорвались со своих мест, и началась куча-мала. Какое-то время певица еще пела. А потом включили свет, и действие прекратилось. Музыка захлебнулась.