На следующее же утро после моего дебюта ф качестве аццково пиротехнега тётко, скрипя зубаме на всю абщагу, всё же переброла в себе мощное желание фтихушу сбросить меня с балкона четырнадцатого этажа и просто отвезла меня на автовокзал, где посадила на прямой автобус до бапкиной деревни, даже не забыв покормить перед отправкой. Хуле, добрейшей души чилавек… на её месте я бы за такие приколы меня под колесо автобуса в связанном виде подсунул и съебался па-быстрому, пака не видит никто…


Я же, до ахуения щастливый от того, что вапреки всем законам естественного атбора до сих пор жыв, пару раз смачно наебнувшись через пассажирские баулы, всё же пробралсо на свое место ф центре автобуса и приступил к процедуре фтыкания в заоконный пейзаж, в который органично вплелась и тётко, в глазах которой явственно читалсо ужос перед тем фактом, што «аццкий сотонёнок» всё ещо может передумать и никуда не поехать. Когда автобус всё же тронулсо, тётко неверяще перекрестилась и чуть ли не вприпрыжку ломанулась к ближайшей аптеке за валерьянкой, но, замерев на пару секунд, развернулась и исчезла в дверях ближайшей рюмочной, где вавсю продавале успокоительное беспезды более мощного уровня.


Повтыкав в окно паложенное время (то исть пака не заибалсо), я отвернул бестолковку от окна и обнаружил странную картину: несмотря на то, что свободных мест в автобусе было с гулькин хуй, ближайшие пару рядов кресел вокруг меня перманентно пустовале, а пассажиры сидели на оставшихся местах чуть ли не на головах друг у друга и старательно ат меня отворачивалесь. Подключив к делу дремавшие до этово момента скрытые резервы мозга, я всё же понял, что во всём винват этот йобаный запах голубей, к которому сам я уже принюхалсо и перестал замечать (а хуле, без падключения резервов мой моск в те времена был способен на генерацию только основных команд: спать, жрать, срать. Не то что теперь, когда во главе списка появилась валшэбная команда «дрочить»…).


В общем, все четыре часа путешествия до деревни прошли без приключений, если конечно не считать нескольких остановок, во время которых весь автобус дружно выбегал блевануть, и открытых всю дорогу, несмотря на нихуя не жаркую погоду, окон. В итоге, когда я наконец-то сошёл на своей остановке, старенький «Икарус» ебанул от меня с таким ускорением, что «Формула-1» по сравнению с ним выглядит жалкиме черепашьими бегами, и только периодическое его подпрыгивание от дружного «А-апчхи» не давало ему разогнаццо ещё больше (А нехуй с открытыми окнами осенью ездить).


Проводив дымящий болид взглядом, я поднял с земли свой рюкзак, вздохнул, и посвистывая двинулся в сторону бапкиново дома, предвкушая радостную встречу. А хуле, целых полтора месяца с каникул прошло, па-любому соскучились наверно уже… Когда до дома оставалось каких-то жалких двадцать метров, на крыльцо вдрук вышла сама бапка с целой гроздью пустых трехлитровых банок в руках. Увидев крадущийся кустаме силуэт, бапка неверяще замерла и близоруко прищурилась, после чево со словаме «Ох ты батюшки…» развернулась в прыжке и шустро скрылась внутри дома, откуда через пару секунд раздалесь стеклянный грохот и громкие матюки.


«Блять, спалилсо…» - пронеслось в маей галаве - «теперь точно ружьё успеет спрятать…». Обломавшысь таким попадосом, я отработанным жестом заебошил ставший вдруг тяжёлым рюкзак в сторону садовой беседки, откуда сразу же раздалось ахуевшее кудахтанье, и, сунув руки в карманы, двинулся в сторону дома уже не скрываясь.


В доме царил хаос… В сенях по всему полу валялись осколки банок, а бабка с дедом метались по дому, собирая в тюки все хрупкие и более-менее ценные вещи, не забывая при этом причитать и материццо. Сидевший до этого на окне и с интересом наблюдавший за суетой кот, увидев меня, выпучил глаза, и, мяукнув што-то типа «Бля-я-я-у…», упал с подоконнега на пол и на всякий случай притворилсо мёртвым. Полежав так с полминуты и поняв, что мимикрия дала сбой и он всё же успел обратить на себя моё внимание, кот подорвалсо и заранее отработанным маршрутом всё же успел съебаццо в свою любимую нычку за русской печью. Я кстате, до сих пор подозреваю, што там у него каг слецтвие общения со мной на самый крайний случай па-любому были заныканы нибальшая такая табуреточка и верёвочка с мылом, но до этого, слава кошачьим богам, дело так никогда и не дошло.


Вопреки ожиданиям, первая неделя моего пребывания в деревне не принесла никаких тотальных разрушений, и даже дед стал потихоньку оттаивать, простил мне своё старое ружьё и даже пару раз заикнулсо о совместном со мной походе на охоту. Может быть, мы даже на неё и сходили бы, если бы в один прекрасный момент мой пытливый не по годам (читай: йобнутый) моск не сгенерировал аццкий вопрос: почему бапка до сих пор доит корову вручную, если, блять, весь цивилизованный мир уже давно перешол на машинную дойку?


После инвентаризации имеющихся в наличии производственных мощностей, в мои аццкие ручонки путём несложных манипуляций перекочевале: ручная помпа для откачки весенней воды из подпола, какой-то шланг, выдранный из дедовского «УАЗика», два мотка изоленты и пластиковый пакет. И вот, дождавшись, когда бабка с дедом немного ослабили бдительность и отвлеклись, я достал из кустов приготовленные девайсы и пробрался в хлев, где и приступил к сооружению мегамашыны.


Когда шланг с помощью изоленты был одним концом прихуячен к помпе, наступила самая сложная часть плана: второй конец шланга следовало подключить к бурёнке, и только тогда уже приступать к высокотехнологической дойке. Но едва я сделал первый виток вокруг шланга и пакета на вымени, как тут же получил нехуйовую подачу копытом в тушку и отправился в валшебный полёт по хлеву, растеряв по пути и все запчасти, и весь свой боевой пыл рационализатора.


К сожалению, полет оказалсо савсем недолгим, и закончилсо банальным ударом маей многострадальной бестолковки об заныканное с неизвестной целью в копне сена здоровенное эмалированное ведро. Правда, вместо ожидаемого «Бумс» раздался какой-то стеклянный звон, после чего я поднялся, сделал несколько нетвердых шагов и позорно вырубился на несколько секунд.


Когда я пришёл в себя, первым, что я увидел, был дед, который держал в руках то самое ведро, из которого медленно доставал горлышко заначенной там бутыли самогона. Уже на десятом сантиметре горлышка становилось видно, что ниже бутылка отсутствует, да и разливавшийся по хлеву запах говорил сам за себя… Дед переводил взгляд с горлышка на вмятину на ведре, с вмятины - на корову, которая всё ещё пыталась по лестнице съебаццо от меня на сеновал, с коровы на меня, а с меня - опять на горлышко… Где-то на пятом цикле он всё-таке отлип, отпустил горлышко назад в ведро и принялсо шарить освободившейся рукой по стене, всё ближе подбираясь к стоящим там вилам.


… Съёбывая огородаме, я вдруг осознал, что теперь прекрасно понимаю фашистов, которые когда-то давно в своё время точно таг же съёбывале от моего деда, и совершенно не к месту вдруг испытал за него ахуенную