А однажды Семеныча с работы уволили. Я хуйивознает, что нужно такого натворить человеку, чтобы его уволили с должности лаборанта-уборщика крысиных клеток с надписью «патамушта далбайоп» в трудовой книжке, но Семёныч с этим удачно справился. Наверно секретный способ какой знает.

Выебав за неделю мозг абсолютно всех жителей квартиры, Семеныч в конце концов был схвачен, отхуячен и ткнут своим кривым носом в газету «Из рук в руки», за которой чуть ли не в тапках сбегал через полгорода особо заебавшийся сосед. И наступило небольшое затишье, периодически прерываемое Семенычевыми разговорами по телефону. Начинались они обычно весьма радужно, с «Фдрафтвуйте, э-э-э… я вот тут нафщот работы…», но заканчивались почему-то каждый раз фразой «Э-э-э… как это пафол нахуй? Ифвините…». Хуле, Семеныч был гением общения…

И вдруг в один прекрасный день случилось Чудо. Начинался он правда как обычно: Семеныч, уткнувшись своим таблом в уже ставший ему родным таблоид, водил пальцем по уже изрядно размочаленным страницам и о чем-то вполголоса фырчал. Остановившись на одном из немногих оставшихся незачёркнутыми объявлений, Семеныч привычным движением поднял трубку и не глядя набрал номер. Прошамкаф стандартное приветствие и ответив на последовавшие вопросы, Семеныч уже приготовился повесить трубку, не дослушав традиционного совета касательно направления ходьбы, но вместо этого вдруг вскочил и заорал: «К дефяти?! МОГУ-У-У-У!!!»

Пиздец. От Семенычевского крика в округе (километров пять в радиусе, не меньше) с деревьев осыпались все вороны, обосрались все дети до тридцати лет включительно, а известный рецидивист Зелепукин так вообще: уверовал в Бога, раздал все награбленное бедным и ушёл в монастырь. И ниибёт, что в женский и только на одну ночь. Главное – ушёл. Про нас, соседей, и говорить нехуй – способность двигаться вернулась только минут через сорок, а выйти из укрытий мы рискнули только через час. И то не все, а только самые, сцуко, к Семенычевским заебонам привыкшие. А Семеныч так и стоял в коридоре с трубкой в руках, лишь иногда падая на колени, чтобы поцеловать её. По щекам Семеныча текли скупые мужские сопли, он как заведенный кивал головой и всё время повторял, как ебанутый, свою свежевыученную мантру: «К дефяти? Могу!», «К дефяти? Могу-у!»… Хороший удар первым попавшимся под руку табуретом в то место, где теоретически мог бы находиться мозг Семеныча, немного привёл его в чувство, но трубку из его рук мы смогли извлечь только еще минут через десять. А полностью в себя Семеныч пришёл вообще лишь ближе к полуночи, когда все уже легли спать, до того времени так и простояв неподвижно посреди коридора и не обращая никакого внимания на наши вопросы.

С утра Семеныч одел свой невъебенный полосатый костюм, привычно соскреб себе пол-лица бритвой, налепил на него кусочков бумаги, и надушившись своим любимым одеколоном (хуйевознает, откуда он его брал – подозреваю, что по блату на Лысой Горе варили), вприпрыжку ускакал на свидание с новой работой. Квартира замерла в ожидании… О том, что Семеныча приняли, мы узнали, когда он был ещё километра за три от дома. Я и не подозревал, что он может так громко радоваться. Правда крики его иногда прерывались звуками звонких поджопников – хуле, не все граждане были готовы разделить с ним радость, но до дома Семеныч добрался в относительной целостности. Вот только о том, куда же все-таки взяли работать Семеныча, сразу узнать не удалось. Потому что Семеныч купил целый литр водки, чтобы отпраздновать знаменательное событие и благополучно заснул после второй же рюмки, смачно наебнувшись и без того не фотомодельным личиком в миску с кошачьими консервами на полу. Все попытки привести его в чувство наверное так бы и остались безрезультатными, если бы местный любимец Барсик по счастливой случайности не зашёл бы на кухню и не увидел, что Семеныч сделал с его ужином.

С трудом закрыв в ванной Барсика, который рвал на груди шерсть и настойчиво порывался добить Семеныча, мы кое-как сняли пострадавшего с подоконника и парой пинков вернули его к действительности. И наконец-таки узнали, что Семеныч отныне – ниибаццо «Де-зын-сек-тор, ик, йопта!». Клоподав то есть профессиональный. В душе не ебу, чем они там руководствовались, когда его принимали – может посчитали, что все кровососы и мелкие грызуны в местах обработки совершат массовый суицид от одного его только вида, а может и в запахе одеколона что-нибудь родное учуяли – но факт оставался фактом: всем мелким паразитам города походу пришёл пиздец. Как и некоторой части самого города.

На следующее утро Семеныча провожали всей квартирой, чуть ли не со слезами на глазах. Правда с ритуальным поджопником и без оркестра, но торжественности от этого не убавилось. Вечером герой блошино-мышиных войн вернулся домой в пиздец каком гордом расположении духа, в новеньком комбинезоне цвета псилоцибиновой галлюцинации и в …респираторе на полъеблища, который отказался снимать с головы даже под угрозой незамедлительных пыток с применением паяльника. Так и ходил по квартире до самой ночи как Гордон Фримен после контузии, доводя до обморока залетевших на огонек мотыльков и периодически втыкаясь еблом в углы и косяки из-за запотевших стекол. Хорошо, хоть Барсик этого не видел ввиду временной командировки на свои кошачьи блядки…

Вернувшись на следующий день домой после беспезды тяжелого трудового дня, я неожиданно для себя обнаружил, что в квартире воняет какой-то хуйнёй, а Семеныч уже вернулся с подвигов и с загадочным видом найобывает пельмени на кухне, периодически оттягивая респиратор, чтобы закинуть в рот очередную порцию. Решив, что на сегодня моим нервам и так досталось, я не стал ждать, когда Семеныча посетит какой-нибудь очередной заеб, и, заточив по-быстрому пару бутеров, отправился спать. Наивный, от Семенычевской кармы под одеялом спрятаться решил… Началось всё с того, что стены моей комнаты начали как-то странно изгибаться и что-то мне нашептывать. Потом из-под кровати в обнимку вышли два зелёных мышонка и, немного подергавшись на полу, как-то неожиданно сдохли. Я заподозрил неладное и хотел уже подняться, но тело почему-то перестало меня слушаться, а потом в комнату зашла пара коней, которых мне в ближайшее время предстояло двинуть, и я отрубился.

…Очнулся я оттого, что мне было просто песдец как холодно, аццки болела голова, а в коридоре к тому же кого-то жёстко пиздили. Я даже задумываться не стал – кого, я это и без всяких задумываний знал. С трудом поднявшись с кровати, я обнаружил, что окно в моей комнате почему-то раскрыто настежь, а поменявшие цвет на привычно серый мышата так и лежат на полу ниибаццо мертвыми, и вышел в коридор. Ну точно - так я и знал. По коридору туда-сюда летал Семеныч, а соседи ловко подправляли траекторию его полета при помощи метких пиздюлин, особо не вслушиваясь в его отмазы. «Орлята учатся летать», ебать-копать. Вложив свои пять копеек в дело становления Семеныча на крыло (я уже чувствовал, что опиздюливается он не зря), я с трудом поинтересовался: «А что тут спцтвнно,