Только на великие церковные праздники могилы откапываем, дедовские старые кости гложем.

– Мило, очень мило! Le Grand Paranoiaque? – господин с товарищами удивленно переглянулись, – Так Вы, милейший, при всем при этом еще и христианин, что ли? И в церковь ходите?

– А как же! – Иванушка грудь гордо выпятил, – Православный я! Правда, в церковь мы не ходим. Нету у нас церкви. Тринадцать лет назад над деревней дождь из слизи прошел, иконы все кровавыми слезами плакать начали, почернели и осыпались, а батюшка наш, отец Олексий, с ума спятил. Оклады, кресты, дароносицу и кадила, всю утварь церковную на пули богохульственно переплавил. Белую чистую рубаху надел, крест поцеловал и пошел по деревне с двух ливаливеров в людей добрых шмалять. Прости его господи, грешника безумного! Много душ невинных положил, пока пули не закончились, и мужики его не загрызли… А Степка-звонарь осиновым колом родителей своих и жену с детьми насмерть заколол. Сам себя в часовне живьем замуровал, в набат бил, криком страшным плакал и молился исступленно до самого последнего часа, пока церковь не застонала и сама собой под землю не ушла… нет, так-то у нас деревенька мирная и тихая, – поспешно добавил Иванушка, увидев взгляды ошалелые. Затем рубаху на груди задрал, – Хоть я и малец был, да батюшка-изверг и в меня пальнул. Хорошо, только слегка пулей зацепило. Царапинка малая, а шесть лет гноилась и ныла, вона шрам-то какой!

Тут господин копытный в лице переменился и дрожащей рукой на грудь Иванушкину показал, – Ч-ч-ч-что эт-то т-т-так-кое?!

– Где? – Иванушка не понял сначала, – Это крестик нательный, из отцовского черепа сам выгрыз… Ах, это! Не извольте беспокоиться, это уж давно. Тринадцать лет назад, когда всем миром колодец копали, нашли глубоко под землей катакомбы старые, а в них на стенах рисунки древние чудесные. Да так они нам понравились, что Егорка-моряк всем желающим татуировки сделал. А потом у всех на этом месте вот такая мясистая штука выросла…

Тут все присутствующие на пол повалились и затряслись в страхе великом. Начали вокруг обалдевшего Иванушки, смокингов не жалея, на брюхах ползать, лапти его, дорожной грязью заляпанные, целовать. Ползают и стонут – “Talmudi Adveniens Rex Orbis Terrarum… Князь… Князь пришел… Apocalypses…”

Испугался Иванушка не на шутку. Какой он князь? В роду у них только крепостные были. Да и фамилия у него не “Какализец” никакой, а Кафтанов. И где это видано, чтобы люди благородные перед крестьянином простым пресмыкались? Неправильно это! В общем, выбежал Иванушка из дома странного, от господ малахольных. Бог с ней, с ярмаркой, домой бы вернуться! А куда бежать? Ночь на дворе, а дороги он назад не помнит! Ломанулся через лес, от страха икая. Бежит, от каждой кочки шарахаясь, и молитвы беспрерывно читает. Вдруг как будто крылья черные перепончатые у Иванушки на спине выросли, подняли его над лесом и понесли, только ветер в харю бьет. Опомниться не успел, как опустили они его на ноги у самой околицы родной деревни. Иванушка глядь за спину – нету никаких крыльев, только рубаха на спине об ветки двумя широкими полосами порвана. Ишь как сила-то нечистая морочила-пугала!

Ноженьки у Иванушка от пережитого подкосились. Припал он щекой к родной березке, что у плетня росла. Ствол у березки чешуйчатый и осклизлый, под руками податливо извивается, ветки-щупальцы Иванушку нежно обнимают. Смотрит он на деревеньку свою родимую, на огни красные блуждающие, на столбы пламени между избами железными, на прудик с серой булькающей, и хорошо ему, по щекам слезы текут, а он их не стыдится и не вытирает.

Так и не попал в тот раз Иванушка на ярмарку. Зато рассказал землякам про места новые, про хоромы барские, про господ забавных. Да про то, как молитва и божье заступничество уберегли его от встречи с нечистой силой.

Очень рассказ его деревенскому люду понравился, особенно молодежи. Подумали всем миром, и решили Иванушку с тремя друзьями его закадычными (чтобы вчетвером не так страшно было) на коней посадить и в город отправить.

Хватит в скуке и глуши сидеть – настало время на людей посмотреть.

Себя показать.

udaff.com