Ведь я ее даже никогда не любил, до сих пор не мог понять, как у нас дело вообще дошло до свадьбы.
Я чувствовал, что начинаю замыкаться в себе. Хотелось всем и всегда говорить – идите нахуй. Во сне я часто вижу желтые облупившиеся стены палаты хосписа, потолок, от которого веет безнадежностью, обшарпанные деревянные оконные рамы. я не знаю, сколько смертей видели эти стены, и сколько увидят еще. Я не хочу умирать так, я кричу и просыпаюсь.
И еще мне вдруг подумалось, что было бы здорово жить на своем острове посреди океана. Сидеть на берегу перед лазурной водной гладью, за спиной бунгало, впереди – горизонт. Красное солнце лениво сваливется за край, окрашивая мир в багрянец. Времени нет. Боли нет. Заебись.



Август 2009. Москва

- добрый день! – не улыбаюсь. Мне похуй и неважно, любят меня или нет.
- добрый день! – секрекукла тоже не в настроении.
- я вчера приходил за путевкой, но чета не купил, а сегодня решился, - говорю, - куда мне пройти?
- секрекукла видимо очень хотела ответить, куда мне пойти, но сдержалась:
- проходите в кабинет номер 2.
- а я найду? – подъебываю ее.
- да, - отвечает, - один шаг прямо и в правую дверь.
За чудной дверью с номером 2 скрывался менеджер Анатолий. Профессионал своего дела, я и пернуть не успел, а он уже знал, что я хочу в Италию.
- проходите, присаживайтесь, - улыбается.
- нахуй условности! – рублю с плеча, - в чем подвох поездки в Рим?
- никаких подвохов! – улыбается еще сильнее, - самая выгодная поездка. Все охрененно, но главное, - наклоняется и заговорщически так понижает голос, - погружение в атмосферу.
- так давай же, каналья, - цитирую классика, - оформляй документы.
- стопицот чертей! – отвечает. Сразу видно, проходил школу манагеров, подстраивается шопесдец, и говорит на языке клиента.
- и это еще не все, - интригует.
- а что еще? – немного настораживаюсь.
- важное дополнение, - прищуривается, - если вам вдруг не понравится поездка…
Ну, думаю, сейчас расскажет, что бабки вернут. Уже решил, обязательно не понравится.
- … так вот, если вам не понравится поездка, то можете идти нахуй!
Концовка оказалась немного не такая, как я ожидал, но именно в тот момент я точно решил, что поеду.
- тогда пройдите в каморку в конце коридора для оформления всех документов.
- спасибо вам, - жму руку, почему-то хочется плюнуть в лицо, но сдерживаюсь, - спасибо. И, кстати, нет у вас случайно поездок на тропический остров посреди океана, чтоб бунгало было и никого вокруг, только лазурное море и багровое солнце на закате?
- хуйня какая-то, - с пониманием покивал головой Анатолий и я понял, что разговор окончен.
Десять шагов до каморки. Подумал, что надо бы позвонить Свете, сказать, что вот вернусь из Рима, тогда и пообедаем. Так подумал, что даже хуй встал.
Дергаю за ручку, открываю дверь. В помещении почему-то темно и перешептываются какие-то люди. Ну, думаю, невинная шалость, там или розыгрыш какой-то, наверное. Щас пукну в темноте, включится свет, а там друзья, родственники, и все поздравляют меня. Я даже задумался, может у меня день рождения какой или там поминки сегодня.
Ну хуле, действую по плану, захожу, пукаю. Света нет, оваций тоже. Вместо этого кто-то сбоку со словами «простите» вхуярил мне в шею шприц. Как вежливая пчела-переросток.
- щас блядь отправим его в Рим! – слышу в полузабытьи, - мобильник бери и деньги. Там ему без надобности, а мы вроде как взаймы берем.
- ага, один хуй оттуда не вернется…
Перед тем, как провалиться в забытье, еще успел подумать, что это и есть смерть, и что цветы в квартире никто не польет, да и Светку я больше не увижу, мою первую и похоже единственную любовь. Ту, которую я даже ни разу не поцеловал.



Секстилис 58 г.д.н.э.
Древний Рим

- очнулся похоже! – первое, что слышу. Башка гудит, как трансформаторная будка.
- ага, шевелится, - второй собеседник.
Пытаюсь пошевелиться – получается. Шевелюсь.
- слышь, а он шевелится! – нихуя, думаю, гении походу беседуют.
Шевелюсь еще, чтобы им было о чем поговорить. Да только не очень весело, все болит и песдетс.
- эй, ребята, - обращаюсь к собеседникам, - мне как-то нехорошо, есть водичка?
Один из них подошел и слегка поддал мне ногой по ребрам. Я замычал. Видимо мы не подружимся.
- пидары блядь! – говорю начистоту, меня уже разбирает злость, - вы не охуели?
Для них моя речь никакой смысловой нагрузки видимо не несет, но хоть не пинают больше. Пытаюсь подняться, вроде никто не препятствует. В глазах немного проясняется, навожу фокус – передо мной два чебурека, улыбаются и тыкают пальцем в меня.
- за родину! – говорю и тихонько так наотмашь бью одного по лицу. Он пытается неловко увернуться, ловит челюстью мой кулак, красиво заваливается, раскинув руки. Второй, падла, ловкий, ненавязчиво берет меня на удушающий.
Минут через пять, когда мне стало полегче дышать, начинаем вести диалог. Выясняю, что тип, который получил в челюсть – хозяин небольшого ООО «Патрициус и сыновья», основной род деятельности – поставка свежего мяса для гладиаторских боев, второй – рудиарий. Это тот чувак, который на арене выебал всех и завоевал свободу. Он стал тренером, наставляет молодых гладиаторов. А про себя я узнал, что я теперь раб и собственность Патрициуса, и что тридцать денариев на дороге не валяются, и что если я не буду выступать, меня забьют до смерти раскаленными плетьми. Видать Римский легион оказался коррумпированной структурой и капитан слегка подзаработал.
Началось самое трудное – научиться профессии гладиатора. Это тебе не бухгалтер блядь, тут голова на плечах нужна.
Минут через пятнадцать тренер сказал, что я готов и ниибет. Тогда мне впервые показалось, что мной не очень-то дорожат, и что тридцать денариев видимо не так и много.
Через час я уже сидел в подтрибунном помещении, где ожидают выхода на арену гладиаторы. И, хочу сказать вам, знатоки песдят, что гладиаторы не волнуются перед боем. Помещение пропердели насквозь, я и сам внес посильный вклад. Рядом со мной сидел грустный человек, и все повторял про себя, что обязательно станет чемпионом. Оказалось, его зовут Спартак.
- а меня называй тогда Крылья Советов! – ответил я ему.
Он видимо не оценил юмора, а я не оценил силу его удара. Однако таким обменом любезностями наше знакомство не закончилось.
- как тебя звать, раб? – спросил меня жирненький лысый красавец. Видимо конферансье.
- Геннадий! – ответил я, не поднимая головы, - хотя это слишком пафосно, давай лучше Гена, а еще лучше Чебурашка.
Мне показалось, что если Цезарь узнает, что я и есть Чебурашка, он сохранит мне жизнь.


Уже через час мы стояли на арене, хорошо хоть не лицом к лицу, а плечом к плечу. И только тогда я понял, что все мои знания про гладиаторов оказались хуйней. Меня нарядили секутором, дали щит и меч. Ну и наплечник нацепили.